(Н. Соколов «Убийство Царский Семьи»).
Мельгунов слишком часто высказывает свои собственные взгляды.
Перед своим отъездом из Могилева Государь обратился к войскам со следующим прощальным словом:
«В последний раз обращаюсь к Вам, горячо любимые мной войска. После отречения Мною за себя и за сына Моего от Престола Российского, власть передана Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и Вам, доблестные войска, отстоять нашу родину от злого врага. В продолжении двух с половиной лет Вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.
Кто думает теперь о мире, кто желает его – тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же Ваш долг, защищайте доблестно нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному Правительству, слушайтесь Ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.
Твердо верю, что не угасла в Ваших сердцах беспредельная любовь к Нашей Великой Родине. Да благословит Вас Господь Бог и да ведет Вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».
Николай.
8-го Марта 1917 года.
Ставка.
Подписал: Начальник Штаба
Генерал Алексеев».
После того как Государь подписал это прощальное слово, Алексеев по прямому проводу счел необходимым протелеграфировать в Петроград. После этого в Ставке была получена телеграмма от Гучкова, как военного министра, с воспрещением распространять этот приказ и печатать его. Этому распоряжению подчинился сразу Алексеев, не подчиненный вообще военному министру, и таким образом о существовании прощального слова Государя к войскам не было известно даже некоторым командующим армиями.
Глава XXVI
Арест Государыни Корниловым. Приезд Государя в Царское. Издевательства охраны. Инструкция Корнилова. Поведение Великих князей во время революции. Керенский – тюремщик Царской Семьи. Алексеев – Верховный главнокомандующий. Увольнение Алексеева. Корнилов. Алексеев начальник штаба Керенского. Октябрь. Добровольческая армия. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства. Конец Штюрмера. Царская Семья в Тобольске. Отъезд в Екатеринбург. Государыня. Ее письма. «Дом особого назначения». Голгофа Царской Семьи. Убийство Царской Семьи. Планы Алексеева. Его смерть
Что же в это время происходило в Царском Селе? Императрица была арестована по распоряжению Временного правительства. Арестовал Государыню по распоряжению того же правительства вновь назначенный командующий Петроградским Военным Округом генерал Л. Корнилов. Об этом пишет очевидец, присутствовавший при аресте – поручик лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка, Константин Николаевич Кологривов. Он состоял тогда в Собственном Его Величества полку.
Привожу с некоторыми сокращениями его рассказ. «Между часом и двумя пополуночи наше внимание привлек необычный шум, происходивший в вестибюле, и вслед за тем нам сообщили, что приехали военный министр и главнокомандующий с какой-то депутацией и что наружные часовые, стоявшие у подъезда, не хотели их пустить во Дворец.
Когда я вошел в освещенный вестибюль, то увидел в нем главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала Корнилова, военного министра Временного Правительства Гучкова и группу приехавших с ними.
Корнилов и Гучков были с огромными красными бантами на груди…
Корнилов находился впереди всей группы, а Гучков все время держался несколько позади Корнилова, как-бы подталкивая его.
Я вошел в вестибюль как раз в то время, когда Корнилов громким голосом и в грубой форме потребовал видеть “бывшую Царицу”. Это были его подлинные слова.
На это ему сказали, что Ее Величество в столь поздний час, вероятно, уже почивает и что все дети больны. “Теперь не время спать”, – ответил Корнилов, “разбудите Ее”.
Государыня приказала ответить, что примет депутацию в Собственной Ее Величества гостиной, так называемой “Липовой”, куда и направились все приехавшие.
Я при этом приеме присутствовал.
Когда Корнилов, шедший впереди всей группы, вошел в гостиную, а Гучков приостановился на пороге, то как раз в эту минуту показалась из противоположной двери Императрица.
Она была в пеньюаре.
Подойдя к Корнилову и не подавая ему руки, Государыня спросила: “Что Вам нужно генерал?”
На это Корнилов вытянулся и затем в крайне почтительном тоне, что резко противоречило всей его предшествующей манере держать себя, прерывающимся голосом сказал: “Ваше Императорское Величество… Вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском… мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать… но для Вашей безопасности я принужден Вас”… и замялся.
На это Государыня, перебив его, сказала: “Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?” Тот смешался еще более и, наконец, пролепетал: “Так точно”.
“Больше ничего?” – спросила его Императрица. “Ничего”, – сказал Корнилов.
Государыня, не подавая ему руки, повернулась и удалилась в Свои покои.
Сцена эта произвела на всех нас присутствовавших – офицеров, дворцовую прислугу и солдат (внутренних часовых и казаков конвоя Его Величества) невыразимо тяжелое впечатление» («Арест Государыни Императрицы Алекс. Фед. и Авг. детей Их Величеств». К. Кологривов).
