Но это ещё не конец. Да, формально он сохранил титул и должность церемониймейстера, но фактически был отстранён от любого влияния. Однако это не означало, что игра закончена. Михаил Фёдорович давно научился извлекать возможности даже из самых безнадёжных ситуаций.
Взгляд его упал на небольшой медальон с родовым гербом, который всегда носил с собой — подарок отца перед вступлением в должность.
«Власть — как ртуть, — говорил старик. Не пытайся удержать её голыми руками. Создай надёжный сосуд из союзников».
Эти слова звучали сейчас особенно отчётливо. Веретинский терял контроль над княжеством так же неизбежно, как и над своим Талантом. А значит, настало время укрепить сосуд.
Сабуров достал из внутреннего кармана маленькую записную книжку в кожаном переплёте. В ней хранились имена, секреты и скрытые связи всех значимых аристократических родов Владимира. Он перелистывал страницы, мысленно отмечая тех, кто будет заинтересован в изменениях. Белозёровы давно выражали озабоченность нестабильностью князя. Кисловские понесли финансовые потери из-за его непредсказуемой политики. Ладыженские лишились старшего сына из-за той идиотской казни «кружка заговорщиков».
«Сегодня же», — решил Сабуров, захлопнув книжку.
Взревев двигателем, машина стартовала с места, увозя бывшего фаворита прочь от дворца. Михаил Фёдорович смотрел на проплывающие мимо улицы Владимира и думал о том, что стрелка весов качнулась, но ещё не остановилась.
«Любопытно, — размышлял он, — что случится раньше: Гон Бездушных сметёт Угрюмиху, или безумие Веретинского разрушит Владимир изнутри? И какую роль в этом сыграет Прохор Платонов… и я сам?»
Он не знал ответа. Но твёрдо решил, что не останется простым наблюдателем. Как гласил древний девиз рода Сабуровых: «Лучше направлять бурю, чем прятаться от неё».
— На чём там мы остановились?
— На публикации компромата против Терехова, — Василиса сосредоточила на мне свой пронзительный взгляд. — Ты правда думаешь, что стоит идти против князя Мурома так открыто?
— Абсолютно, — я присел на краешек стола. — Проведя эксперименты над людьми, Терехов перешёл черту. После того, что мы увидели в тех лабораториях…
Я невольно вспомнил несчастных в клетках, покрытых чёрными венами, и мрачные записи об экспериментах. Подобную мерзость нужно давить и давить нещадно.
— Собирай всех освобождённых магов в главном зале через полчаса. Пусть придёт и Зарецкий, у него больше всего оснований свидетельствовать против Горевского и княжеского режима.
Василиса кивнула и быстро вышла. Я достал магофон и набрал номер Святослава. Гудки отдавались в динамике несколько секунд, пока не раздался знакомый голос кузена:
— Кузен? Какими судьбами? — несмотря на шутливый тон, я уловил в его голосе напряжение.
— Есть серьёзный разговор. Помнишь, мы освободили человека из подвала ректора?
— Такое забудешь, — хмыкнул он. — Горевский, кстати, умер в камере. Официально — от сердечного приступа, но ходят слухи…
— Что его убрали, — закончил я за него. — Знаю. Это часть той истории, которую хочу обнародовать. У меня есть доказательства, что за исчезновениями студентов, Горевским и ещё кучей грязи стоит лично князь Терехов.
Святослав присвистнул.
— Серьёзное обвинение. У тебя должны быть железобетонные доказательства, иначе сам понимаешь…
— Видеозаписи признаний начальников лабораторий, документы с печатями княжеской канцелярии, показания освобождённых магов и учёных, которых держали в плену годами. Этого достаточно?
На том конце линии повисла пауза.
— Боги… — наконец произнёс Святослав. — Ты понимаешь, во что ввязываешься? Это не просто скандал, это бомба под всю систему.
— Именно поэтому звоню тебе, — я перешёл к делу. — Куда лучше всего отправить материалы для публикации?
Святослав стал перечислять известные медиаресурсы, включая несколько крупных независимых изданий и противников Терехова из соседних княжеств.
— Пришли копии мне обязательно, — добавил он. — «Муромский обозреватель» опубликует их, даже если меня за это уволят. Я заварил всю эту кашу, затеяв собственное расследование, я и напишу статью!
Пообещав выслать все материалы в течение дня, я отключился.
В главном зале уже собрались все маги, освобождённые из лабораторий. Василиса уже установила на штатив магофон для видеозаписи. Зарецкий, бледный, но решительный, стоял в первых рядах.
Я окинул взглядом собравшихся, отмечая их напряжённые лица.
— Благодарю всех за то, что пришли, — я встал перед ними. — То, что вы пережили, не должно повториться ни с кем. Я предлагаю обнародовать собранные нами доказательства преступлений князя Терехова и его приспешников.
По залу прокатился взволнованный шёпот. Леонид Карпов, седобородый теоретик магии, поднял руку:
— При всём уважении, молодой человек, вы представляете, какую силу вы собираетесь атаковать? У князя руки длинные.
