На следующий день, когда стало смеркаться, Марина опять появилась на дворе острога с небольшим узелком в руках. Никита встретил ее такими словами:
– Что рано пришла? Лучше делать все, когда совсем стемнеет. На такое дело с опаской идти надо!..
– Да чего тебе-то бояться?
– Как чего? Да ведь я-то в ответственность большую попаду… Узнают, что я колодника выпустил, до смерти меня забьют.
– А ты беги, – посоветовала Марина.
– И то бежать придется куда глаза глядят.
– Что же, с деньгами, Никитушка, и в бегах жить неплохо! Ты вот что, Никитушка: много-то не раздумывай, а бери деньги да помалкивай, – проговорила Марина, подавая Никите горсть серебряных и золотых монет.
– Все ли тут? – спросил сторож, принимая деньги.
– Все, по уговору… без обмана!
– Зачем обманывать? Обманывать – грех, да к тому же этими деньгами не один я попользуюсь: придется кой с кем и поделиться. Ну, да раз я слово дал, так все устрою. Вот как начальство ужинать сядет, а потом скоро и спать поляжет, так ты и иди безбоязненно, ведь солдаты-то, что у ворот на часах стоят, на нашей стороне, подкуплены.
И действительно, через несколько времени Храпунов, дошедший почти до полного отчаяния, вдруг услыхал, как загремел замок и дверь к нему в тюрьму отворилась; тотчас же вошла какая-то закутанная женщина; дверь за нею опять быстро затворилась.
– Здорово живешь, барин! – проговорил ласковый и знакомый ему голос.
– Кто ты? – замирающим голосом спросил Левушка.
– Иль не узнал, барин? Ну, так смотри! – И Марина, быстро выбив огонь, зажгла тоненькую восковую свечку.
– Маринушка, ты? – радостно воскликнул Храпунов.
– Я, барин, я! Я пришла выручить тебя из неволи. Одевай скорее этот сарафан, укутай голову платком и пойдем! – И Марина подала Храпунову названные вещи.
Левушка беспрекословно надел на себя сарафан и закутал голову платком.
– В таком наряде, барин, тебя никто не узнает. Пойдем! Иди за мною смело.
Марина и Храпунов тихо вышли из камеры и, никем не остановленные, прошли длинный и узкий коридор, после чего очутились на дворе острога. Смелой поступью подошли они к воротам; у затворенной калитки стояли двое часовых.
– Кто идет? – как-то нехотя спросил у беглецов один из солдат.
– Колодника навещали, а теперь домой спешим, – слегка дрожащим голосом ответила Марина.
– Проходите, – коротко промолвил другой часовой и отворил калитку.
– А это вам на винцо и на калачи. – И Марина дала часовым несколько серебряных монет.
– Господи, Господи, благодарю Тебя! Я опять на свободе. Маринушка, скорей веди меня к Марусе, – счастливым голосом промолвил Храпунов, быстро направляясь от острога к Тверской заставе.
Через несколько минут он крепко обнимал свою плакавшую от счастья Марусю.
А в это же время тяжелые минуты переживала другая невеста – молодая графиня Наталья Борисовна Шереметева. До нее, конечно, одной из первых дошла печальная весть о том, что императора-отрока не стало, а через несколько дней и другое нерадостное известие, что с кончиною государя Долгоруковы потеряли свой фавор и что им, по повелению новой императрицы Анны Иоанновны, указано жить безвыездно в подмосковной усадьбе Горенки. При этом известии графиня Наталья Борисовна залилась горькими слезами.
Братья Петр и Сергей Борисовичи стали утешать ее.
– Что ты так отчаиваешься, Наташа? Неужели тебе так дорог князь Иван? – проговорил старший брат Петр.
– Дорог он мне, Петруша, очень дорог… кажется, дороже жизни, – сквозь слезы промолвила Наталья Борисовна.
– Неужели и теперь ты пойдешь за него замуж? – спросил у Натальи Борисовны второй ее брат, Сергей.
– Пойду, Сереженька, пойду, мой милый.
– Да ведь Долгоруковы теперь в опале. Неужели тебе хочется быть женою опального? – с горечью спросил Петр.
– Да что же поделаешь, братец любезный? Видно, такова есть моя судьба злосчастная.
– Не выходи за Ивана Долгорукова и избежишь этого.
– Нет, Петрушенька, как можно? Ведь я с ним обручена, да и люблю его!
– Эх, Наташа, ну что ты нашла в нем хорошего? Мотыга он, кутила. Да, кроме того, нам обидно и больно, Наташа, что ты, наша сестра, прирожденная Шереметева, не жалея себя и нас, выходишь за опального.
– Не так ты судишь, Петруша, не так! Кто, кроме меня, его в несчастии поддержит? Кто ласкою и словом приветливым тоску его разгонит и его судьбину суровую смягчит? Любила я князя Ивана, когда он был в фаворе, в блеске и в почести; а теперь, в несчастии, он мне еще милее.
– Сестрица, слух идет, что Долгоруковым не миновать дальней ссылки, – заметил Сергей Борисович.
– Что же делать? Видно, такова их участь.
– Но пойми, Наташа: став женою князя Ивана, и ты будешь принуждена… или с ним расстаться, или в ссылку ехать.
– Неужели ты думаешь, Петруша, что у меня хватит силы расстаться с милым человеком?
– И ты решишься ехать в ссылку?
– Об этом и слов не может быть. Я всюду должна следовать за мужем, – спокойно ответила Наталья Борисовна.
