По прибытии в Петербург Павел Петрович и Мария Феодоровна, прежде всего, отправились в умиравшей императрице. Видя мать свою лежащей без движения, великий князь отдался, по свидетельству современников, глубокой горести: он плакал, целовал у нее руки и, вообще, проявлял все чувства истинно любящего сына. Ночь великий князь провел в смежном со спальной Екатерины угольном кабинете, куда призывал всех, преимущественно гатчинцев, с кем хотел разговаривать или кому что либо приказывал, так что все эти лица поневоле должны были проходить мимо умиравшей государыни. Это была первая неумышленная ошибка Павла Петровича, давшая повод его врагам обвинять его в неуважении к матери. Вообще весь дворец ночью наполнялся постепенно прибывавшими, по приказанию Павла, гатчинцами, появление которых в их своеобразных формах во внутренних комнатах дворца возбуждало всеобщее удивление придворных, шепотом осведомлявшихся друг у друга о «новых остготах», дотоле невиданных даже в дворцовых передних.
Когда около трех часов утра великий князь Александр Павлович возвратился наконец к своей супруге, великой княгине Елизавете Алексеевне, не видавшей его с вечера, то вид гатчинского его мундира, которого великая княгиня никогда не видела на нем при Екатерининском дворе и над которым она постоянно смеялась, вызвал у нее потоки слез: ей показалось, что из спокойного и приятного местопребывания она внезапно перенесена в крепость.
Следующий день, 6-го ноября, Павел Петрович распоряжался уже как полновластный государь. «На рассвете через 24 часа после удара, — рассказывает Ростопчин, — пошел наследник в ту комнату, где лежало тело императрицы. Сделав вопрос докторам, имеют ли они надежду, и получив в ответ, что никакой, он приказал позвать преосв. Гавриила с духовенством читать глухую исповедь и причастить императрицу Святых Тайн, что и было исполнено» «Вслед затем, — говорит придворная запись, — отдал приказание обер-гофмейстеру гр. Безбородко и генерал прокурору гр. Самойлову взять императорскую печать, разобрать в присутствии их высочеств великих князей Александра и Константина все бумаги, которые находились в кабинете императрицы и потом запечатавши сложить их в особое место. К этому приступил его высочество сам, взяв тетрадь, на которой находилось последнее писание ее величества, и положив ее, не складывая, уже на этот случай приготовленную, куда потом положили выбранные из шкафов, ящиков и т. п. тщательно опорожненных, собственноручные бумаги, которые после были перевязаны лентами, завязаны в скатерть и запечатаны камердинером Ив. Тюльпиным в присутствии вышеупомянутых высоких свидетелей». Та же мера была принята, в присутствии великого князя Александра, и по отношению к Платону Зубову.
Агония императрицы Екатерины продолжалась после приезда Павла Петровича в Зимний дворец еще сутки. Вечером 6-го ноября, в три четверти десятого часа, великая Екатерина вздохнула в последний раз и отошла в вечность. В двенадцатом часу ночи, в придворной церкви, совершена уже была высшим духовенством, всеми сановниками и придворными чинами присяга на верность Императору Павлу Петровичу. Вместе с тем, согласно кабинетному предначертанию Павла, в первый раз со времени Петра В., принесена была присяга, как наследнику престола, старшему сыну воцарившегося государя, великому князю Александру Павловичу.
II. Царствование императора Павла
Глава I
Наследие Екатерины Великой. — Темные стороны ее царствования и отношение к ним императора Павла. — Двор и общество при вступлении его на престол. — Первые распоряжения императора. — Меры по военной части. — Отношения к дворянству, крестьянству и духовенству. — Меры по гражданскому управлению. — Программа внешней политики.
Императрица Екатерина Вторая, еще при жизни своей получившая наименование Великой, оставляла Россию своему преемнику в переходном состоянии. 34 года ее блестящего царствования представляли собой ряд плодотворных, запечатленных мыслью и любовью к России трудов для укрепления и усиления государства извне и устроения его внутри. Элементы государственности и общественности, тихо созревавшие при Елисавете Петровне, при Екатерине развернулись, достигли высшего своего развития; заслуга Екатерины и состоит главным образом в том, что она умело направляла их в государственных целях огромной империи, сообразно с сложившимся до нее укладом русской жизни. Враг всякой ломки, государыня чутко прислушивалась к пульсу государственной и народной жизни и, ничего не навязывая народу, давала простор удовлетворению его потребностей, поскольку это не мешало в данную минуту крепости и силе государства. В этом смысле императрица не имела точно определенной, застывшей в подробностях правительственной программы. Она не была поклонницей крепостного права, теоретически осуждала его, а, между тем, именно в ее царствование дворянство получило значение правительствующего класса, так как в нем только она могла найти элементы к созданию русского общества в широком смысле этого слова. Очевидно, однако, что политическое и экономическое преобладание дворянского сословия представлялось ей временным, потому что при ней же положены были прочные основы к воссозданию и укреплению среднего класса народа («третьего сословия»). Каждая мера Екатерины по внутреннему строительству государства совмещала в себе и удовлетворение назревших потребностей государства, применительно к современным условиям жизни народа, и семена новых реформ, которые, сообразно новым потребностям народа и государства, органически вытекали из старых. Раз навсегда — не существовало для Екатерины. Гибкий ум ее, развитый и государственным опытом, и тщательным изучением истории, намечал этапы в народном развитии и изыскивал для него более легкие, более осуществимые пути. Государственная машина работала сильно, но тихо, без шума и толчков; проявлениям частных неудовольствий, влиянию отдельных личностей, Екатерина могла при этом не придавать особого значения.
