О утверждении пребывать на все времена без всякой прикосновенности всему тому, чего в форме государственного правления и в фундаментальных правах точно не предписано, в единственной собственно Самодержавной во всем власти владеющего законного Монарха, а по Нем и Наследников Всероссийского Престола.
О предположении формы присяги для всех государственных подданных на всеподданническое повиновение и соблюдение фундаментальных прав по установленной форме государственному монаршескому правлению.
Сочинено в селе Дугине, 1784 года, в месяце Сентябре.
Письмо к Наследнику Престола для поднесения при законном вступлении Его на Престол.
По обыкновенном титуле.
Приготовленным мною пред сим всеподданнейшим письмом для поднесения Вашему Императорскому Величеству в надлежащее время сочинения покойного моего брата с прибавлением к оному и от меня собственно, сколько я ни надеялся успокоиться от государственного позора, угрызающего всегда нас с покойным, о том, что общее злополучие со всеми вернейшими детьми Отечества, судило жить нам в том веке, когда два Правителя Отечества и два Государя наши, коим все подданные в верности присягами, свергались с таким гнусным обличением в клятвопреступлениях подданных, что никто и из не знавших совсем, по каким законным и справедливым причинам производится свержение, не сделал ни малейшего и виду на защищение своего Государя.
Столь позорное угрызение сердец было во обоих нас братьях почти при всяком съезде, по беспредельной нашей подданнической верности и преданности к Вашему Императорскому Величеству, сильнейшим возбуждением на размышление к спознанию причин: от чего бы народ, просвещенный христианским законом, и оказующий в военных случаях похвальную храбрость и мужество, мог весь без изъятия ввергаться в такие порабощеннейшие клятвопреступления? Чем бы оное отвратить, и чем утвердить надежнейшую безопасность Вашему Императорскому Величеству и Высокому Наследию на все времена, и чем же привлечь искреннейшую верность и любовь всех подданных к Государям Нашим?
Сколько мы оба ни напрягали к оному всех наших сил и лучшего разумения, но по всему нашему чистосердечию не могли мы приобрести других о том вероятнейших опознаний, кроме сих:
В Российской Империи издревле окорененных не только общих обычаев, ниже и из самих тех законов, которые приемлются во всех благоустроенных государствах фундаментальными законами и вернейшею твердостью держав, ни единой почти не остался, в святой неприкосновенности, но все они без изъятия свержены под самовластие не только Самодержавцев, да и попраны под ноги злонамеренных людей, достигающих к похищению государских доверенностей на самовластное употребление, от чего Российские сыны не имели уже в общем государственном благосостоянии ни какого с Государями союза, и пребывая во всегдашнем трепете, не только о своих всех собственностях, да и о себе самих остаются при несчастливых свержениях Государей все без изъятия в недействиях к соблюдению присяг своих, ласкаясь единственно, не может ли при новых переменах произойти чего лучшего к твердости Отечества и к вернейшей безопасности собственностям и безвинностям каждого, а потому на возвращение Российских подданных к соблюдению при всяких случаях данных Государям своих присяг, и к привлечению всех их в искреннейшую подданическую верность и любовь к Вашему Величеству, не находили мы, по всему нашему к Вам чистосердечию, других способов, кроме, чтоб в общем на всегда благосостоянии государства связать всех подданных с Государем неразрывным узлом утвержденных государственных фундаментальных прав и формы правления, не подвержением их к переменам и отрешением ни какому самовластию, дабы таковым союзным сопряжением Государя со всею Империею, весь народ по внутреннему уверению каждого в себе, не имел уже причины ожидать в новых переменах лучшего, но был бы всегда готов защищать жизнью своею того Государя, под владением которого сохраняются во всей целости государственные фундаментальные законы и форма правления, под сенью коих соблюдались общее благо, верность и безопасность каждого подданного.
На сем единственном предположении, возбуждаемом чистейшею верностью к Вашему Императорскому Величеству, подданническою преданностью и усердием, покойный брат мой составлял то сочинение, да и я прибавление к оному, которые учредил я поднести в свое время Вашему Императорскому Величеству; но и с тем совсем не мог я еще освободиться от прежнего меня государственным стыдом угрызения, для того принужден стал пойти в дальнейшие размышления, предписуемые душе моей самою чистейшею подданническою, верностью и усердием к Государям, и составил еще для поднесения к Стопам Вашего Величества в надлежащее время два сочинения: одно под № 1, из которого не может ли быть что угодно при законном вступления Вашем на Престол ознаменовать о Государственных Ваших примечаниях, приобретших с возрастом лет Ваших, и о предположении намерения о Царствовании Вашем со увещанием развратившихся из благонравия исправиться; а под № 2 — есть ли соизволите Всемилостивейше пожаловать Отечество утвердительными какими формою государственного правления и фундаментальными непременными правами, то не может ли к оному благословенному начинанию удостоиться что либо из того ко Всемилостивейшему Вашему употреблению.
