– А я, князь, опять спрашиваю, почему должны?
– Да потому, что… Маруся нам – не чужая.
– Как ты сказал, князь? – с удивлением воскликнул Левушка.
– Я говорю, что Маруся нам родная, и потому мы обязаны выдать ей приданое.
– Странные слова ты говоришь, князь, странные! Как может быть цыганкина внучка родственницей вам?
– Ты все узнаешь, все, только не теперь… Прошу, Левушка, не говори Марусе ни слова об этом.
– Эта таинственность, князь, удивляет меня.
– Потерпи, приятель!.. Говорю, все узнаешь.
– Хорошо, князь, я верю тебе.
У дворца Храпунова дожидалась лихая тройка, запряженная в расписные сани.
– Кони свезут тебя, куда надо, – сказал князь Иван, показывая на тройку.
Прежде чем ехать за своей возлюбленной, Левушка зашел во дворец, попросил доложить о себе государю и был тотчас же принят. Петр засыпал его вопросами, однако Левушка скрыл причину своей ссоры с князем Иваном и сказал только, что они лично повздорили, оба не в меру погорячившись, причем князь Иван рассердился и приказал его арестовать.
– Надеюсь, что ничего подобного больше не случится и ты будешь по-прежнему приятелем князю Ивану. Никаких ссор я не терплю! – строгим голосом проговорил император-отрок, отпуская Храпунова.
Со страстным нетерпением несся Храпунов к своей возлюбленной на тройке лихих коней. Ею управлял молодой ямщик, а рядом с ним сидел лакей князя Ивана, Игнат, которому было приказано доставить Храпунова в лесные княжеские хоромы. Не раз спрашивал Левушка о том, скоро ли они приедут, и наконец услышал от Игната:
– Скоро, скоро, барин!.. Вот видите, вдали лес виднеется? В нем-то и находятся княжеские хоромы.
– Да ведь до этого леса, пожалуй, добрых пять верст будет.
– Где, и трех не будет… Ну, ты, чего спишь? Приударь коней-то! – крикнул Игнат ямщику.
Тот натянул вожжи, гикнул, и кони понеслись так, что у путников даже дух захватывало, в глазах мутилось. Вот они врезались в вековой сосновый лес, и между деревьями показалась крыша лесных хором.
Ямщик с большой проезжей дороги свернул на узкую, ведшую прямо к хоромам, и у ворот круто осадил коней.
– Здесь? – отрывисто спросил у Игната Храпунов, выпрыгивая из саней.
– Здесь, пожалуйте. Вот и сам дядя Гаврила, – проговорил Игнат.
На самом деле, навстречу приехавшим поспешно вышел к воротам лесничий Гаврила Струков.
– Кто это? – спросил Левушка, показывая на Струкова.
– А это будет здешний лесничий.
– Так у него Маруся?
– Так точно, господин, пожалуйте в хоромы. Что же ты, дядя Гаврила, стоишь как пень? Веди в хоромы господина офицера.
Но лесничий Струков не тронулся с места; он был мрачен и чем-то сильно встревожен.
– Гаврила, да что же ты?.. Что с тобою подеялось?.. Наш господин, князь Иван Алексеевич, приказал тебе не мешкая с господином офицером отпустить гостью…
– Ее нет, – мрачно промолвил Струков.
– Как нет? – переспросил у него княжеский дворецкий. – Да где же она?
– Не знаю.
– Как, Маруси здесь нет, нет? – меняясь в лице, воскликнул Левушка.
– Нет… ушла она тайком, и моя Анютка с нею убежала, – понурив голову, тихо ответил Гаврила.
– Ушла… тайком?.. Быть не может! Куда же уйти, куда? Что же ты молчишь, старик? Говори! – не спросил, а простонал бедняга Левушка.
– Куда она ушла – я не знаю, не ведаю.
– Нет, ты врешь, старик!.. Ты знаешь, где моя Маруся… Тут какой-нибудь обман! Верно, ты, выполняя приказ князя Ивана, припрятал куда-нибудь Марусю?
– Куда мне ее припрятать? Да и зачем? Князь Иван Алексеевич мне на то приказа не давал.
– Не поверю тебе, старик!.. Ты и твой князь, вы оба – злодеи! Я силою заставлю тебя сказать правду, заставлю, – с гневом и отчаянием крикнул на лесничего Левушка.
– Ты, господин, во мне не властен, я не боюсь тебя! Провинился я, точно, только не перед тобою… Тебя, господин, я не знаю, а вина моя – перед князем, что плохо стерег я гостью и дал ей убежать из хором, да еще девку мою сманить, – хмуро проговорил Гаврила.
– Когда же ушла гостья? – спросил у лесничего княжеский дворовый Игнат.
– Сегодня утром. Встал это я рано и пошел с дозором в лес. Ходил я долго, вернулся в хоромы, почитай, к обеду, стал звать Анютку, дочку, – не откликается. И наверх к гостье, думал – там Анюта, подружилась она с гостьей-то, вместе с нею в одной горенке и спала. Вхожу наверх, а там нет ни гостьи, ни Анютки, обеих и след простыл. Я на двор, стряпуху спрашиваю, работника, не видали ли они Анютки с гостьей. «Не видали, – говорят, – двором никто не проходил». А ворота у нас и днем и ночью на запоре.
– Как же они ушли, если ворота были на запоре? – прерывая Гаврилу, спросил Храпунов.
– Через изгородь садовую перелезли. Следы на снегу видны.
– Ты бы по следам и шел искать беглянок, – промолвил дворовый Игнат.
– Я и пошел по следам. Они вывели меня на проезжую дорогу, а тут и потерялись. Сам я искал беглянок, только недавно воротился, а работники и посейчас в лесу их ищут.
