Мимо внимания историков прошел еще один малоизвестный факт. В сентябре 1797 г. состоялась встреча и длительная беседа Павла I с бывшим польским королем Станиславом-Августом Понятовским. Мы хотели бы обратить внимание только на один аспект этого разговора, поднявшего религиозные вопросы и в частности проблему «объединения церквей». Оказалось, что оба собеседника слышали о якобы предстоящих в 1800 г. изменениях в богослужении (в данном случае подразумевалось некое объединение католичества и православия и составление единого богослужебного устава). Павел Петрович рассказал, что в дошедших до него пророчествах речь идет о грядущих религиозных переменах, что «после страшных смут случится полное замирение, и оно придет с Севера»[193]. Под «Севером» в то время традиционно подразумевалась Россия.
Поводов для хождения подобных слухов было предостаточно. Это, прежде всего, общеевропейская ситуация. С одной стороны, Франция с Наполеоном, пытающимся завоевать весь мир, подчинить себе даже папу. В это время происходит оккупация французскими войсками папской области и арест понтифика. Как заметил тогда Ф. В. Ростопчин «Папа в Риме в смирении»[194]. Вскоре ограбленного, больного папу перевозят во Францию. Невольно в разных слоях европейского общества появляются слухи, одни нелепее других. Не мудрено, что в связи с арестом папы и его полной недееспособностью появляются идеи о возможном объединении церквей — католической и православной.
В этой связи заслуживает внимания точка зрения М. Б. Асварища, высказавшегося весьма определенно в связи с принятием Павлом I звания Великого Магистра Ордена св. Иоанна. Российский историк считает, что этот факт во многом объясняется еще и религиозными воззрениями русского императора. «В свете грядущего объединения христианских конфессий провозглашение православного государя главой католического ордена уже не казалось столь парадоксальным. Но наряду с религиозными идеями Павла и удовлетворением его рыцарских амбиций, возложение на императора регалий великого Магистра давало блестящую возможность заполучить великолепный плацдарм для русской внешней политики в Средиземноморье под легитимным предлогом»[195].
И, видимо, в этой же связи следует рассматривать приказание, отданное Российской академии наук, издававшей календарь, о необходимости обозначить Мальту «губернией Российской Империи»[196]. Этот повышенный интерес не является чем-то необычайным в XVIII веке. Он вполне укладывается в те представления, которые существовали в России, и в те заботы, которые проявили, например, Петр I об Ингерманландии, Екатерина II о Крыме, Александр I о царстве Польском.
Те резкие внешнеполитические повороты, которые на первый взгляд кому-то могут показаться метаниями русского императора, на самом деле имели под собой продуманные идеи и далеко идущие планы. Правда, большинству из них не суждено было осуществиться.
Европейская реальность смешивал планы не одного только Павла Петровича, а всех государств континента. И реальность эта заключалась в действиях всех против Франции и Франции против всех европейских держав. Главным противником революционной Франции была Австрия. В 1796 г. Наполеон в короткое время разгромил австрийцев, отобрав захваченную ими Северную Италию. Затем он вторгается в Церковное государство и только отказ папы от Болоньи, Феррары и порта Анконы, а также обязательство выплатить контрибуцию в сумме 21 миллиона скудо, оставили понтифика во главе его государства. Тогда Пий VI идет на хитрость и заключает с Австрией и Неаполем союз против Бонапарта. Тот немедленно вновь вторгается на территорию Папского государства. Пий VI отказывается от Авиньона и Венессена, уплачивает 15 миллионов скудо и в придачу огромное количество бесценных произведений искусства, которые увозятся во Францию.
Но в самом конце 1797 г. в Риме случились уличные беспорядки, которые были инициированы французами. Папские телохранители вынуждены были открыть огонь по толпе, в которой находился французский генерал Дюфо. Он был смертельно ранен. Уже 15 февраля 1798 г. Рим был захвачен французской армией во главе с генералом Бертье. Папа был лишен светской власти, а римляне провозгласили республику, которая вскоре присоединилась к Франции. Старый и больной папа был арестован и в марте доставлен в крепость Валанс. 29 августа 1799 г. папа Пий VI умирает в заключении.
Выборы нового главы римской церкви затягиваются. Многие кардиналы были арестованы, а созвать конклав в Риме не представлялось возможным. Одновременно начинаются интриги всех европейских дворов, желавших видеть на папском месте удобную для себя кандидатуру. В завещании, составленном Пием VI, папа, предчувствуя возможные последствия наполеоновских демаршей, специально оговорил, что конклав надо созвать там, где будет находиться наибольшее число кардиналов. 30 ноября 1799 г. в Венеции, которая была под австрийским владычеством, в монастыре святого Джорджо Маджиоре открылся конклав. На него смогли прибыть 35 из 46 кардиналов[197]. Выборы были длительными и непростыми.
