Конечно, наушничество, доносительство, возведенные на уровень государственной политики, не могли не считаться злом. Но, с другой стороны, безопасность государства надежно охранялась, и за все тридцать лет правления Николая I возник лишь один значительный заговор, который властям удалось быстро раскрыть. Это был кружок, названный по имени организатора его М. В. Буташевича-Петрашевского (1821–1866) «Петрашевским». Участники нелегальных собраний обсуждали многие темы, в том числе и план: поднять крестьянское восстание, свергнуть царскую власть и установить «социальную республику».
Членов тайного общества арестовали в апреле 1849 года. По делу «петрашевцев» к следствию привлекли 123 человека, 21 из которых был приговорен к казни. Царь отменил смертный приговор. Участников сослали на разные сроки на каторгу в Сибирь. (Одним из обвиняемых по делу проходил Ф. М. Достоевский.)
Руководитель Третьего отделения Александр Бенкендорф пользовался неизменным расположением Царя, что выражалось в особых знаках внимания: в 1826 году он стал сенатором, в 1828 году произведен в генералы от кавалерии, в 1831 году назначен членом Государственного Совета, а в 1832 году ему был пожалован титул графа.
Когда в 1837 году Бенкендорф тяжело заболел, то Царская Семья окружила его необычным вниманием. Сам Император часами находился неотлучно при нем. За жизнь царского любимца переживали и простые люди, видевшие в графе, принимавшем в своем петербургском кабинете как именитых, так и безвестных просителей, бескорыстного защитника от произвола начальства. Бенкендорф выздоровел и верно прослужил «своему Государю» еще несколько лет. Скончался он в 1844 году.
В эпоху Николаевского царствования взошла звезда и еще одного известного государственного деятеля – графа С. С. Уварова (1786–1855). Это один из образованнейших людей своего времени, прекрасно владевший новыми и древними языками, интересовавшийся археологией, философией, историей. Из-под его пера вышел ряд научных работ.
В 1811–1822 годах Сергей Семенович Уваров занимал должность попечителя Петербургского учебного округа, в 1818 году стал президентом Российской Императорской академии наук и на этой должности оставался до самой смерти. Более пятнадцати лет, с 1833 по 1849 год, он являлся министром просвещения. За свои служебные заслуги министр получил редкое поощрение: в 1846 году ему был «высочайше пожалован» титул графа.
Уваров прекрасно понимал значение просвещения и образования и старался содействовать, с одной стороны, развитию начального образования среди населения, а с другой – превратить высшие учебные заведения – университеты – в действительно научные и просветительские центры.
К началу 30-х годов XIX века количество университетов было невелико. Они имелись в Петербурге, Москве (самый старый), в Казани, Гельсингфорсе (Хельсинки, Финляндия), Харькове, Дерпте (Тарту, Эстония), Вильно (Вильнюс, Литва), Варшаве. В 1834 году открылся университет в Киеве. Лучшие студенты обязательно посылались за счет государства за границу, главным образом в известнейшие университетские центры Германии, где продолжали обучение.
Самым крупным подобным учебным заведением был Московский университет, основанный еще М. В. Ломоносовым в 1755 году. В 1831 году здесь обучалось 814 студентов, или почти 30 % всего их числа по России. При университете имелся Благородный пансион с шестилетнем курсом обучения, куда принимались дети дворян, которые по окончании курса имели право поступать в университет. При университете существовал еще и особый Педагогический институт, готовивший учителей для школ и гимназий.
В 30–40-х годах XIX века в Московском университете обучались или преподавали видные ученые, составившие славу русской науки. В их числе и известнейшие историки: М. П. Погодин, Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев.
Однако деятельность С. С. Уварова в памяти потомков запечатлелась не конкретными служебными делами, а тем, что он сформулировал так называемую «теорию официальной народности», которую ненавистники Российского государства потом неизменно называли «реакционной». Собственно, никакой «теории» (стройной системы обобщающих положений) Сергей Уваров не создавал.
В 1832 году в циркуляре попечителям (начальникам) учебных округов министр высказал требование, чтобы подрастающее поколение обучалось в духе «православия, самодержавия, народности». Смысл наставления министра состоял в том, чтобы противопоставить модным теориям о «равенстве» и «свободе» особое понимание русской государственности, неповторимого духовного облика русской нации.
Еще раньше подобные же мысли высказал Николай I, вскоре после восшествия на Престол заявивший: «Говорят, что я – враг просвещения. Есть два просвещения: западное развращает их, я думаю, самих; совершенное просвещение должно быть основано на религии».