– Господи!.. Зимой, в лесу… заблудятся, замерзнут, – чуть не со слезами проговорил молодой офицер.
– Ну, моя Анютка лес знает как свои пять пальцев, не заблудится. Одно только опасно: на зверя не наткнулись бы они. Волков голодных теперь по лесу шляется много. Долго ли до беды!
– Надо искать, я до тех пор не успокоюсь, пока не обследую всего леса. И вы, Гаврила и Игнат, оба со мной поедете, – проговорил Левушка, садясь поспешно в сани.
Долго искали они Марусю и Анютку: весь лес осмотрели, где на лошадях было нельзя, пешком ходили, вязли в снегу, но нигде не напали на след беглянок: обе они как в воду канули. Так в лесные хоромы ни с чем и вернулись, а оттуда Левушка Храпунов в Москву поехал.
«Если Маруся жива, то наверняка к своей бабушке придет; скрываться ей больше негде, – думал он. – Может, она, голубка, уже давно дома. Но что это все значит? Давеча князь Иван помянул про приданое… Долгоруковы хотят дать Марусе приданое… Почему? Не пойму я, не разгадаю, при чем тут Долгоруковы. Нет ли тут какого-нибудь подвоха? Может, князь Иван приказал припрятать Марусю куда-либо в другое место? Лесник с ним, наверное, заодно. Припрятали Марусю, да и говорят, что она сбежала. Ну да я узнаю, доберусь до правды, чего бы мне это ни стоило!»
Доехав до Тверской заставы и отпустив с Игнатом княжескую тройку, Храпунов пешком пошел в хибарку Марины, питая надежду встретить там свою возлюбленную. Но ему пришлось скоро разочароваться: девушки там не было.
Тяжелое, удручающее впечатление произвело на старуху Марину, когда она узнала, что ее внучка Маруся неизвестно куда исчезла из лесных хором. Ее горю и слезам не было предела. Когда же она несколько поуспокоилась, то стала обсуждать с Храпуновым, куда могла уйти Маруся и где надо искать ее.
Наконец, они решили подождать день, и если Маруся домой не вернется, то поручить полиции и сыщикам искать ее…
Между тем Маруся сама порешила бежать из опостылевшего ей лесного дома.
Прошел только день, как познакомились Маруся и Анютка, а они уже стали близкими подругами. Словоохотливая Анютка рассказала Марусе про свою жизнь в лесу и, захлебываясь от восторга, поведала, как молодой царь, будучи на охоте, приезжал в лесные хоромы в гости к их князю Ивану Алексеевичу, как молодой князь встречал государя, угощал его.
– Вот-то весело да радостно было у нас тогда!.. Умру – не забуду того дня. Государь-то молоденький-премолоденький, совсем мальчик, да такой пригожий и ласковый. С отцом моим таково ласково говорил, червонцем его пожаловал. А как уехал царь с нашим князем, опять у нас пошла скучища.
– Стало быть, ты здесь, Аннушка, скучаешь? – спросила Маруся у дочери лесничего.
– Дома скучаю, а в лесу нет.
– Разве в лесу-то лучше, веселее?
– Знамо. В лесу, в летнюю пору, рай! Вот хорошо было бы, если бы ты, Маруся, пробыла у нас до лета. Стали бы мы в лес ходить, ягоды рвать, грибы собирать, по деревьям лазать. Я как белка по деревьям прыгаю. Залезу на самую маковку, высоко-высоко, и сижу там да на небо посматриваю.
– Зачем же ты, Аннушка, на небо смотришь?
– Больно мне хочется увидеть мамкину душу. Ведь мамкина душа-то на небе, вот и хочется мне увидать ее. Да вот только сколько ни смотрела, не видала. Видно, много я нагрешила, потому мамкина душа и не показывается, – печально проговорила Анютка.
– Что же, Аннушка, велики ли твои грехи? Чем же ты грешишь? – улыбаясь, спросила Маруся.
– Мало ли чем. Вот тятьку иногда не слушаю, сержусь на него.
– А ты отца, Аннушка, боишься?
– Нет. Да и чего бояться его? Он ко мне добрый!
– А если, Аннушка, не боишься отца, так взяла бы да выпустила меня отсюда, – тихо проговорила Маруся, беря за руку Анютку.
– Что же, пожалуй, – как-то нерешительно промолвила девочка и добавила: – Да разве у нас тебе плохо?
– Слыхала, Аннушка, поговорку: «В гостях хорошо, а дома лучше»? А я у вас не в гостях. Ну разве гостей держат под замком? А меня твой отец на замок запер.
Разговор Маруси с Анюткой происходил поздним вечером; дверь горницы, где они находились, была заперта на замок Гаврилой, и ключ он взял с собою.
– И то, и то… Ах ты, моя сердечная! Только отца ты, Маруся, не вини: это наш князь приказал ему держать тебя под замком… Пыталась я спрашивать у тятьки, зачем князь велел держать тебя взаперти. Куда тебе!.. Закричал он на меня, что это – не моего ума дело, грозился за волосы оттаскать.
– Злой человек князь Иван, да и твой отец тоже…
– Говорю, отца не вини: ему что велят, то он и делает. Только я, Маруся, никак не пойму, чем ты провинилась против князя, зачем он велел держать тебя в неволе? – недоумевала Анютка.
Маруся рассказала все свое приключение и, заливаясь слезами, закончила его словами:
– Ну вот видишь: был у меня жених, а князь Иван разлучил меня с ним… разбил мое счастье. Суди его Бог!
– Ах ты, сердечная, сердечная! – сама плача, воскликнула Анютка, а затем, подумав, продолжала: – Но ты, Маруся, не сокрушайся… Я выпущу тебя на волю, выпущу.