Стоило ли вообще совать голову в ловушку или стоило как можно быстрее покинуть город? И что потом? Бегство — признак вины. После него не удастся сохранить ни представительство в городе, ни нормальную торговлю.
В сложной политической ситуации я считал Оболенского единственным союзником, но до конца его реакции предугадать не мог.
Расписной княжеский дворец вырастал впереди, сверкая позолотой куполов и благородной сдержанностью серого камня. Хорошо укомплектованный охранный пост у центральных ворот внимательно осмотрел мою машину, но, видимо, я значился в списке гостей, потому что меня пропустили на внутреннюю территорию, попросив моих спутников подождать снаружи.
Трофимов ждал меня на ступенях. Его обычно расслабленное лицо сейчас выглядело сосредоточенным, что лишь подтверждало серьёзность ситуации.
— Боярин Платонов, — он склонил голову в приветствии. — Его Светлость ожидает вас.
— Надеюсь, я не заставил князя ждать слишком долго, — ответил я, поднимаясь по мраморным ступеням.
— Нет, вы весьма оперативны, — Трофимов повёл меня через анфиладу роскошных залов. — Хотя учитывая ваш весьма… насыщенный день, это вдвойне впечатляет.
В его осторожных словах сквозил намёк, но я лишь кивнул, не поддерживая тему. Мы прошли мимо картин с изображениями древних битв, миновали несколько постов охраны и остановились перед массивной двойной дверью из тёмного дерева.
— Его Светлость примет вас немедленно, — Трофимов коротко постучал и, получив ответ, распахнул двери.
Князь Оболенский сидел за широким столом из ясеня, заваленным документами. Когда я вошёл, он поднял голову и указал на кресло напротив.
— Прохор Игнатьевич, благодарю, что так быстро откликнулись на моё приглашение, — его голос звучал мягко, но внимательный взгляд впился в моё лицо с неожиданной цепкостью.
— Ваша Светлость, для меня честь быть приглашённым, — я опустился в предложенное кресло.
Трофимов бесшумно удалился, закрыв за собой двери. Мы остались наедине.
Князь откинулся на спинку своего кресла и сложил пальцы домиком.
— Прохор Игнатьевич, до меня дошли весьма тревожные вести. Буквально несколько часов назад произошёл… инцидент в одной из загородных усадеб. Лечебное учреждение Фонда Добродетели подверглось, как мне доложили, вооружённому нападению. Не доводилось ли вам слышать что-нибудь об этом?
Я встретил его взгляд с невозмутимостью:
— Ваша Светлость, слухи в вашем княжестве распространяются быстрее лесного пожара. Я что-то слышал о неприятностях в одном из… благотворительных заведений, но, думается мне, там возникла куда более запутанная ситуация, чем может показаться на первый взгляд.
— Вот как, — князь слегка наклонил голову. — Если бы я знал, кто стоит за этим происшествием, я бы посоветовал этому человеку быть крайне осторожным. Подобные действия могут нарушить хрупкое равновесие, поддерживаемое в княжестве.
Я понял намёк и слегка кивнул:
— Полагаю, человек, способный организовать подобное, достаточно предусмотрителен, чтобы не оставлять следов. Наверняка у него были веские причины, раз он пошёл на такой риск.
— Вы так думаете? — князь поднял бровь. — И какие же причины могли бы оправдать нападение на благотворительное заведение, где несчастным должникам предоставляют кров и возможность отработать свои долги?
— Возможно, там происходило нечто, выходящее за рамки обычной благотворительности, — осторожно ответил я. — Например, если бы некое учреждение под маской добрых дел использовало людей как бесплатную рабочую силу, или, что ещё хуже, как подопытных в весьма сомнительных и опасных для жизни экспериментах.
Князь подался вперёд, не сводя с меня взгляда:
— Подопытных? Это звучит, как серьёзные обвинения, боярин. Тем не менее, трудотерапия — признанный метод реабилитации должников. Конечно, условия бывают суровыми, но эти люди сами подписали бумаги, соглашаясь на реабилитацию взамен на погашение долгов. В конце концов, это всего лишь простолюдины, и если их труд приносит пользу обществу…
— Какова же польза обществу от людей, превращённых в монстров с помощью экспериментов с Реликтами? — тихо спросил я. — Ведь это уже не трудотерапия. Это преступление против человечности. А эти должники, смею напомнить, Ваша Светлость, тоже ваши подданные.
На лице князя не дрогнул ни один мускул, но я заметил, как сузились его зрачки.
— Быть может, вы осведомлены лучше меня о том, что творилось в стенах пострадавшей лечебницы. Смогли бы вы поделиться последними… слухами?
— Охотно, — ответил я, подбирая слова. — Мне известно, что подобные… учреждения занимаются не только трудоустройством должников, но и сомнительными исследованиями. Люди, содержащиеся там, принудительно подвергаются воздействию комбинаций редких Реликтов. Результаты, как я слышал, бывают… неоднозначными.
