— Бездушных по многим приметам узнать можно, — говорил он, внимательно глядя под ноги. — Вот, например, след на снегу — видите, какой рваный и кривой? Это они здесь прошли, причём совсем недавно. Причём, отпечаток босой ноги, а кроме Бздыхов в этих лесах никто без обувки не гуляет.
Василиса заинтересованно кивала, впитывая каждое слово проводника. Я лишь понимающе хмыкал, прекрасно разбираясь в охотничьих премудростях, но не желая умалять заслуги Бориса в глазах девушки. Пусть покрасуется, раз выдался случай.
Тем временем охотник вошёл во вкус и начал подробно расписывать, какие способы извести Бездушных придумали местные жители.
— Есть у нас несколько основных способов охоты на этих выродков. Какой применять — зависит от разных условий: где охотимся и на кого — животное иль человек, сколько времени на подготовку, сколько людей участвует.
Он выставил указательный палец.
— Первый вариант — ямы-ловушки. Роем глубокую яму, на дно вбиваем заточенные колья. Сверху маскируем ветками, листвой. Когда Бздых проваливается внутрь, его можно спокойно расстрелять сверху из ружей и луков. Потом уже добиваем копьями или рогатинами. Минус в том, что готовить долго, да и яма одноразовая.
Неплохо. Нечто подобное я видел вживую и сам возле Ладоги…
— Второй способ — загонная охота с сетями, продолжил наш спутник. — Ставим прочные сети между деревьями. Один смельчак берёт на себя роль приманки, заманивает Бездушного в ловушку. Тварь запутывается в сетях, а остальные охотники набрасываются и рубят её нещадно. Плохо одно, что приманка сильно рискует. Да и сети бывало рвались.
Ольховская кивнула с таким видом, будто что-то понимала в этих самых сетях.
— Ещё вариант — медвежьи капканы. Большие такие, стальные. Расставляем их, маскируем. Бездушный наступает, капкан захлопывается. Всё, тварь обездвижена — можно расстреливать с безопасного расстояния. Затратно, конечно, зато капканы многоразовые. Минус в том, что цель вполне может пройти мимо ловушки.
Или вовсе уклониться, ведь реакция у них отменная.
— Ну и четвёртый способ — это если удаётся застать Бздыха врасплох. Берём особые стрелы с шипами-зазубринами, как у гарпунов. К каждой стреле привязываем длинную прочную верёвку. Лучше всего подходят верёвки из сыромятной кожи или из Тенелиста, вымоченного в специальном растворе — крепкие, не рвутся.
Дороговато всё же из Реликтов верёвки делать…
— Дальше трое-четверо стрелков встают поодаль друг от друга. Целиться важно в разные части тела твари и стрелять одновременно. Иначе всё пропало. Зато стрелы впиваются намертво. Каждый держит свою верёвку. Получается, они Бздыха как бы растягивают между собой. Он мечется, кидается, а сделать ничего не может — в разные стороны его тянет. Главное, чтобы верёвки выдержали.
— А дальше вы его рубите сообща? — понятливо кивнула девушка.
— Верно, — продолжает красоваться Борис. — Остальные охотники налетают с копьями, топорами, мечами — и давай рубить, колоть, резать. Если зверюга совсем матёрая попадётся — так мы ещё и к деревьям верёвки привязываем для надёжности. Глядишь, пяток ловчих навалятся, да и угрохают бестию.
— И потери наверняка бывают? — вскинул бровь я. — Раненые и мёртвые.
— Всяко бывает, — горестно вздохнул провожатый. — Опасное это дело — на Бездушных охотиться, но куда деваться? Жить-то надо. Семьи чем-то кормить… Вот мы и приспосабливаемся, изучаем их повадки, друг у друга хитрости перенимаем…
Борис замолчал, переводя дух. Было видно, что он всей душой переживает за свой промысел, гордится им и в то же время тяготится вынужденным риском.
— Ловко придумано! — слегка покровительственно оценила Василиса. — Наверное отличная сноровка нужна, чтобы так управиться с противником.
— Не без того, — важно кивнул Борис, гордый произведённым впечатлением. — Мы, считай, всю жизнь этому учимся. С малых лет, как только отцы в лес брать начинают.
Подобная житейская мудрость лишь укрепила моё уважение к местным жителям. Правду сказать, на первый взгляд они казались мне обычными деревенскими увальнями и лежебоками. А вон оно как выходит — тут тебе и воинская сноровка, и звериная хитрость, и отчаянная удаль.
Ни тебе достойного оружия, ни защитных артефактов, ни даже простого признания заслуг. Всё сами, всё своим умом да сноровкой. Целую науку изобрели, как с Бездушными управляться. И ведь не просто отсиживаются за частоколом, а ходят в леса, охотятся, жизнью рискуют. Поневоле проникнешься уважением к этим суровым, жилистым мужикам.
Выплыв из раздумий, я решил уточнить у Бориса один момент, задевший моё внимание:
— А кому вы потом сбываете ваши трофеи? Эссенцию и Реликты?
Охотник скривился, будто хлебнул кислого молока. Видно было, что тема для него болезненная.
— Так это, боярин, — нехотя признался он. — Есть тут один делец, Макар Гривин зовут. Приезжает к нам раз в месяц, скупает всё оптом, что добыть успеваем. Только платит, живоглот, от силы четверть настоящей цены. А куда деваться? Другого покупателя-то всё равно нет, а товар девать надо. Не себе же под подушку прятать.
