Когда Гаврила ушёл, я обратился к приказчику, всё ещё выглядевшему встревоженным:
— Продолжай работу как обычно. Не показывай страха. Если эти люди или кто-то другой появятся снова, немедленно сообщи мне по магофону.
Собеседник кивнул, хотя уверенности в его глазах не прибавилось.
Отвернувшись, я мысленно обратился к Скальду, сидящему на крыше магазина:
«Нужна твоя помощь, дружище. Проследи за той троицей, что только что покинула лавку. Мне нужно знать, куда они направятся и с кем будут общаться».
Ворон издал короткий каркающий звук и взмыл в воздух, быстро растворившись среди крыш Сергиева Посада.
Полина дождалась, пока мы отойдём в сторону, и тихо спросила:
— Что ты намерен делать с этой ситуацией? Если всё так серьёзно, как говорит Савельев, мы можем оказаться в опасности.
Я посмотрел на неё с лёгкой усмешкой:
— То же, что и всегда — нанести настолько сокрушающий удар по врагам, чтобы от одной мысли о сопротивлении их бросало в дрожь.
Видя её обеспокоенный взгляд, я добавил:
— Нет, Полина, серьёзно. Я не стану играть в поддавки с бандитами. Во-первых, это никогда не кончается — сегодня они запросят умеренную плату, завтра вдвое больше. Во-вторых, репутация безопасного и независимого предприятия важнее, чем мгновенное спокойствие. И, в-третьих, — я помедлил, — если мы собираемся привлекать новых людей в Угрюм, мы должны демонстрировать силу и надёжность.
За окном лавки солнце начинало клониться к закату, освещая улицу тёплым оранжевым светом. За прилавком Никита неуверенно разговаривал с пожилой покупательницей, временами бросая тревожные взгляды на дверь. В подсобном помещении Федот и Михаил проверяли оружие — не слишком демонстративно, но достаточно тщательно.
Я направился к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались жилые комнаты. Нужно было обдумать план действий. В Сергиевом Посаде мы были чужаками, но это не означало, что следовало подчиняться местному отребью. Наоборот, любой признак слабости мог обернуться серьёзными проблемами в будущем.
Проходя мимо зеркала в коридоре, я мельком взглянул на своё отражение — спокойное, но решительное лицо человека, готового к бою. В прошлой жизни я сокрушил куда более опасных противников, чем какой-то городской отморозок с идиотской кличкой. Этот Кабан совершил последнюю ошибку в своей жизни, когда решил угрожать мне и моим людям.
Гаврила заметил мальчишку у рыночной площади — худой, жилистый, с острым взглядом тёмных глаз, оценивающим каждого прохожего как потенциальную жертву или угрозу. Таких беспризорников в Сергиевом Посаде хватало — выживающие как могут дети, для которых улица стала и домом, и школой, и работой.
— Эй, малец, — Гаврила небрежно бросил на землю серебряный алтын, который тут же исчез в ловких пальцах мальчишки. — Не желаешь заработать ещё парочку таких?
Мальчик, лет двенадцати на вид, с настороженностью дикого зверька оглядел Гаврилу с ног до головы.
— Чего надо-то? — спросил он, держась на безопасном расстоянии, готовый в любой момент нырнуть в узкий проход между лавками.
— Информация, — Гаврила присел на деревянный ящик, стараясь выглядеть непринуждённо. — Про человека по прозвищу Кабан.
Беспризорник заметно напрягся, но серебряный алтын в кармане уже создал необходимую мотивацию.
— А чего про него знать-то? — мальчишка осторожно приблизился. — Все его знают. Полгорода под ним ходит.
— Расскажи поподробнее, — попросил Гаврила, выкладывая на ладонь ещё один алтын.
Мальчик, которого, как выяснилось, звали Костиком, оказался удивительно осведомлённым. За следующие полчаса Гаврила узнал, что Дорофей «Кабан» Савин контролировал значительную часть городской торговли, особенно в западном районе. У него была сеть осведомителей, включая попрошаек и беспризорников. Два капитана сыскного приказа регулярно получали от него щедрые «подарки». За последний год трое торговцев, отказавшихся платить, лишились своих лавок, а один — обеих рук.
— Штаб у него в трактире «Золотая подкова», — прошептал Костик, озираясь по сторонам. — Сам-то редко там бывает, но его правая рука, Еремей Хромой, почти всегда там.
— А где живёт сам Кабан? — поинтересовался Гаврила.
Костик замялся:
— Этого никто толком не знает. Говорят, у него несколько домов в разных частях города.
Когда Гаврила наконец ушёл, оставив в руках мальчика обещанные два алтына и ещё один — за усердие, пацан не сразу направился обратно к своим обычным занятиям. Этот незнакомец слишком подробно расспрашивал о весьма уважаемом человеке, а такое любопытство в Сергиевом Посаде редко оставалось безнаказанным.
Пробежав несколько кварталов, он остановился у заброшенного сарая, где обычно собирались другие беспризорники.
— Федька! Лизка! — позвал он. — Чужак тут ходит, про Кабана выспрашивает. Высокий такой, крепкий. Не видали?
Лизка, худенькая девочка с косичками, покачала головой, но старший из ребят, четырнадцатилетний Федька, задумчиво почесал затылок.
— А как выглядит-то?