Дальше пишет Жильяр: «В 101/2 ч. утра (8/21 марта) Ее Величество зовет меня и говорит, что генерал Корнилов пришел сообщить Ей, что Государь и Она считаются арестованными и тот, кто не желает признать состояния ареста, должен покинуть дворец до четырех часов. Я ответил о своем решении остаться».
Боже, как стыдно читать эти строки! Швейцарец, республиканец по своим убеждениям, Жильяр добровольно идет на положение арестованного. А русские генералы Алексеев и Корнилов арестовывают по приказу какого-то правительства, которое всецело находится в руках социалистического сброда, Императора и Императрицу, этим предрекая Их на страшный конец! И Алексеев еще более виновен, чем Корнилов, так как всецело способствовал совершению переворота. И вопрос, что мог сделать Алексеев, поражает отсутствием какого-либо этнического элемента. Ответ один (я думаю, что военнослужащим любого ранга это должно быть само собой разумеющимся) – исполнить волю Монарха. Этого сделано не было. Было нарушение воли Монарха и, как следствие этого, гибель Империи.
Жильяр пишет дальше: «Государь возвращается завтра (9/22 марта), надо предупредить Алексея, необходимо все Ему сказать… Хотите вы это сделать? “Я пойду говорить с девочками”, – сказала мне Императрица.
Видно как сильно Она страдает при мысли о том горе, которое Она причинит больным Великим княжнам, сообщая об отречении Их Отца, – горе, которое может осложнить Их болезнь.
Я отправляюсь к Алексею Николаевичу и сообщаю Ему, что Государь приезжает завтра из Могилева и что Он туда больше не вернется.
“Почему?” – восклицает Цесаревич. “Потому что Ваш отец не желает больше быть Верховным главнокомандующим”.
Несколько времени спустя я прибавил:
“Знаете, Алексей Николаевич, Ваш Отец не желает больше быть Императором”.
“Как так? Почему?” – говорит Алексей Николаевич. Цесаревич посмотрел на меня с удивлением, стараясь прочесть на моем лице то, что происходит.
“Потому что Он очень утомлен и потому что у Него много затруднений за последнее время”.
“Ах да! Мама сказала мне, что Его поезд остановили, когда Он хотел приехать сюда. Но отец опять будет Императором впоследствии?”
Я объяснил ему…
“В таком случае, кто же будет Императором?” – cпросил Цесаревич.
“Не знаю, теперь никто”…
Ни слова о себе, ни единого намека на свои права как Наследника. Он сильно покраснел и взволновался… Еще раз я поражен скромностью этого ребенка, скромностью, которая равна его доброте» (Л. Жильяр «Царская Семья»).
О приезде Государя в Царское пишет Вырубова. «Я лежала еще больная в постели, доктор Боткин только что посетил меня, как дверь быстро отворилась и в комнату влетела Ден, вся раскрасневшаяся от волнения. “Он вернулся!” – воскликнула она, и запыхавшись начала мне описывать приезд Государя, без обычной охраны, но в сопровождении вооруженных солдат. Государыня находилась в это время у Алексея Николаевича. Когда мотор подъехал к дворцу, Она, по словам Ден, радостная выбежала навстречу Царю; как пятнадцатилетняя девочка, быстро спустилась с лестницы, бежала по длинным коридорам. В эту первую минуту радостного свидания, казалось, было позабыто все пережитое и неизвестное будущее… Но потом, как я впоследствии узнала, когда Их Величества остались одни, Государь, всеми оставленный и со всех сторон окруженный изменой, не мог не дать волю своему горю и своему волнению, – и как ребенок рыдал перед своей женой.
Только в 4 часа дня пришла Государыня, и я тотчас поняла по ее бледному лицу и сдержанному выражению все, что Она в эти часы вынесла. “Он теперь успокоился, – сказала Она, – и гуляет в саду; посмотри в окно! Она подвела меня к окну. Я никогда не забуду того, что увидела, когда мы обе, прижавшись друг к другу, в горе и смущении выглянули в окно. Мы были готовы сгореть от стыда за нашу бедную родину. В саду, около самого Дворца, стоял Царь всея Руси и с ним преданный друг Его, князь Долгорукий. Их окружали шесть солдат, вернее, шесть вооруженных хулиганов, которые все время толкали Государя то кулаками, то прикладами, как будто бы Он был какой-то преступник, приказывая: “Туда нельзя ходить, г. полковник, вернитесь, когда вам говорят”! Государь совершенно спокойно на них посмотрел и вернулся во Дворец». Вырубова рассказывает дальше: «…Они оба пришли после обеда, вместе с Лили Ден.