Император Николай II и евреи — страница 44 из 61

тюремному заключению[242].

Безусловно, что откровения княгини Радзивилл не могут вызвать доверия у русских, знакомых с петербургским обществом эпохи двух последних царствований.

Княгиня Радзивилл, урожденная графиня Ржевуская, обосновалась в Петербурге около 1880 г., приехав из Берлина, где, как она говорила, поссорилась с Бисмарком. Она была хороша собой и склонна к интригам. По своему положению княгиня имела доступ ко двору, ее принимали в обществе, однако относились к ней с некоторой опаской, так как подозревали, что она – немецкая шпионка. Для всех, кто знал такого тонкого, умного и осторожного человека, каким был П. А. Черевин, бывший начальник дворцовой охраны при Императоре Александре III, представляется совершенно невозможным, что он мог передать княгине Радзивилл какие-либо секретные документы.

Генерал Оржевский, бывший в то время командиром особого корпуса жандармов, разумеется, имел прямой доступ к Императору на общем основании, как и все генералы и полковники русской армии, занимавшие должность не ниже командира полка. Совершенно не нужно было прибегать к помощи начальника дворцовой охраны, а тем более начальника личного конвоя, чтобы встретиться с Императором. Достаточно было лишь записаться на прием к Его Величеству, и аудиенция следовала в течение двух-трех дней или даже немедленно в неотложных случаях.

В последних годах XIX века стало известно, что в Германии княгиня Радзивилл выдала одну из своих дочерей, которой исполнилось 18 лет, замуж за князя Блюхера – богатейшего 70-летнего старика. Настороженное отношение к княгине Радзивилл со стороны петербургского общества возросло.

Перед трансваальской войной княгиня Радзивилл полностью исчезла с петербургского горизонта. Затем она появилась в Африке с Сесилем Родсом и даже сбежала вместе с ним на воздушном шаре из Блюмфонтейна (если не ошибаюсь), осажденного в тот момент бурами.

Вот почему тех, кто ее знал, совершенно не удивило появление в газете “Plain English” новости, что ее приговорили к тюремному заключению за фальсификацию подписи Сесиля Родса.

Эти чрезвычайно компрометирующие княгиню Радзивилл разоблачения, статья Бурцева, в которой последний отмечает, что «Рачковский не был в Париже в 1904-1905 гг.», новость, что уже в 1901 г. «Протоколы» были у Нилуса, который к концу того же года перевел их на русский язык и издал в 1902 г. в виде отдельной брошюры, – все это окончательно разрушило в глазах любого более-менее внимательного наблюдателя всю «истинность» сообщений о «Протоколах» как Люсьена Вольфа и других евреев, так и представителей их «христианского фронта».

В этих условиях в номере, последовавшем за вторым предупреждением г. Бурцеву[243], «Еврейская трибуна» опубликовала заглавную статью «Воспоминания о С. А. Нилусе и Протоколах Сиона», сопроводив ее следующим редакторским комментарием:

«Автор статьи о Нилусе и “Сионских протоколах” A. M. Дю Шайла – отставной подъесаул Войска Донского – прожил весь 1909 г. в Оптиной Пустыни, куда он отправился с целью изучения внутреннего быта Русской Церкви. В 1911 г. дю Шайла поступил в Петербургскую духовную академию, в которой прослушал четырехлетний курс. Написал несколько исследований на французском языке по истории русской культуры по славянским и церковным вопросам. С 1914 г. дю Шайла состоял на военной службе и был начальником передового перевозочного отряда при 101-й пехотной дивизии. В этом звании за непосредственное участие в боях был награжден Георгиевскими медалями всех 4 степеней. С декабря 1916 г. по август 1917 г. служил в 8-м броневом автомобильном дивизионе. Затем перешел на службу в Штаб 8-й Армии, где оставался до овладения Штабом большевиками. В 1918 г. поступил на службу в Штаб Донской Армии. С 1919 г. занимал последовательно должности штабного офицера для поручений по дипломатическим делам и начальника политической части».

После столь яркого представления г. дю Шайла в № 72 «Еврейской трибуны» была опубликована статья самого г. дю Шайла, в которой он писал: «В конце января 1909 г. движимый религиозным искательством, я по совету покойного Петербургского митрополита Антония поселился вблизи Оптиной Пустыни. Я познакомился с Сергеем Александровичем Нилусом... который показал мне однажды подлинную рукопись “Протоколов”. “Вот она, — сказал С. А. Нилус, — Хартия царствия антихристова”. Он раскрыл тетрадь.

На первой странице было заметно большое пятно – бледно-фиолетовое или голубое. У меня сложилось впечатление, что на нее была когда-то опрокинута чернильница, но чернила тотчас были смыты. Бумага была плотного качества и желтоватой окраски. Текст был написан по-французски разными почерками, как будто даже разными чернилами.

При чтении рукописи меня поразил ее язык. Были орфографические ошибки, но мало того, обороты были далеко не чисто французскими...

