обой одежде.
– Сворачивай с дороги! Задавлю! – грозно крикнул Артемий Петрович, помахивая вожжами.
– Задавишь, к ответу притянут, – злобно проговорил один из приказных.
– Прочь, говорю, с дороги!.. Пущу на вас коней – и праха не останется.
– А ты не безобразь, господин Артемий Петрович, мы по государынину делу едем, – проговорил другой приказный.
– А, крапивное семя, чернильная душонка! Ты знаешь, кто я, и не хочешь мне дорогу уступить? Ну так я научу тебя вежливости! – И Волынский, схватив кнут, выскочил из саней и стал по чему попало хлестать приказного.
Тот взвыл и стал просить у солдат себе помощи.
Однако последние, узнав, что повстречавшийся с ними – кабинет-министр, не посмели заступиться. Ременный кнут в сильной руке Волынского продолжал гулять по спине и голове приказного, и Волынский только тогда оставил несчастного, когда кнутовище переломилось на части.
– Жаль, плети нет еще под руками, а то бы я показал тебе, как не давать дорогу кабинет-министру! – крикнул Артемий Петрович и быстро вскочил в свои сани.
– Я буду жаловаться герцогу! – погрозил приказный.
– Жалуйся, твоего герцога из конюшни я не боюсь, – крикнул в ответ Волынский.
Приказный состоял при канцелярии герцога Бирона и прозывался Занозой. Он пользовался особым расположением Бирона, считался правою рукою Шварца, начальника бироновской канцелярии, и был послан с солдатами и своим помощником, чтобы изловить бежавшего Храпунова.
Заноза, проклиная Волынского, въехал в ту деревню, где несколько времени тому назад остановились для ночлeгa майор Гвоздин, Храпунов с женою и их слуги, и потребовал старосту, который, как мы уже знаем, послал в Петербург нарочного с известием, что в их деревне появились сомнительные люди.
– Где у тебя сумнительные люди? Подавай нам их! – крикнул старосте Заноза, думавший, что в числе их окажется и бежавший Храпунов.
– Были, да сплыли, господин приказный! – почесывая голову, ответил староста.
– Как так? Убежали? Ну, ты за них ответишь.
– Чем же я виноват? Я всех пятерых приказал посадить в сарай под замок и сторожей приставил, а людишки-то и убежали. Сторожа-то, вишь, замерзли, ушли погреться, а как вернулись, видят – замок сломан, дверь отворена, а арестантов и след простыл.
– Кто же сломал замок и выпустил арестантов?
– Думается нам, что наш же мужик Федотка, его это дело… потому он говорил, чтобы мы выпустили арестантов.
– Подавай сюда Федотку, – грозно крикнул Заноза, а когда мужичонку привели к нему, грозно крикнул: – Ты сломал замок и выпустил арестантов?
– Никак нет! Зачем я стану ломать да выпускать?
– Говори правду! Не то плетей и пыток отведаешь!
– За что? Я невиновен.
– Гей, в кандалы его, – приказал Заноза солдатам, и злополучный Федотка очутился с тяжелыми кандалами на руках и на ногах. – Вали его в сани, в тайной канцелярии дознаемся правды.
Эти слова повергли Федота в ужас, и он дрожащим голосом спросил приказного:
– Ну а если я скажу, то пытать меня не будут?
– Скажешь правду, пытки избежишь.
– Я… я скажу… повинюсь. Я выпустил арестантов!
– Молодчик, нечего сказать, а плетей тебе все же не миновать.
– Вот-те раз! А если я скажу тебе, господин приказный, где накрыть арестантов, так ты меня не тронешь?
– Ну, черт с тобой, не трону и отпущу.
– Побожись! Божбе поверю, а словам нет.
– Ах ты, разбойник! Ты еще приказы мне вздумал читать? Да я прикажу всю твою гунявую бороденку по волоску выдергать. Сказывай, не то сейчас у меня плетей отведаешь!..
Федотка струсил и тихо проговорил:
– У моего кума они, у Максима, на мельнице.
– Показывай дорогу, пес! Гайда на мельницу! – крикнул приказный и, схватив Федотку, впихнул его в сани.
Через несколько времени мельник Максим, проводив Волынского легший спать, был разбужен страшным стуком в ворота. Он решил не отпирать их, но они, по приказу Занозы, были взломаны, а вслед за тем, стуча ружьями, солдаты и Заноза вошли в избу мельника.
Пошли обычные спросы и допросы. Максим упорствовал и не говорил, что у него был Волынский и увез его постояльцев. Тогда приказный велел солдатам пытать его. Мельник не вынес пытки и рассказал правду.
– Садись, Ванька, и записывай по пунктам, что станет показывать мельник, – приказал Заноза своему помощнику.
Тот молча сел к столу, разложил на нем бумагу, поставил медную чернильницу, висевшую у него на шнурке, достал гусиное перо и приготовился записывать показания.
– Сказывай, был ли у тебя кабинет-министр Артемий Волынский? – сурово спросил Заноза у мельника.
– Был, – слабым от пытки голосом ответил Максим.
– Что он у тебя делал?
– Ничего, только взял с собою неведомых мне людей, которые попросились у меня на ночлег…
– Значит, те люди тебе не ведомы? А сколько их было?