Эту задачу – ликвидацию невежества с одновременным формированием государственных духовно-нравственных принципов – и должен был решать С. С. Уваров.
Свое «деловое кредо» министр народного просвещения сформулировал вполне отчетливо: «Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднительном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система… Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно».
В уваровской формуле «Православие» олицетворяло мировоззрение, «Самодержавие» – форму государственного устройства. Понятие же «Народности» подчеркивало, что «Православие» и «Самодержавие» отвечали духу народа, его представлениям об устройстве страны и мира.
Соединение трех указанных явлений исторического бытия и создавало удивительный исторический феномен, называемый Россией. По сути дела, Уваров лишь призывал русских людей не превращаться в «умственных рабов» иностранных учений, уважать прошлое, дела предков и не забывать, что в Империи Двуглавого Орла слишком много неповторимого, своеобразного.
Собственно, «триада» являлась парафразом старого воинского призыва: «За Веру, Царя и Отечество!», с которым многие поколения русских воинов шли на поле брани, самоотверженно защищать Русь-Россию. И все. Увидеть в этом «реакцию» или «обскурантизм» могли лишь люди с неуемным буйством фантазии…
В самом начале Николай I заявил, что желает, чтобы жизнь в стране регулировалась законом. Это был, по его словам, «первый по важности предмет», на который он и «устремил все свое внимание». Он много слышал о произволе и лихоимстве в системе правосудия. Подобным порокам способствовало то, что законодательно-правовая база не была унифицировала; являлась сложной, запутанной и противоречивой.
В России в начале XIX века существовало огромное количество распоряжений, указов и других законодательных актов. Многие из них были изданы в такие давние времена, что об их существовании мало кто и знал. Предшествующий универсальный законодательный свод – Соборное Уложение – появился еще при Царе Алексее Михайловиче в 1649 году!
Николай I решил навести в этом важном деле порядок, проведя кодификацию (систематизацию) законодательства. Эту важную работу Монарх поручил в 1826 году М. М. Сперанскому, который с группой помощников к 1830 году осуществил Царский замысел.
В опубликованных объемных 45 томах было собрано 30 тысяч законов, появившихся в России со времен Соборного Уложения Царя Алексея Михайловича 1649 года. Сорокапятитомный труд получил название «Полного Собрания Законов Российской империи».
Это была первая часть задачи. Вторая же, не менее важная, состояла в том, чтобы из общей массы юридических актов отобрать лишь те, которые не потеряли свою силу и действовали на территории Империи к началу 30-х годов XIX века.
В 1832 году данное собрание нормативных актов было издано; оно насчитывало 15 томов и получило название «Свода Законов Российской империи». Его отпечатали большим тиражом и разослали во все концы Империи. Царь считал, что в каждом государственном учреждении (присутственном месте) должно находиться собрание государственных норм и правил.
Деятельность по кодификации законодательства протекала под постоянным контролем Николая I, который внимательно все читал и делал замечания. Он принял решение, что отныне все новые законы должны немедленно публиковаться как продолжение «Свода Законов»[74].
Николай Павлович с благодарностью оценивал работу Сперанского, высоко ставал незаурядный ум и деловые способности этого сановника. Когда тот умер в 1839 году, Император с грустью признавался барону М. А. Корфу: «Михаила Михайловича не все понимали и не все умели довольно ценить; и сперва я сам, может быть, больше всех был виноват против него в этом отношении. Мне столько было наговорено о его либеральных идеях; клевета коснулась его даже и по случаю 14-го декабря, но все обвинения рассыпались, как пыль».
Другая важная задача, вставшая сразу же по восшествии на Престол, касалась оздоровления государственных финансов. Еще во времена Екатерины II правительство начало в большом количестве выпускать в обращение бумажные деньги (ассигнации). Первоначально стоимость бумажных и серебряных денег была равнозначной. Но постепенно, по мере того как количество ассигнаций увеличивалось, их реальная стоимость стала падать.
К началу царствования Николая I один рубль ассигнациями стоил примерно четвертую часть серебряного рубля. Истинным бедствием при финансовых расчетах являлась произвольная оценка стоимости денег. Например, если крестьянин продавал на рынке овес и получал за него ассигнациями, скажем, по курсу 25 копеек серебром за пуд, то, покупая на том же рынке в лавке сукно, с него просили заплатить из расчета 30 копеек ассигнации за серебряный рубль.