Я не могу не признаться, что как в сих двух поднесениях, так и в прибавлении моем к сочинению брата моего, распространился я на некоторые предметы не совсем пристойные в помещенные им места: но; оное произошло единственно из жарчайшего моего усердия, что бы при начальном Вашем восцарствовании не прокралось от Монаршего сведения ни чего из того, что мне воображалось потребным к истинной Славе Величайшему в свете Государю, к твердейшей Ему и Наследию Его на все времена безопасности их совершенному на всегда союзному благосостоянию Государя и Отечества. Что же тут не могло входить ни какое собственное мое пристрастие, в том засвидетельствоваться не зазирает меня совесть сим, что проживши я 65 лет и разрушившись увечною болезнью во всем моем телесном составе, не могу иметь уже я нужды для себя ни в чем другом, кроме могилы, и чтоб войти в нее с тем сладостным душевным последним утешением, что я тому моему Государю, которому предан был вернейшим и непорочнейшим сердцем, принес все то, что душа моя поставляла вернейшими способами к возведению истинной славы на самую вышнюю степень Государя моего и отечества и на обоюдное их утверждение ко всей безопасности на все времена.
Почту я себя наиблагополучнейшим из подданных во всем мире, есть ли обоих нас братьев сочинения, которые будут от меня поднесены к подножию Вашему, признаются к таковому Вашего Императорского Величества благоволению, с каковыми мы оба не преткновенными никогда были подданническими верностью к нашим Государям и к отечеству, и с каковыми же буду я смыкать в последние глаза мои преданностью и благоговением собственно
Вашего Императорского Величества
Всемилостивейшего Государя и прочая.
№ 1-й. Формы Манифесту, какой рассуждаются, не может ли быть угоден к изданию при законном по предопределению Божескому восшествии на Престол Наследника.
По обыкновенном титуле.
Призирающее всегда на Отечество Наше, а особливо при опасных случаях, милосердие Всевышнего Творца соизволило Нас как единый остаток уже крови, предопределенной Святым Промыслом Его к обладанию Всероссийского Престола, возрастить со младенчества безотлучно в недрах нашего Отечества, и сохранив чудесно от разных бедственных угрожений, угодно стало Святой Его воле возвести Нас на Прародительской Престол, руководствуясь и к сему, что Мы, поколику созревали в возрасте, по толику входило в Наше примечание и внимание все то, что от Царствования незабвенной никогда памяти Покойного Прародителя Нашего Государя Петра Великого, вовлечено зловредного в Отечество Наше, какими соблазнами и чьими похитительными алчностями от захвативших доверенности Государей своих возлоупотребительное самовластие, и что оные зловредности окоренились в государстве Нашем до той степени, что большую часть сынов Российских совратили с коренного Россиянов праводушия, прежде утвержденного на страхе Божеских естественных и гражданских законов, а развращением общего благонравия снизвергли всю святость законов частью в неисполнительное ослабление, а частью и в совершенное попрание, предпочитая законам при всяких случаях собственную каждого корысть и домогательство до возвышения в чины не деятельными заслугами Отечеству и Государю, а ухищренными происками и угождениями страстям и требованиям захвативших силу в свое злоупотребление.
Мы взирая на все оное с содроганием сердца, но с великодушною терпеливостью, соблюдали во всей неприкосновенности Заповеди Божии, законы естественные и гражданские и не позволяли Себе по тогдашнему Нашему природию и законами обязательству ничего, кроме единственного разделения наичувствительнейшего прискорбия со всеми теми усерднейшими и вернейшими детьми Отечества, которые с похвальною твердостью душ не-попускали прикасаться к себе ни каких соблазнов на государственное уязвление; но пребывая в безмолвии, не могли скрывать только от Нас душевных своих страданий.
В таком для Нас тяжком, но неизбежном положении, возносили Мы единственно ко Христу Спасителю благодарные молитвы за сохранение милосердным Его промыслом Отечества и Нас Самих при таковых, развращениях, обязываясь при том Нашими обетами, есть ли будет. Святой Его воле угодно довести до Нашего обладания Всероссийскую Империю, то да будет Нашим первым деянием и непременным попечением истребить из Отечества Нашего внедрившиеся в него все государственные зловредности и развращение в благонравии, противные законом Божественным, естественным и гражданским, восстановляя и утверждая без всякого лицеприятия всю силу законов и правоту естественную и гражданскую.
Достигнувши ныне до совершения над Нами милосердной воли Всевышнего Творца вручением Нам Прародительского Престола, принимаем теперь первою Нашею должностью произвести деятельно сделанные Нами пред Творцом вселенной обеты; но нет отнюдь ни расположения сердца, ни намерения в Нас, что б сим исполнением и один из подданных Наших и при всей справедл