Костик подробно описал Гаврилу, упомянув и его одежду, практичную и тёмную, и особую манеру держаться — настороженно, как охотник.
— Погоди-ка, — Федька нахмурился. — Я видал его утром, у новой лавки на Купеческой. Там, где раньше «Мечта рукодельницы» была.
— Какой ещё лавки? — не понял Костик.
— Новой, — важно объяснил Федька. — Какой-то приезжий боярин её купил. Платонов фамилия.
К разговору незаметно присоединился хромой старик, один из многочисленных попрошаек, обитавших на рыночной площади.
— Не только боярин он, но и воевода, — проскрипел старик. — Из Пограничья. Пару часов назад к нему Кабановы люди приходили, «крышу» предлагали.
Костик затаил дыхание:
— И что?
Старик усмехнулся щербатым ртом:
— А ничего. Выставил он их, да так, что еле ноги унесли. Говорят, одному плечо чуть не сломал голыми руками. Магией шибает, понимаешь. Мне о том Наум Щербатый рассказал, информация верная.
— Маг, значит, — задумчиво протянул Костик, чувствуя, как вспотели ладони. — А этот, который меня расспрашивал, значит, его человек?
— Видать, так, — кивнул старик. — Разведку ведёт. Не к добру это…
Больше Костику слушать не требовалось. Стремглав бросившись через рыночную площадь, он нырнул в узкий проход между домами и побежал извилистыми переулками бедного квартала. Пробегая мимо лужи, он машинально перепрыгнул её, почти не замечая окружающего — ни развешанного белья, ни играющих в грязи малышей, ни сидящих на завалинках старух.
Четырёхэтажный муниципальный дом возвышался серой громадой среди других строений. Когда-то его стены были выкрашены в жёлтый цвет, но краска давно облупилась, обнажая серый камень. Костик взбежал по обшарпанной лестнице на третий этаж, стараясь не прикасаться к перилам, покрытым налётом грязи и жира от тысяч прикосновений. В коридоре пахло кислыми щами и плесенью.
Он остановился перед дверью в самом конце коридора и осторожно постучал, прислушиваясь к звукам внутри. После паузы раздался глухой голос:
— Входи, открыто.
Комната была маленькой и тесной, но чистой. У окна в таком же обшарпанном, как и весь дом, кресле сидел мужчина лет сорока, с жёстким, обветренным лицом и внимательными глазами. Вместо левой ноги из-под пледа виднелся обрубок, заканчивающийся чуть ниже колена.
— Здравствуйте, Родион Трофимович, — почтительно поздоровался Костик, замирая у двери.
— А, Костя, — кивнул мужчина. — Что-то ты запыхался. Случилось что?
— Чужак тут объявился, Родион Трофимович, — выпалил мальчик. — Про Кабана выспрашивал. И ещё, в городе новый маг, воевода какой-то из Пограничья. Он Кабановых людей прогнал, когда те пришли к нему «по делу».
Мужчина в кресле подался вперёд, и его глаза странно блеснули. Лицо, обычно бесстрастное, оживилось неподдельным интересом.
— Воевода из Пограничья? — переспросил он. — Имя его не слышал?
— Платонов, — выпалил Костик. — На Купеческой лавку открыл, где раньше «Мечта рукодельницы» была. Та что Белозёровым принадлежала…
Родион Трофимович откинулся на спинку кресла, почёсывая покрытый щетиной подбородок.
— Платонов, значит, — произнёс он задумчиво. — Интересно… Очень интересно. И чужак этот, стало быть, его человек?
— Похоже на то, — кивнул Костик.
Мужчина помолчал, словно взвешивая полученную информацию.
— А что конкретно он про Кабана спрашивал? — наконец произнёс он.
— Всё, — ответил мальчик. — Где живёт, где штаб, кто его люди… Я только то сказал, что все знают.
— Правильно сделал, — одобрительно кивнул Родион Трофимович. — Слушай внимательно. Мне нужно, чтобы ты проследил за этой лавкой. Кто приходит, кто уходит. Особенно меня интересует этот Платонов. Близко не подходи, издали наблюдай. И вот ещё что… Никому про наш разговор ни слова. Даже другим ребятам. Понял?
— Понял, Родион Трофимович, — кивнул Костик, — как не понять?
Мужчина выдвинул ящик стола и достал серебряный алтын — огромную по меркам беспризорника сумму.
— Это задаток, — сказал он, протягивая монету. — Сделаешь всё правильно — получишь втрое больше.
Когда пацан ушёл, Родион Трофимович долго смотрел в окно на городские крыши, освещённые закатным солнцем. Его лицо снова стало непроницаемым, но в глазах теплилось что-то, похожее на любопытство.
Князь Ростислав Терехов стоял у окна своего кабинета, сжимая в руке хрустальный бокал с коньяком. Тонкие пальцы с идеальным маникюром побелели от напряжения. За окном простирался Муром — его город, его владение, его личная вотчина. Теперь эта вотчина оказалась в осаде, хотя и не военной.
Осторожный стук в дверь прервал течение его мыслей.
— Войди, — холодно произнёс Терехов, не оборачиваясь.
Дверь бесшумно отворилась, и в отражении оконного стекла князь увидел Игоря Строганова, своего доверенного помощника, с папкой документов.