За это время мир вступил в новый, девятнадцатый век. Во всей Европе было неспокойно, большинство населения находилось в ожидании, и особенно католики. Только 21 апреля 1800 г. в Петербург пришло донесение от А. Г. Лизакевича, датированное 9 (21) марта, в котором он сообщает об избрании нового римского первосвященника.
«Пизский архиепископ, примас Тоскании, Сардинии и Корсики получил из Венеции известие, что кардинал Кьярамонти, родом из Чезены, избран папою 12-го сего месяца по новому штилю, который принял имя Пия VII. Он близкий родственник покойного папы, который его весьма любил и почитал. Знающие его лично, утверждают, что новый папа большого просвещения, благоразумия, тверд, преисполнен ревностию к закону и одарен качествами премудро управлять церковными и государственными делами»[198].
Итак, новым папой стал ставленник австрийской партии, бывший монах-бенедектинец кардинал Барнаба Кьярамонти. Первые месяцы своего понтификата новый папа был озабочен обустройством своего двора. Он возвращается в Рим, занятый неаполитанскими войсками. Делает все для получения своего признания, поскольку ситуация после выборов была не совсем благополучной. 30 марта А. Г. Лизакевич доносил, что он получил из Рима точные сведения, что «тамошний народ недоволен избранием в папы кардинала Кьярамонти, по причине родства Его с покойным папою, и что он покровительствовать будет фамилиям Браски, которую народ ненавидит»[199].
Несмотря на недовольство римских граждан, 3 июня 1800 г. новый папа торжественно въехал в Рим. Он провозглашает программу своего понтификата, которая заключалась в «реставрации Церковного государства, реорганизации центрального управления церковью и, наконец, упорядочение отношений с французском церковью»[200].
Но в Риме Пию VII приходится находиться в окружении не только настроенной профранцузски армии, но и зараженного революционными идеями и свободами населения. Назначенный им государственным секретарем кардинал Консальви вскоре приобретает большую силу и, по сути, руководит папой. В подобной ситуации Пий VII пытается навести мосты с Россией.
14 мая 1800 г. А. Г. Лизакевич сообщает о своей встрече и разговоре с епископом Варшавским, который рассказал ему о своей беседе с одним прелатом, вся родня которого находится в Варшаве. Этот прелат только что вернулся из Рима, где имел длительные и откровенные беседы с папой. Больше того он, оказывается, знал кардинала Кьярамонти еще до его избрание на Римский престол. Прелат в разговоре с епископом «объявил ему, что папа, будучи кардиналом, имел долю твердости, ныне же он стал безгласным и осторожным, по причине трудных обстоятельств в коих находится. Его Святейшество принял, якобы, намерение вверить все дворы и заслужить их благоволение, начиная от В<ашего> И<мператорского> В<еличества> он удостоверен, что Его Святейшество не окажет ни малейшего затруднения превратить Мальтийский Орден в светской, если то угодно В<ашему> И<мператорскому> В<еличеству> и востребовано будет, равно как и удовлетворить во всем учиненные ему требования ль великого императора всероссийского признав Его своим заступником и покровителем»[201].
Да, русскому императору было над чем задуматься: его идея превратить Мальтийский орден в светский орден, независимый от любой церковной власти, стала достоянием гласности. Больше того, оказывается, ее не только обсуждают, но она находит поддержку даже у папы.
Мальтийские святыни
Покидая Мальту, Великий Магистр Фердинанд фон Гомпеш получил разрешение взять с собой три реликвии Мальтийского ордена. Атеистически настроенным французам было в какой-то мере даже смешно, что речь идет о совершенно никчемных, на их взгляд, предметах. Но такое мнение могло родиться только в умах людей неверующих. Рыцари же были довольно набожными лицами и для них орденские святыни ценились выше золота и серебра. Французы же без застенчивости и страха начали грабить богатейшие храмы Мальты, как, впрочем, это они делали и со всеми храмами в других завоеванных ими странах.
Святыни, которые вывез Гомпеш, были известны во всем христианском мире. Это икона Божией Матери Филермо (или как ее чаще называют — Филермская), одна из тех четырех, которые были написаны, по преданию, евангелистом Лукой. Правая рука (десница) св. Иоанна Крестителя и часть древа Креста Господня. Литература об этих святынях существует довольно большая, обзор ее мы делать не станем, т. к. это предмет уже специального исследования.