— И что же случается с этими подопытными после экспериментов? — князь задал вопрос с видимым безразличием, но я чувствовал его напряжённое внимание.
— Кто-то погибает, кто-то превращается в нечто, лишь отдалённо напоминающее человека. Немногие сохраняют рассудок, но приобретают… странные способности, — я смотрел прямо в глаза князю. — А рабочие, те, кого не используют в экспериментах, живут в бараках, фактически как заключённые. Там их избивают и запугивают, низведя до состояния скотины, прошу извинить мой французский. Какова, по-вашему, должна быть дальнейшая судьба таких людей, если им повезло обрести свободу?
Князь вертел в руках письменный прибор с задумчивым видом:
— Полагаю, если бы эти люди были выпущены на волю, их следовало бы вернуть туда, откуда они пришли. В долговые тюрьмы, в работные дома… Впрочем, — он поднял взгляд, — полагаю, этих несчастных постигла иная судьба…
Я лишь вежливо улыбнулся, удерживая его взгляд.
— Что будет, если пропавшие люди вдруг по странному стечению обстоятельств, оказались бы в некоем пограничном поселении. Допустим, в Угрюмихе? — прямо спросил он, отпивая из стоявшего на столе хрустального бокала
— А кому будет позволено там кого-то искать? — парировал я. — Угрюмиха находится в Пограничье, а не в княжестве Сергиева Посада, и она тщательно охраняет свои владения. Я всегда рад дружеским визитам, но что касается проверок хочу напомнить что это… — я сделал вид что подбираю слова, — не в вашей юрисдикции.
Князь сдержанно улыбнулся:
— Вы рассуждаете как опытный политик, боярин, но вернёмся к нашей беседе. Вам стала известна крайне серьёзная информация, которая ставит под сомнения репутацию Фонда, Прохор Игнатьевич, — медленно произнёс Оболенский. — И я полагаю, у вас есть доказательства, помимо предположений?
— Гипотетически предположим, что родственник напавшего на лечебницу человека оказался журналистом, который проводил расследование деятельности Фонда Добродетели, — я решил поделиться частью информации. — В процессе работы он… проявил неосторожность и попал в серьёзные неприятности. Его пытали, Ваша Светлость. Но перед этим этот репортёр успел ознакомиться с некоторыми конфиденциальными документами, которые содержали сведения о неэтичных экспериментах. Согласно этим документам, Фонд Добродетели действует под покровительством Гильдии Целителей.
Князь поморщился, как от зубной боли:
— Боюсь, боярин, одних слов такого журналиста было бы недостаточно. Где сами документы? Без вещественных доказательств подобные обвинения не имеют веса в аристократическом обществе. К тому же, тот самый человек являлся бы подданным Мурома, а не моего княжества. Если у него имелись бы юридические претензии, ему следовало бы обратиться к князю Терехову за защитой своих интересов. И наконец, не будем забывать, что тот журналист, будучи родственником напавшего на усадьбу Фонда человека, оказался бы пристрастен в своих показаниях, а это ставит под сомнение объективность его слов.
Я понимающе кивнул — именно такой реакции и ожидал.
— Я всё понимаю, Ваша Светлость. Просто объясняю возможные мотивы тех, кто мог стоять за этим… инцидентом.
Князь молча открыл один из лежащих на столе документов и протянул мне:
— Тем не менее, вам стоит знать, что боярин Елецкий уже подал официальный иск с требованием расследовать разбойное нападение на его собственность. Он настаивает на том, что в результате посягательства на его собственность ему был нанесён значительный материальный ущерб, похищены ценные Реликты и… пропали несколько десятков людей, находившихся на реабилитации.
Какой он шустрый, этот боярин Елецкий…
Я бегло просмотрел документ и вернул его князю:
— Очень жаль, что подобные неприятности постигли столь достопочтенного человека, — с холодком в голосе ответил я. — И каково же будет ваше решение, Ваша Светлость?
Оболенский сложил бумагу и откинулся на спинку кресла:
— Я не вижу достаточных оснований для удовлетворения прошения боярина Елецкого. Нет конкретных улик против кого-либо, все свидетельства косвенные. Конечно, решать это будут представители Сыскного приказа после того, как изучат место преступления…
Интересно, то есть лояльность моего визави распространяется настолько далеко…
— Однако, боярин, должен заметить, что любопытным образом за последнее время в княжестве дважды случались ситуации, когда серьёзная проблема разрешалась без участия официальных властей. В первом случае, касающемся некой банды, там к завершению операции был хотя бы привлечён сотрудник княжеской канцелярии. Во втором случае, увы… некий человек прибегнул к весьма радикальным мерам, забыв о законах княжества.
Губы Матвея Филатовича сжались в нитку, а лицо посмурнело.
— Если бы некая персона взяла за правило самостоятельно решать подобные вопросы на территории чужого княжества, подобное своеволие могло бы вызвать определённое… недопонимание у правителя этих земель.
Я выпрямился в кресле:
— Ваша Светлость, Если бы такой человек существовал, он, вероятно, руководствовался бы желанием защитить