– А если его сошлют в Сибирь?
– И в Сибирь поеду. До гробовой доски должна я с мужем быть: куда он, туда и я. И никто не разлучит нас с ним. Что Бог сочетал, того люди не разлучат.
– И нас покинешь, и с нами расстанешься? – со слезами на глазах проговорил граф Сергей.
– Что, Сереженька, о будущем гадать? Ведь князю Ивану только указано в подмосковной усадьбе жить.
– А если его сошлют?
– Говорю: куда он, туда и я.
– А ведь я, сестрица, хотел тебе другого жениха сватать, – после некоторого раздумья промолвил граф Петр.
– У меня есть жених, Петруша, с меня будет и одного, – с милой улыбкой ответила графиня Наталья Борисовна.
– Мой много лучше, Наташа…
– При нем и останется.
– Ты хоть бы спросила, сестрица, кого хочу я сватать!
– Уж не царевича ли или королевича какого?
– Да ты, сестра, не смейся: жених мой и знатен, и богат, и в большой милости у нашей государыни находится. Это – граф Левенвольд. Ну что, каков жених?
– С тобой, Петруша, я согласна: граф Левенвольд – жених завидный, да только не для меня.
– Как, и от такого жениха ты отказываешься?
– Отказываюсь, потому что у меня есть жених.
При этих словах графини дверь в ее комнату тихо отворилась, и вошедший лакей, обращаясь к графу Петру Борисовичу, почтительно проговорил:
– Его сиятельство граф Левенвольд прибыть изволил.
– А вот и хорошо, граф кстати прибыл. Пришлю его к тебе. Со мной ты несговорчива, Наташа. – И граф Петр Борисович поспешно вышел из комнаты сестры.
В тот же момент к ней обратился брат Сергей:
– Сестрица, милая, голубушка, ведь граф Левенвольд приехал свататься. Ради бога, если ты хоть сколько-нибудь жалеешь нас и маленьких наших сестер, выходи за него. Утешь, порадуй нас!..
– Сережа, о чем ты просишь? Ведь о невозможном.
– Наташа, хоть крохотку ты пожалей и нас. Ведь все мы крепко тебя любим, все счастья тебе желаем. Подумай, ну, выйдешь ты за князя Ивана – тебя сошлют с ним вместе и навсегда разлучат нас с тобой. Знаю, ты добра и любишь нас, тебе самой горька, страшна разлука с нами. И ведь ты не покинешь нас, голубушка-сестрица, да?
– Сережа, не мучь меня, мой дорогой! От твоих слов у меня сердце кровью обливается. Честно ли будет, когда нарушу слово, данное князю Ивану, и под венец пойду с другим? Когда велик и славен был мой жених, тогда я с радостью согласилась делить его судьбу. А теперь, когда он стал несчастен, так и отказать ему? Хорошо ли, честно ли будет это? – с жаром проговорила графиня Наталья Борисовна. – Но тише. Я слышу шаги… сюда идут.
Она не ошиблась: в девичью горницу вошли граф Левенвольд[2] и Петр Борисович.
– Простите, прекрасная графиня, быть может, мой визит потревожит вас, – утонченно кланяясь, промолвил Левенвольд.
– Нисколько, граф, нисколько. Я рада вашему приходу.
– Рады? В добрый час, графиня.
– Сестрица Наташа, ты дорогого гостя занимай, а мне надо отдать кое-какие распоряжения, – произнес граф Петр и вместе с братом торопливо вышел из горницы.
Они надеялись, что красивый и блестящий вельможа сумеет убедить и уговорить упрямую Наташу.
– Графиня, прошу дозволить мне сказать вам несколько слов, – начал гость.
– Говорите, граф.
– Без обиняков, прямо начну с вами речь. Графиня Наталья Борисовна, я пришел к вам за тем, чтобы с согласия вашего брата просить у вас руки. Я люблю вас давно – с того счастливого дня, как впервые увидел и узнал вас. Моя судьба, вся жизнь моя у вас в руках, прелестная графиня! Решайте! – И, с чувством проговорив эти слова, граф Левенвольд опустился на колени перед Натальей Борисовной.
– Встаньте, граф, к чему коленопреклонение? Я искренне благодарю вас за честь, но не скрою от вас, что подобным предложением вы удивляете меня. Ведь вам, как и всем, хорошо известно, что я – обрученная невеста князя Ивана Алексеевича Долгорукова.
– Вы были его невестой прежде, графиня, я это знаю, но теперь, когда многое переменилось и совершилось много важных событий, освобождающих вас от обещаний…
– Повторяю вам, граф, что и теперь я состою невестой Ивана Долгорукова и даже скоро будет наша свадьба.
– Что вы говорите, графиня? Может ли то быть?
– Да, да, граф. С князем Иваном меня разлучит только одна смерть.
– А… вы сказали, прелестная графиня, что вас разлучит с женихом только одна смерть. А знаете ли вы, что его жизнь висит на волоске? Следствие, которое ведется над Долгоруковыми, приходит к концу, и ежедневно на вашем женихе находят новые вины, одна одной важнее.
– А между тем князь Иван ни в чем не виновен.
– Долгоруковы, ослепленные своим безмерным честолюбием, чуть не насильно хотели женить покойного императора на княжне Екатерине. Да это – не все… еще много других обвинений падает на них. Им не миновать дальней ссылки, а может быть, их постигнет и еще что-либо худшее.