Сделав вид, что не расслышал, что сказал мой друг, я воскликнул:
– Ты что там щебечешь себе под нос? Цени, парень, пока ты ползёшь как улитка, император тебе уже стол накрыл.
На мою попытку увести разговор в другое русло Кац невозмутимо продолжил свои наставления таким же ехидным голосом:
– Если тебе плохо слышно, что бормочет собеседник, к нему нужно повернуться правым ухом. Правое ухо лучше улавливает быстрые речевые ритмы. А если хочется расслышать, что за мелодия играет тихо-тихо, повернись к источнику звука левым ухом. Оно лучше правого различает музыкальные тона.
Меня издевательская лекция специалиста по ухо и горлу достала, и я таким же менторским тоном заявил:
– А каким ухом лучше слушать перестрелку, чтобы понять, кто побеждает? Вот скажи мне, ушной специалист, из какого оружия сейчас бьют очередями?
– Если очередями, то, значит, из пулемёта. В это время ещё же нет автоматов.
– Да, глубина твоих познаний просто поражает! Ты же вместе со мной был на полигоне, где пристреливали ружьё-пулемёт Фёдорова. Неужели не запомнил специфического звука стрельбы этого проавтомата? Наверное, у тебя уши из жопы растут. Интересно, а из чего у тебя мозги растут? Что означает стрельба из ружей-пулемётов?
– Я тебе что – военный? Откуда мне это знать?
– Ты больше чем военный – ты мой серый кардинал! И должен задницей чувствовать, что творится во внешнем мире. А то научные теории ты знаешь, а в практической жизни ни бе ни ме ни кукареку. Учись, студент: присутствие на поле боя ружей-пулемётов означает, что в дело вступила спецгруппа. Только у бойцов спецгруппы могут быть на вооружении ружья-пулемёты.
Оседлав конёк вооружений, в котором хоть что-то понимал, в отличие от профана Каца, я с удовольствием под шустовский коньяк начал мазать гражданской штафирке основы тактики. До стратегии не дошёл, первая рюмка коньяка была выпита, и Кац, получив алкогольную накачку, воспрянул. Перебив меня, он начал восславлять мирный созидательный труд. И что наша задача и заключается в открытии шлюзов, чтобы народ занялся созиданием, а не накачкой мускулов для завоевания других стран. Что знания из будущего не должны быть пущены на милитаризацию страны, прежде всего их нужно внедрять в мирную жизнь. Одним словом, после первой рюмки у нас, как обычно, с Кацем разгорелся спор о том, как жить дальше. Но несмотря на жаркую дискуссию, я продолжал прислушиваться к звукам выстрелов. Любой нормальный человек вряд ли бы мог полностью углубиться даже в очень важный и принципиальный спор, если во дворе его дома идёт бой.
Когда начал интенсивно работать пулемёт «максим», я резко оборвал разошедшегося Каца на полуслове, заявив:
– Всё, вроде бы ловушка захлопнулась. Заканчиваем бухать, Кац, пора делом заниматься.
– Каким ещё делом? Что, император будет лично поднимать солдат в атаку? Мы здесь должны сидеть и ждать доклада поручика Силина.
– Вот ты какой? Настоящий, мать твою, министр двора. А я вот император и сам знаю, что делать. Если ты, как большой начальник, даже в горящем деле будешь ожидать доклада подчиненного, то хрен доберёшься до сути чрезвычайного происшествия. Самому нужно действовать, а не ждать, что кто-то решит проблему. Если всё получилось так, как я планировал, то напавшие на дворец заговорщики (назвать их бандитами слишком мелко для такой диверсионной операции) при отступлении попали в огневой мешок. Выжившие сейчас находятся в трансе, и самое время их трясти. Вполне вероятно, что в нападении принимали участие финские егеря, а они ребята крепкие и упёртые, если не допросить их в первые минуты после пленения, то, когда шок пройдёт, многие из них замкнутся. Практически нет таких следователей среди жандармов, которые смогли бы разговорить идейного финского националиста, тем более быстро, пока есть шанс выйти на людей, отдающих им приказы. А я уже допрашивал финских егерей и знаю, как с ними обращаться. Самое главное, понял, что разговорить этих отобранных немецкими специалистами финнов можно только после того, как они получили сильный эмоциональный шок. Когда думают, что сам Всевышний помогает русскому императору. Так что, Кац, нужно ковать железо, пока оно горячо. Если хотим придавить подполье, то нужно взять за жабры координирующий центр. Глядишь, удастся допросить такого пленного, который даст ниточку, по которой можно будет добраться до германского резидента. Эх, допросить бы генерала Конзеровского, он-то точно знает германского резидента, но этот гад хитрый и наверняка уже свалил и находится на полпути к окну в шведской границе. Хотя по телефону я и дал команду его найти и арестовать, но это маловероятно. Так что будем работать с тем материалом, который добудет спецгруппа и команда поручика Силина.
Закончив свой монолог, я встал, взял свою пустую рюмку со стола и уже отработанным движением отправил её в камин. Как бы говоря своему другу, что разговоры закончились – пора действовать. В этот раз Кац не возмутился моим поступком. Правильно, а что возмущаться, если в камине уже валяются осколки от первой рюмки. И для прислуги нет разницы, убирать осколки от одной или двух рюмок. К тому же сервиз, по крайней мере в наборе рюмок, уже нарушен.
