Кузнец аж рот раскрыл от удивления. Не иначе, прикидывал в уме — врёт товарищ или правду говорит. Больно уж история диковинная.
— Так я ж про что толкую, — продолжал меж тем охотник, втайне наслаждаясь произведённым эффектом. — Боярин-то наш не промах оказался. Словно вихрь меж Бздыхами крутанулся, только лезвие мелькало. И девка его туда же — как в болото, в камень выродков затянула. Ну а я чем мог, тем подсобил — куда стрелой, куда свинцовой пилюлей. В общем, ухайдакали мы ораву, спасибо Всевышнему.
Фрол только диву давался, слушая охотничьи байки. Не вязался у него в голове образ боярина-фра́нта с образом лихого вояки. Борис его понимал — у самого поначалу те же сомнения были.
— Ладно, — спохватился охотник, кивая за спину. — Пойду я, пожалуй. А вы давайте, встречайте боярина как положено, с уважением. Он это заслужил. Вон сколько трофеев мы набрали — еле дотащили. Пришлось даже волокушу мастерить из того, что под руку подвернулось. Мы на радостях и не приметили поначалу, насколько богаты стали.
С этими словами Борис развернулся и зашагал прочь, оставив ошарашенного кузнеца переваривать услышанное. Пускай поразмыслит насчёт нового воеводы. Да и другие пусть призадумаются — может, рано старосту слушали, на Прохора кидаясь?
Сделав несколько шагов, Борис услышал, как Фрол неуверенно крикнул ему вслед:
— Эй, Борька! А боярину вашему это… Ещё помощники не нужны будут? Ну там, по хозяйству или ещё как? Негоже, чтоб такой человек без дружины-то справлялся…
Охотник крутанулся на пятках и широко улыбнулся.
— А знаешь, может и нужны…
Я сидел в своей спальне, приводя мысли в порядок после насыщенного дня. Баня и сытный ужин помогли смыть усталость, но разум всё ещё бурлил, переваривая случившееся.
Поход в лес оказался на редкость удачным. Мы не только избавились от опасных тварей, но и разжились ценными трофеями. Эссенция, Реликты, Сумеречная сталь — всё это открывало заманчивые перспективы.
Пожалуй, стоит подумать о снаряжении торгового обоза. Сбыть излишки в крупном городе, закупить всё необходимое. Опять же, разведать обстановку и наладить связи с местным дворянством. Это всегда бывает полезно.
Следом в памяти всплыло недавнее видение — то самое, что уберегло нас от неожиданной атаки в лесу. Странное дело, никогда прежде за мной не водилось пророческого дара. Неужели в этом мире моя Грань… мой Талант раскрывается как-то иначе? Предчувствие? Ясновидение? Магия ментального толка?
Или источником этого предупреждения выступило нечто иное? Нечто пернатое и озорное?.. На этот счёт у меня уже имелись определённые догадки. Следовало их проверить.
Я на пробу потянулся к неведомому источнику той частью своего естества, что отвечала за магию. И, к моему удивлению, связь отозвалась — слабо, но отчётливо. Будто некто на том конце ждал моего зова.
Прикрыв глаза, сосредоточился на смутных образах. Удар сердца, второй, и вот я вновь парил на порядочной отдалении от ночной Угрюмихи. Видел дома, крыши, сонные улочки, факела на дозорных вышках. Две неясные тени скользили меж стволов на опушке, то и дело замирая, будто принюхиваясь, но не решились отправиться к селу.
«Снова Бездушные, — отстранённо подумал я, возвращаясь в собственное тело. — Неспокойно в наших краях. Придётся усилить дозоры».
Недолго думая, я направил по этому тонкому каналу несколько капель энергии. Уж больно любопытно было, что из этого выйдет.
Сила потекла, подобно ручейку, и эта связь отозвалась волной жара.
Глава 16
Невидимое пламя вспыхнуло в груди, отдаваясь теплом в конечностях.
Я инстинктивно вцепился в это ощущение, пытаясь удержать, усилить его. Чем больше энергии я вливал, тем отчётливее становился контакт, будто нечто на том конце присматривалось ко мне.
Я направил своё сознание вдоль этой призрачной нити, позволив себе раствориться в ней. Знакомая картина ночной Угрюмихи с высоты птичьего полёта стала отчётливее, и я осознал себя в чужом теле.
Только на этот раз ощущения были куда ярче и полнее. Я не просто парил над селением — я чувствовал свою новую оболочку, чуял упругость воздушных потоков под… крыльями?
Мысленным усилием я повернул голову вбок, и увидел раскинувшиеся чёрные крылья, блестящие вороньи перья. Похоже угадал. Это определённо был тот самый наглый ворон, который сперва таскал блины со стола, а после умудрился нарушить мой ритуал. Любопытный поворот…
Первым порывом стало немедленно вернуться в собственное тело, порвать непрошеную связь, настолько это было неожиданно.
Но любопытство и какое-то внутреннее чувство «правильности происходящего» оказалось сильнее. В конце концов, не каждый день удаётся взглянуть на мир глазами птицы.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я направил своего пернатого «помощника» вниз, к знакомой двухскатной крыше. Ворон послушно спикировал, цепляясь коготками за ветку старой ели аккурат напротив моего окна.