Тут даже Ольховская помрачнела лицом. Похоже, и её возмутила вопиющая несправедливость, творящаяся в Угрюмихе.
— Это почему же вам в казначейство Реликты не сдавать? — вскинула она брови. — Оно их охотно покупает.
Борис лишь горько усмехнулся в ответ.
— Такой уж порядок заведён, барышня. По княжескому указу, значит, простолюдинам в здешних лесах охотиться не положено. Это, вишь ты, привилегия одних лишь Стрельцов. А раз на дичь права не имеем, то и торговать ею не велено. Вот и приходится украдкой товар сбывать, чтоб концы с концами свести, — он сплюнул под ноги и с досадой пнул подвернувшуюся заснеженную корягу.
Я лишь покачал головой, в очередной раз удивляясь причудливой логике местных правителей. Нет, я, конечно, слышал ещё в своём мире, что в землях франков и саксов простолюдину охотиться запрещено в лесах знатной семьи, но там ведь речь шла об оленях да куропатках, а не врагах рода человеческого. Этих нужно уничтожать безжалостно везде, где повстречаешь. И полученные трофеи — лишь заслуженная награда за проявленную отвагу.
У окрестных князей явно головы соломой набиты, раз не смотрят вперёд больше, чем на один шаг. Когда Алчущие, в смысле, Бездушные захлестнут эти земли, будет уже поздно думать о том, что не следовало скупиться на награды для любых охотников.
— И что же вам велено делать, если Бздыхи сами вас атакуют? В лесу или прямо в деревне? — с интересом спросил я.
— Так по закону полагается тварь кончить, а тушу вместе со всем найденным передать сборщику податей, что раз в полгода к нам наведывается, — охотник снова сплюнул. — Только он, скажу я вам, редко до нас добирается. То снег не тот, то распутица, то ещё чего. Почему-то это началось после того, как предыдущий пропал в наших лесах, — глаза Бориса недобро сверкнули, и стало ясно, что мытарь[1] исчез не просто так. — Вот и выходит — либо всё сгноить, пока явится, либо Гривину сбыть.
То ли хвастается охотник, то ли отчаянные мужички не только прежнего наместника в колодец отправили, но и мытаря сгубили.
Не задерживаются тут представители власти. Текучка кадров бешеная.
Следующие несколько часов мы петляли по зимнему лесу, пытаясь отыскать хоть какие-то признаки присутствия Бездушных или Реликтов. Снег скрипел под ногами, в вышине тоскливо свистел ветер, бросая в лицо пригоршни колючих снежинок. Борис уверенно вёл нас сквозь чащу, то и дело замирая и принюхиваясь, словно гончая, взявшая след.
Я с интересом наблюдал за Василисой, пытаясь понять, что из себя представляет эта загадочная особа. Она держалась позади, сосредоточенно глядя себе под ноги и время от времени касаясь рукой стволов деревьев. Возможно пыталась почуять любые залежи ценных пород или металлов.
Додумать мысль я не успел. Борис вдруг остановился как вкопанный и присел на корточки, вглядываясь во что-то на снегу. Мы с Ольховской приблизились, стараясь не шуметь.
— Взгляните-ка, боярин, — охотник указал на цепочку глубоких, причудливо изогнутых следов. — Тут Бездушный прошёл, и немаленький. Пару часов назад, не больше, их только-только затянуть успело.
Василиса ахнула, прижав ладонь ко рту. В её глазах плеснулся страх, мигом сменившийся жадным любопытством.
Я присмотрелся к отпечаткам и озадаченно хмыкнул. Действительно, необычные какие-то. То ли медвежьи, то ли волчьи, поди разбери, но точно крупный зверь, это да.
— Ты можешь определить, что за тварь? — спросил я, обходя следы по кругу. Внутри начало нарастать знакомое тянущее чувство — мой дар отзывался на слабое присутствие Бездушного.
— Я бы сказал — медведь, — неуверенно протянул охотник, почёсывая бороду. Только вот странный какой-то. И запах… не пойму, вроде и зверем несёт, а вроде и…
— Холодное железо! — внезапно выпалила Василиса, — её лицо слегка побледнело, а пальцы, вцепившиеся в отвороты куртки, мелко дрожали. — Тварь как-то связана с ним. Моя стихия отзывается.
Я прислушался к себе и понял, что девчонка права. Ощущение, будоражащее мой дар, и впрямь напоминало зов металла — звенящий, колкий, леденящий кровь. И земля под ногами тоже как будто трепетала в унисон, подталкивая, призывая идти вперёд.
— Она прошла на север, — Борис вытянул руку, указывая направление. — В распадки, там у нас бурелома много, в самый раз для логова. — Он искоса глянул на меня, пытаясь незаметно оценить реакцию. В его глазах мелькнуло плохо скрытое любопытство — струсит благородный или рискнёт? — Идём по следу, боярин? Глядишь, ещё застанем на месте. Или назад повернём?
Я заметил этот оценивающий взгляд. Похоже, для охотника это был своеобразный тест — многие ли дворяне готовы не просто командовать из безопасного места, но и сами выйти против твари?
Несмотря на опыт скоротечной ночной схватки он всё ещё считал меня изнеженным барчуком. Хорошего же мнения местные о сословии, которое призвано защищать их от любого рода угроз.