Я поинтересовался: неужели через госпожу К.[244] “Протоколы” дошли до С. А. Нилуса? “Да, — сказал Нилус, — госпожа К. долго жила за границей, именно во Франции; там, в Париже, получила она от одного русского general’a эту рукопись и передала мне. General’у этому прямо удалось вырвать ее из масонского архива”.

Я спросил, является ли тайной фамилия этого генерала.

“Нет, — ответил Нилус, — c’est le general Ratchkovsky. Хороший, деятельный человек, много сделавший в свое время, чтобы вырвать жало у врагов Христовых”.

Я спросил Нилуса, не являлся ли “генерал Рачковский начальником русской тайной полиции во Франции”.

Нилус был удивлен и даже как будто бы несколько недоволен заданным мною вопросом; он ответил неопределенно, но сильно подчеркнул, что Рачковский самоотверженно боролся с масонством и дьявольскими сектами.

Я открыто сказал ему, что... ни в каких мудрецов сионских я не верю.

... Как бы то ни было, когда С. А. Нилус явился в 1901-1902 гг. в Царское Село, он уже имел в руках “Протоколы”».

Воспоминания г. дю Шайла, очевидно, примиряют все неточности и противоречия.

Г-н дю Шайла подтверждает следующие факты:

1. «Протоколы» – это фальшивка: в рукописи «были орфографические ошибки, но мало того, обороты были далеко не чисто французскими».

2. «Протоколы» были созданы русской тайной полицией в лице Рачковского, что полностью соответствует заявлениям княгини Радзивилл и г-жи Херблат.

3. Нилус явился в Царское Село, уже имея в руках «Протоколы», что соответствует написанному самим Нилусом в своей книге.

4. «На первой странице» рукописи «Протоколов», которую г. дю Шайла видел у С. А. Нилуса, «было заметно большое пятно бледно-фиолетовое или голубое... Бумага была плотного качества и желтоватой окраски. Текст был написан по-французски разными почерками, как будто даже разными чернилами».

Другими словами, исходя из описания, которое дает г. дю Шайла, эта рукопись однозначно была той самой, какую видели княгиня Радзивилл и г-жа Херблат в Париже во время его составления.

Трудно представить, чтобы незнакомые между собой люди, живущие в разных полушариях (одни – в Америке, другие – во Франции), могли бы дать более схожее во внешних подробностях описание рукописи, которую одни видели 12, а другие – 17 лет назад. Таким образом, очевидно, что «Воспоминания» г. дю Шайла примиряют все показания о «Протоколах».

Так, по крайней мере, считали евреи, торжествовавшие тогда победу или делавшие вид, что они празднуют победу.

В следующем номере «Еврейской трибуны»[245] вышла заглавная статья, подписанная С. Л. Поляковым, без сомнения, евреем или, по крайней мере, преданным еврейским интересам христианином, под названием «Свет пролит. О “Воспоминаниях” г. А. дю Шайла».

В этой статье г. С. Л. Поляков писал: «“Воспоминания” г. дю Шайла о Нилусе, опубликованные в N° 72 “Еврейской трибуны”, примечательны во всех отношениях.

Во-первых, в них ощущается редкая искренность и простота; весь их тон гармоничен со всем, что мы знаем об их авторе. В Оптину <пустынь> его привели мировоззренческие взгляды и религиозные стремления. Лишь этого обстоятельства было бы достаточно для читателя, чтобы стать осторожнее, но по мере чтения рассказа г. дю Шайла доверие к нему растет... Ценность сведений, которые дает г. дю Шайла, заключается в следующем:

1. Нилус и его подруга г-жа К. ... сами подтверждают, что получили “Протоколы” от Рачковского; он передал рукопись г-же К. .

2. Доказано, что тетрадь желтоватой бумаги с большим чернильным голубым пятном на первой странице, которую видели княгиня Радзивилл и г-жа Херблат в Париже, – не миф, но реальность. Подтвердилось, что в этой тетради был текст “Протоколов”, написанных по-французски несколькими людьми, а также что Нилус считал ее оригиналом, выкраденным у “масонов” в Париже. В глазах Нилуса данная тетрадь являлась неопровержимым доказательством существования еврейского заговора. Именно эту тетрадь передал Рачковский Нилусу с помощью г-жи К. ...

3. Все это приводит нас к Головинскому, роль которого была разъяснена княгиней Радзивилл, чьи слова были подтверждены г-жой Херблат. По приказу Рачковского Головинский составлял “Протоколы” в Национальной библиотеке, которые, по его мнению, должны были однажды “перевернуть мир”; закончив свой “великолепный” труд, Головинский с гордостью показывал в салоне княгини Радзивилл свою рукопись – тетрадь желтоватой бумаги с голубым чернильным пятном на первой странице. Очевидно, что Головинский писал по-французски хуже, чем Босуе; г. дю Шайла действительно рассказывает, что от французского текста “Протоколов” у него, настоящего француза, сложилось впечатление, будто их написал иностранец, так как в тексте было слишком много нефранцузских оборотов.

С этого момента прекрасно известен дальнейший путь тетради с голубым чернильным пятном; Головинский, Рачковский, г-жа К., Нилус – все звенья на месте.