— Именно поэтому удар должен быть сокрушительным, — ответил я. — Мы опубликуем всё сразу и везде, чтобы невозможно было замять скандал.
— У меня семья в Муроме, — тихо сказала Элеонора Ольтевская-Сиверс, изящная гидромантка. — Что будет с ними?
— Понимаю твои опасения, — кивнул я. — Никто не будет принуждён свидетельствовать. Тех, у кого остались родственники в княжестве Терехова, мы не станем упоминать. Выступят только добровольцы.
Худощавый артефактор Максим Арсеньев сделал шаг вперёд:
— Я выступлю. У меня никого не осталось, кроме моей работы. Они украли месяцы моей жизни.
— И я, — твёрдо сказал Александр Зарецкий. — Что они делали с людьми… это просто чудовищно.
К ним присоединились рыжебородый целитель Георгий Светов и геомант Валентин Вельский. Последней вышла Надежда Кронгельм — изящная блондинка с осанкой преподавательницы.
— У меня лучше других поставлена речь, — пояснила она мягким, но уверенным голосом. — Пятнадцать лет преподавала риторику в женской школе. Если нужен человек, способный ясно и убедительно изложить факты — я готова.
Я благодарно кивнул ей:
— Именно такой человек и нужен. Мы запишем основной видеоролик с вашим участием, а остальные дадут свидетельские показания отдельно.
Анна Соболева нервно поправила очки:
— А что будет с нами после публикации? Терехов не оставит это просто так.
— Все, кто дал показания, останутся под защитой Угрюма, — твёрдо ответил я. — Мы своих не бросаем.
Боевой пиромант Степан Безбородко, самый молчаливый из всех, наконец подал голос:
— Записи допросов тех ублюдков из лабораторий — у вас есть копии?
— Конечно, — я похлопал по своему магофону и указал на ворох документов, в руках Голицыной. — Здесь все видеопризнания, записи экспериментов, которые мы нашли в лабораториях, копии документов с печатями княжеской канцелярии.
Следующие три часа мы потратили на запись видеоматериалов. Надежда Кронгельм оказалась настоящим оратором — её чёткая, эмоционально выверенная речь не оставляла сомнений в преступлениях Терехова. Она последовательно изложила все факты: похищения талантливых учёных и простых людей, эксперименты над ними, нарушение Казанской конвенции, роль Горевского как посредника и его последующее устранение для сокрытия улик.
— Во время допроса начальник лаборатории в Прудищах признался, что лично на его объекте погибло более сорока человек, — её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — И это только в одной из трёх известных нам лабораторий.
После основного выступления мы записали свидетельства Зарецкого, Арсеньева, Светова и Вельского. Каждый рассказал свою историю: как его похитили, что заставляли делать, что он видел. Особенно жутким было свидетельство Вельского о том, как люди постепенно превращались в Бездушных, которым скармливали беззащитных жертв.
Василиса собрала все материалы и организовала их в единый пакет данных, добавив цифровые копии документов с печатями княжеской канцелярии и журналов экспериментов.
— Это изменит всё, — тихо сказала она, глядя на готовый архив. — Княжество Терехова никогда не будет прежним.
— Именно на это я и рассчитываю, — ответил я, отправляя пакет данных Святославу и по списку других контактов, который он мне предоставил.
Материалы ушли в редакции «Московского вестника», «Нижегородской правды», «Ратной газеты» и ещё десятка изданий. Мы также загрузили всё на Эфирнет и в социальную сеть Пульс, где у Зарецкого оказалось немало друзей из академической среды.
— Теперь ждём реакции, — я закрыл крышку магофона. — Взрыв должен прогреметь примерно через сутки, когда редакции проверят материалы и подготовят статьи.
— А если попытаются замять? — спросила Василиса.
Я покачал головой:
— Слишком много источников одновременно. Кто-нибудь точно опубликует, а остальные подхватят, чтобы не отстать. К тому же, Святослав никогда не упустит такой шанс. Этот материал сделает его имя легендарным в журналистских кругах.
На следующее утро я проснулся от настойчивого сигнала магофона. Двоюродный брат звонил с новостями:
— Взрыв состоялся! — его голос звенел от возбуждения. — «Обозреватель» вышел с экстренным выпуском, сейчас все только об этом и говорят. Князь созвал экстренное совещание, в город стягиваются дополнительные силы стражи. Говорят, он в бешенстве.
— А реакция обычных людей? — спросил я, отгоняя остатки сна.
— Люди в шоке. Многие не верят. Другие давно подозревали неладное. Выходят первые требования независимого расследования. Несколько графов из оппозиции уже выступили с заявлениями.
Я улыбнулся. Первый удар нанесён. Теперь князь Терехов будет слишком занят спасением собственной шкуры, чтобы думать о мести нам.
Пока что это всё, что я могу сделать, чтобы ослабить его позиции, но однажды мой клинок найдёт и его шею.
Утро встретило меня холодным дождём, барабанившим по крыше. Листая донесения и отчёты, я выискивал позитивные сдвиги среди нагромождения проблем. Нельзя было дать людям погрязнуть в унынии — требовалась перспектива, план и уверенность в будущем.