– Пятеро просили у меня ночлега: три мужика и две бабы.
– С Волынским ехало только два мужика и баба, а где же остальные?
– Те пошли пешком.
– Ладно, мы их захватим на дороге. Допрос кончен, собирай, Ванька, бумагу, – проговорил Заноза, обращаясь к своему помощнику, после чего приказал крепко скрутить мельника и тащить в сани, где уже находился Федотка.
Вся ватага двинулась в Петербург, но Захара и Дуни не нашли.
Сдав мельника Максима и Федота по приезде в Петербург в острог, Заноза чуть не со слезами рассказал своему начальнику Шварцу о жестокосердом поступке с ним кабинет-министра Волынского и об увозе последним с мельницы важных преступников.
– Что же это за преступники? – спросил Шварц.
– Неведомо какие, а только важные. Так говорят мужики той деревни, где они остановились на ночлег. Из них двое мною привезены и посажены в острог.
– Хорошо, как-нибудь я сделаю допрос этим мужикам, только не скоро, у меня крайне много важных дел…
– Я просил бы вас, господин Шварц, сделать о том донесение его светлости, – проговорил Заноза, – потому что в этом деле замешан кабинет-министр Волынский.
– Да, да, Волынский. Это важно для его светлости. Я сейчас же поеду с докладом. Ты тоже поедешь со мною, – после некоторого раздумья проговорил Шварц.
Оба они поспешили к Бирону.
Шварц тотчас же был принят Бироном, а потом был также потребован и Заноза. Изгибаясь в три погибели, переступил тот порог кабинета герцога.
– Ты видел, как Волынский вез в своих санях преступников? – спросил у него Бирон.
– Так точно, ваша светлость.
– Сколько же их с ним было?
– Всех пятеро, а в санях у Волынского только трое. Остальные, говорят, пешком пошли, ваша светлость. Как ни старался я их встретить или догнать, но не смог.
– Волынский тебя бил?
– Больно бил, ваша светлость, кнутом хлестал. Хорошо, что на мне тулуп был, а то захлестал бы до смерти.
– Ну хорошо, ступай, я сегодня же доложу императрице, что ее кабинет-министр делает свой дом пристанищем для важных преступников.
Заноза, опять изгибаясь в три погибели, ушел.
– Долее продолжаться так не может, Волынский становится дерзок. Он прямо и смело идет против меня, но я положу скоро этому конец! – громко проговорил Бирон.
– Волынский идет скорыми шагами к своей погибели, ваша светлость, не сознавая сам того, – ответил Шварц.
– Да, да, он погибнет! Он должен погибнуть, и это случится скоро. Шварц, непременно узнайте, кто такие преступники, которых смеет укрывать у себя Волынский!
– Слушаю, ваша светлость.
Между тем Артемий Петрович Волынский, всегда беспечный и легкомысленный, не сознавая той опасности, которой он подвергался, и не обращая внимания на грозную тучу, нависшую над ним, привез в свой роскошный дом бежавшего из крепости Храпунова, его жену и старика майора, отвел им отдельное помещение, обласкал их и обещал свое покровительство и помощь.
Но это его великодушие удваивало только те вымышленные проступки, которые находили у Волынского его враги.
– Смею спросить, ваше превосходительство, что вы думаете с нами делать? – спросил у Волынского Левушка.
– Как что делать? Вы будете у меня жить, пока я не испрошу у государыни тебе прощения.
– Может быть, государыня и простит меня, но Бирон…
– А до герцога из конюшни нам нет дела!
– Ну, как ни говори, ваше превосходительство, а жить племяшу в твоем доме опасно, отсюда как раз угодишь в тайную канцелярию, – вступился в разговор секунд-майор. – Чай, Бирону давно известно, что мы в твоем доме проживаем, у него везде есть уши и глаза, – добавил он.
– Я не боюсь Бирона и его начальству не подчиняюсь. Было время, и я заблуждался и гнул шею перед этим выходцем ада, но довольно, теперь я плюю на него, – запальчиво крикнул Артемий Петрович.
Однако Левушка и Гвоздин убедили его, что жить им в его доме опасно и необходимо покинуть Петербург.
Решено было на следующий день ранним утром тихонько выехать на лошадях Волынского в его тульскую усадьбу, а чтобы избежать опасности в дороге, они порешили все нарядиться в такую одежду, в которую обыкновенно одевалась многочисленная дворня Волынского, то есть прикинуться его дворовыми людьми. Волынский за своею подписью выдал им грамоту, в которой говорилось, что он отпускает в свою тульскую вотчину дворовых холопов и двух девок.
Но этому, как увидим далее, не суждено было осуществиться.
Едва только Гвоздин, Храпунов с женою Марусей и с неизменными Захаром и Дуней, жившими вместе с ними в доме Волынского, приготовились было выехать со двора, навстречу им в воротах показались солдаты; их было чуть не целая рота с офицером и приказным Занозой.
Артемия Петровича Волынского в то время не было дома: он ранним утром выехал на охоту.
– Стой, ни шагу! – крикнул офицер выезжавшим.
– По какому праву вы не пускаете нас со двора? – смело спросил старик майор.
– Прежде мне дай ответ: что вы за люди и куда едете?
– Мы – дворовые кабинет-министра Артемия Петровича Волынского и едем в его подмосковную усадьбу.