Такая правительственная система отвечала и особенностям ума и характера императрицы, и необходимости для нее после переворота, возведшего ее на престол, опереться до времени на господствующее в стране сословие. Однако, в последние годы своей жизни состарившаяся императрица, окруженная недостойными любимцами и занятая по преимуществу внешней политикой и семейными своими делами, мало обращала внимания на внутреннее состояние государства. Постоянные войны, давая России внешний блеск и возвышая ее политическое значение, повлекли за собою истощение сил страны постоянными рекрутскими наборами, падением ценности бумажных денег, увеличением задолженности империи. В момент вступления императора Павла на престол, Россия вела войну с Персией на Кавказе, где русские войска, под командою графа Валериана Зубова, взяли уже Дербент, и готовилась начать войну с Францией, в качестве союзницы Австрии; объявлен был для укомплектования армии рекрутский набор, а финансовые средства государства, в виду постоянных возраставших дефицитов, предполагалось, по плану князя Платона Зубова, увеличить перечеканкой медной монеты с уменьшением ее ценности. Между тем, расходы на армию в значительной степени были непроизводительны, так как в военное хозяйство и администрацию, по влиянию временщиков и безответственной власти командовавших генералов, вкрались невероятные злоупотребления: наличный состав армии далеко не совпадал с ее численностью по спискам; масса рекрут не попадала даже в армию, а поступала в крепостное владение высших военных чинов; деньги, отпускавшиеся на довольствие солдат, также шли в карманы их командиров, не стесненных уставами или положениями. Гвардия пользовалась огромными преимуществами перед армией, но дисциплина в ней была в полном упадке, служба офицеров была легкой чересчур, так как они вовсе почти не занимались фронтовою частью. Дворянство, наполнявшее гвардию, числилось на службе большею частью лишь по спискам; многие, вследствие взяточничества полковых канцелярий, записывались в нее еще в младенчестве; между тем полки и отдельные части в армии давались по преимуществу гвардейским офицерам. Все это приводило к тому, что на льготное прохождение военной службы дворяне привыкли смотреть как на особую привилегию своего сословия, хотя и в ущерб общегосударственным интересам. Злоупотребления в гражданской администрации и в судах также достигли апогея; бездеятельность правительственных установлений и органов, при повсеместной распущенности и отсутствии контроля, была поразительна: даже в сенате к началу царствования Павла было до 11 000 нерешенных дел в производстве накопившихся годами. Донесения иностранных агентов и современные русские свидетельства вполне согласны между собою, в этом отношении. Более всех страдало от произвола властей крестьянское сословие, большею частью закрепощенное и несшее на себе всю тягость государственных и земских повинностей.
Все эти теневые стороны картины царствования Екатерины давно были сознаны ее сыном и наследником. «По вступлении нашем на всероссийский императорский престол, — свидетельствует сам Павел в одном из своих указов, — входя по долгу нашему в различные части государственного управления, при самом начальном их рассмотрении, увидели мы, что хозяйство государственное, невзирая на учиненные в разные времена изменения доходов, от продолжения чрез многие годы беспрерывной войны и от других обстоятельств, о которых, яко о прошедших, излишним считаю распространяться, подвержено было крайним неудобностям. Расходы превышали доходы. Недостаток год от года возрастал, умножая долги внутренние и внешние; к наполнению же части такового недостатка заимствованы были средства, большой вред и расстройство за собою влекущие. В трудном сем положении предпочли мы однако-ж искать поправления подобных вредных средств и преграды им на будущее время, а потом уже положить лучше и достаточнейшее основание государственному хозяйству». Из зол екатерининского царствования которые необходимо было пресечь в самом начале своего правления, Павел указал наиболее важные: огромное количество находившихся в обращении «банковых ассигнаций, которые мы всегда признавали и признаем истинным общенародным долгом на казне нашей и тем священнейшим, что он пособствовал нуждам государственным»; «распространение военного пламени, которое из вознамеренного пред вступлением нашим на престол содействия большими силами противу французов неминуемым было бы следствием»; «тягость для подданных наших уже готовую от умножения, армии, для которого и набор рекрут, по одному со ста был тогда же предписан»; «сбор, провианта и фуража, сопрягавший с собою безмерное для поселян изнурение, подвергая их злоупотреблениям, которые в подобных случаях едва ли какое бдение предостеречь может», «необузданное своевольство с каковым предназначенных на военную службу людей растаскивали на домашние услуги, на поселения в собственных деревнях и на такие употребления, хотя при войсках, кои не для нужды и помощи оных, но для одной прихоти и суетного оказательства служили»; своевольство это для Павла было тем возмутительнее, что оно мешало облегчению поселян «в пункте самом важнейшем, где сии добрые и полезные члены государства жертвуют своею собратиею на оборону отечества» «Флоты», говорится в другом из указов Павла, «с восшествием нашим на прародительский престол, приняли мы в таком ветхом состоянии, что корабли, составляющие оные, большею частью оказались, по гнилости своей, на службу неспособными»