Мы вышли из кабинета под аккомпанемент ожесточённой перестрелки, а когда дошли до прихожей, за окном раздавались только отдельные выстрелы. Пока я расспрашивал дежурившего в прихожей джигита, как обстоят дела на вверенной ему территории и не было ли телефонных звонков, звуки выстрелов вообще прекратились. И мой расспрос джигита вылился в приказ:
– Ваха, иди разведай, что там творится возле ворот. Сильно не рискуй. Если сопротивление бандитов сломлено, найди поручика Силина и передай ему, что император ждёт доклада. И если есть пленные, пускай гонят их в каретный сарай. Император лично будет допрашивать пленных бандитов.
Джигит изобразил нечто похожее на отдание чести, произнёс, как это было принято в «дикой» дивизии:
– Да, командыр!
Потом повернулся, чтобы выйти из прихожей, и в этот момент дверь сначала дёрнули, а когда она не открылась, начали по ней дубасить, и явно не голой рукой. Ваха, как истинный ночной привратник, сначала глянул в смотровое окошко, а затем, что-то бурча себе под нос, отодвинул засов и распахнул дверь.
В дверном проёме стоял Максим. Первый раз я видел своего адъютанта в таком виде. Он по жизни был чистюля и очень аккуратный человек. А тут передо мной стоял офицер с какими-то бешеными глазами, с ободранной щекой, на его сапогах и шинели бугрились комья грязи, а в правой руке был револьвер. Его рукояткой он и колотил по двери. Ну что тут скажешь – сразу видно, что человек только что вышел из боя. Что же это был за бой, если офицер, участвовавший во множестве боёв и поднимавший людей в атаки в ходе Ковельской операции, сейчас так возбуждён. Хоть я и был удивлён видом Максима, но внешне это никак не показал. Наоборот, улыбнулся адъютанту и добродушно произнёс:
– Вовремя вы подъехали, и ударили в тыл противника тоже своевременно. Сейчас остаётся только зачистить территорию, и можно забыть об этом инциденте. Как прошла операция в Петрограде? Надеюсь, там-то всё обошлось без стрельбы?
Максим, вложив револьвер в кобуру, стал докладывать о действиях спецгруппы в Петрограде. За стоявшим в проеме двери Максимом я увидел и довольную физиономию Первухина. Когда его увидел, на душе потеплело и стало как-то спокойнее. А ещё я увидел топчущегося Ваху. Он никак не мог выйти, не растолкав Максима и Первухина, чтобы идти выполнять моё распоряжение. Приказ отдал сам царь, а расталкивать нужно офицеров, про которых он знал, что это ближайшие нукеры императора. Неразрешимая задача для простого всадника. Поняв, что помочь джигиту сможет только император, я, не дослушав доклада Максима, сказал:
– Максим, ты что докладываешь стоя на пороге? Проходи в прихожую, там и расскажешь нам с господином Джонсоном, как прошла операция по нейтрализации Кексгольмского полка. И пускай Первухин проходит, нечего прятаться за твою спину.
А стоящему в готовности бежать выполнять полученное ранее распоряжение джигиту я приказал:
– Ваха, распоряжение, отданное ранее, я отменяю. Сейчас просто охраняй снаружи входную дверь во дворец. Вот выслушаю офицеров, и скажу, что тебе делать дальше. Порядок знаешь, пропускать только тех, кого знаешь. Если во дворец попытается попасть незнакомец, пусть даже офицер – огонь на поражение.
Когда Максим и Первухин вошли, я опять поменял свои намерения – решил выслушать доклад Максима в своём кабинете. В прихожей даже думать не хотелось. А информация, которой располагает Максим, наверняка требовала анализа. К тому же появился Первухин, а значит, самовар чая обеспечен. Раньше требовать чай было как-то не с руки, не привык я к такому барству. А вот сказать об этом Димычу было по-нашему, по-генеральски. Я всё ещё себя ощущал не царём, а генерал-лейтенантом – командиром корпуса. А ощущения того, что я есть обычный работник НИИ мозга, почти совсем пропали. Влезть ещё в шкуру просвещённого и деятельного русского монарха, и миссия, можно сказать, выполнена. Эта мысль возникла в голове, пока Максим с Первухиным входили в прихожую. А когда они вошли, я вполне естественно, как будто забочусь об офицерах, заявил:
– Ну что, господа, здесь как-то неудобно, даже присесть вам некуда. Пойдём в кабинет, там, Максим, и доложишь подробно о выезде в Петроград и о недавнем бое. А ты, Дима, сообразишь чаю на всех.
После этих слов повернулся, приглашающе кивнул Кацу и направился в свой кабинет.
Глава 10
В кабинете было всё привычно, поэтому доклад Максима перерос в беседу, как в старое доброе время в кабине «Форда». И Максим не напрягался, пытаясь сжато доложить о действиях спецгруппы и себя лично, да и я помогал ему, задавая уточняющие вопросы. И не только я, Кац тоже принял участие – задав несколько вопросов. А ещё одним плюсом был то, что Первухин, кроме того что устроил для нас чайную церемонию, осуществлял и важную адъютантскую функцию – он должен был брать телефонную трубку. Императору это делать не полагалось. Не только государственная, но и частная жизнь императора и членов его семьи была сильно регламентирована. Меня это сильно раздражало – чихнуть без соблюдения определённого ритуала было нельзя. Из длительной беседы с бароном Штакельбергом, обер-церемониймейстером двора, я понял, в какой омут ныряю. Раньше у меня бы