Удостоверившись, что связь держится крепко, я сосредоточился и рывком вернул сознание в собственное тело. Некоторое время просто сидел, привыкая к ощущению физической оболочки. Затем поднялся и решительно распахнул окно, впуская ворона внутрь.
Птица влетела без колебаний, словно только того и ждала. Опустилась на спинку стула, склонила голову набок, разглядывая меня с почти человеческим любопытством и негромко каркнул. Я невольно залюбовался ею — очень крупная, матёрая, с иссиня-чёрным оперением и цепким взглядом глаз-бусинок.
— Ну здравствуй, шельмец, — хмыкнул я, протягивая руку. — Кто ж ты такой, а? Неспроста ведь привязался.
То, что это был самец, я почему-то знал наверняка.
Ворон каркнул вновь и отскочил на край стола, всем своим видом показывая, что руки он не жалует. Но улетать явно не спешил.
Я прищурился, пытаясь прощупать ауру пернатого гостя. И чуть не присвистнул от удивления. Птица была буквально пропитана магией! Не очень сильной, но отчётливой, упорядоченной. Плотность и структура энергии говорили о десятках, если не сотнях лет накопления — такого эффекта невозможно достичь за короткий срок. А в ауре отчётливо виднелись следы многократного поглощения и переработки Эссенции, что навело меня на интересную мысль — либо кто-то годами вливал в эту птицу магическую энергию, превращая в некое подобие живого артефакта, либо ворон научился поглощать её самостоятельно.
Но ведь не могла же птица постичь путь медитативной концентрации — усвоения разлитой в пространстве тонкой, разреженной энергии. Я готов был поклясться, что ворон действительно разумен и понимает человеческую речь, но этот метод требовал многолетней кропотливой внутренней работы и крайней степени самоконтроля. И мне тяжело представить, что даже самый смышлённое животное способно на такое.
Конечно, если он действительно не отмечен Одином…
— Ладно, давай знакомиться, хитрец, — сказал я, скрестив руки. — Прохор.
Ворон пронзительно каркнул в ответ.
— Хм, поскольку я тебя не понимаю, а болтать ты горазд, будешь… Скальдом.
Птаха задумалась и медленно провела клювом сверху вниз. Будто по-настоящему кивнула.
Отойдя к двери я крикнул:
— Эй, Захар! Тащи-ка сюда чего-нибудь из еды. К нам гость заявился.
— Гость?.. — удивлённо уточнил старик, заглянув в комнату. — Батюшки! Опять этот проказник! Вы уверены барин, что его нужно привичать? Он же вас едва не погубил тогда!..
— «Едва» не считается, — усмехнулся я.
И добавил справедливости ради:
— А ещё он предупредил меня о появлении Бздыхов в лесу.
— Н-да?.. Ну тогда посмотрим, что ему можно предложить…
Слуга явился спустя пару минут, держа в руках плошку с крупой и горбушку хлеба.
— Вот, принёс чего было, — пробормотал он, искоса поглядывая на птицу. — Будто с герба вашего рода сошёл… Это знак, точно знак, говорю вам! Быть может, кто-то из ваших предков его направил, чтобы приглядывать за вами?
— Возможно, — легко согласился я.
Захар только головой покрутил, но продолжать эту тему не стал. Почтительно поклонившись, он ретировался за дверь, оставив меня наедине с пернатым собеседником.
— Ну что, дружище, — ухмыльнулся я, высыпая крупу на стол и кроша сверху хлеб. — Угощайся. Заодно и узнаем друг друга получше. Глядишь, и найдём общий язык.
Ворон повёл клювом, принюхиваясь. Покосился на меня с явным сомнением, будто спрашивая: «Это ты меня, царскую птицу, какой-то крупой потчуешь⁈»
Я уловил исходящие от него эмоции — лёгкое негодование и самодовольство, но жадность, похоже, пересилила гордыню. Подскочив к горке зерна, он принялся деловито склёвывать угощение, время от времени одаривая меня уничижительными взглядами.
Я же устроился на кровати, наблюдая за трапезой и размышляя о превратностях судьбы. Раз уж эта птица прибилась ко мне и обладает магическим даром, стоит попытаться сделать её своим союзником. В конце концов, ворон — символ моего нового рода, его изображение красовалось на нашем гербе ещё в ту пору, когда Платоновы чего-то стоили. Быть может, это и вправду знак?
Тем более, такой помощник будет незаменим в разведке. Тут он свои способности продемонстрировал сполна.
Расправившись с угощением, Скальд решительно подскочил ближе, требовательно уставившись мне в глаза. Сразу стало понятно, чего он хочет — не физической пищи, а той энергии, что я влил в него ранее.
Усмехнувшись, я снова призвал магию, позволяя энергии течь тонкой струйкой к птице, капля за каплей. Ворон замер, подавшись вперёд. Его глаза-бусины будто замерцали изнутри синеватым светом, когда моя сила коснулась его ауры. В этот момент та самая эфемерная нить, что позволила мне ранее разделить его зрение, вспыхнула ярче, окрепла, превратившись в прочную связь.
Птица расправила крылья и испустила торжествующий крик. Теперь я чувствовал его присутствие постоянно — словно слабое тепло где-то на краю сознания. Что ж, кажется, у меня только что появился весьма необычный союзник.