Пока мы обменивались «любезностями», я краем глаза заметил, как Белозёрова движением руки подозвала лакея с подносом. Она словно случайно покачнулась, чуть не задев Леонтия, который не спускал с меня глаз, при этом поднос с бокалами оказался прямо между ними. Гидромантка извинилась, поправляя перчатку.
— Скорее, предвкушения, — обронил Осокин, и по его лицу скользнула тень улыбки. — Он высоко отзывался о ваших боевых качествах. Интересно, сколько в этом правды?.. — Леонтий взял бокал с подноса, сделав щедрый глоток.
— Впрочем, сейчас речь не о личных счётах, — вмешался Елецкий. — Скажите, боярин Платонов, как поживает ваше… маленькое поселение? Угрюмиха, не так ли? Говорят, у вас там собрались весьма любопытные личности. В том числе и некоторые… бывшие пациенты моего фонда.
Я почувствовал, как Полина напряглась рядом со мной, но сохранил невозмутимость.
— Благодарю за интерес, боярин. Угрюмиха процветает. Мы всегда рады честным людям, ищущим новый дом. Разумеется, я не могу знать биографию каждого жителя, но уверен, что среди них нет никого с преступным прошлым. Мы тщательно проверяем всех желающих присоединиться к нам.
— Какая предусмотрительность, — хмыкнул Елецкий. — Впрочем, моё беспокойство вызвано исключительно заботой о вас. Боюсь, вы ввязались в игру, правила которой вам неизвестны. Существуют весьма влиятельные силы, которые не афишируют свою деятельность на публике. Они крайне недовольны последними событиями.
— Неужели? — я изобразил удивление. — Это прискорбно. Впрочем, меня больше беспокоят надвигающийся Гон Бездушных и защита моих людей, чем неудовольствие неких высокородных мерзавцев. В конце концов, если бы они чего-то стоили, им бы не было нужды обделывать свои делишки в темноте, не так ли?..
Лицо Елецкого начало наливаться краской.
— Вы очень самонадеянны, боярин. Однако даже одарённый маг бессилен против системы. Ваш маленький бунт обречён. Поверьте, я знаю, о чём говорю, — он понизил голос до шёпота. — Гильдия Целителей не привыкла прощать подобные оскорбления. Ваше захолустье сметут с лица земли, а вы потеряете всё, что вам дорого… — его взгляд на миг переключился на Полину и вновь вернулся ко мне.
Я шагнул ближе, так что наши лица разделяли считанные сантиметры.
— Знаете, боярин, — сказал я тихо, — в моих краях чрезмерное самомнение считается признаком глупости. А прятаться за спинами «влиятельных покровителей» — признаком трусости. Когда настанет Гон, я буду защищать свой народ с оружием в руках. А где в это время будете вы? За спинами наёмников, дрожа от страха?
Осокин-старший слегка приподнял бровь, наблюдая за нашей перепалкой с холодным интересом.
— Высокомерие провинциального выскочки, — процедил Василий Григорьевич. — Думаете, вы неуязвимы? Всё, что у вас есть — это жалкая деревенька в Пограничье и горстка оборванцев, играющих в солдат. Вы живы лишь потому, что никто ещё не решил всерьёз вами заняться.
— А вы живы лишь потому, что ни у кого не нашлось достаточно крупной мухобойки, — парировал я. — Знаете, в чём разница между вами и мокрицей? Мокрица хотя бы честна в своём стремлении прятаться. Интересно, на что вы способны сами, без ваших покровителей?
Его лицо исказилось от ярости.
— Вы… — он задохнулся от гнева, потом внезапно успокоился и улыбнулся. — А ведь я понял, откуда такая дерзость. Это всё ваша безнаказанность. Вы думаете, что можете творить что угодно — нападать на мою собственность, похищать моих подопечных, угрожать мне… Князь Оболенский слишком мягок с вами, но не все будут столь снисходительны.
Он сделал паузу, а затем добавил с нарочитой небрежностью:
— Кстати, как поживает матушка вашей спутницы?, — лицемерная ухмылка Елецкого стала шире. — Говорят она уехала за рубеж, чтобы поправить здоровье… Что же это интересно за дом умалишённых такой, если для лечения в нём нужно пересекать границу?.. И как посмотрят на эту информацию в высшем свете?..
Белозёрова ахнула рядом со мной. А я ощутил, как внутри поднимается волна ледяной ярости. Одно дело угрожать мне — совсем другое втягивать в это Полину.
— Вы забываетесь, боярин, — отрезал я.
— О, это только начало, — Василий Григорьевич наклонился ближе. — Вы ещё не знаете, на что мы способны. Ваша жалкая деревушка разлетится как карточный домик, а ваши друзья… Что ж, я лично прослежу, чтобы Поляша получила особый уход в моей новой лечебнице. Может быть, я даже лично навещу её пала…
Моя рука действовала быстрее мысли. Звук пощёчины эхом разнёсся по залу, заставив ближайших гостей обернуться. Голова Елецкого дёрнулась в сторону, и он не смог устоять на ногах, повалившись на пятую точку. На щеке отпечатался яркий след моей ладони.
— Вызываю вас на дуэль, — произнёс я, чеканя каждое слово. — За оскорбление чести дамы, находящейся под моей защитой.
В глазах Елецкого несмотря на боль промелькнул триумф, а Осокин едва заметно улыбнулся.
Глава 20
Елецкий, держась за щёку, медленно поднялся на ноги. На его лице отпечатался яркий след моей ладони, но губы растянулись в триумфальной ухмылке.
— Вызов принят, боярин Платонов, — произнёс он громко, чтобы услышали все собравшиеся вокруг гости. — Я с радостью научу вас манерам.
Краем глаза я заметил движение возле главного входа. К нам быстрым шагом приближался сам князь Оболенский, его взгляд не предвещал ничего хорошего. Суровый и недовольный, Матвей Филатович сверлил меня укоризненным взглядом.
Несколько дней назад Трофимов передавал, что князь получил сведения о готовящейся провокации и предупреждал меня не вестись на неё. А теперь для Оболенского всё выглядело так, будто я проигнорировал его добрый совет и глупо угодил в западню. Однако у меня имелся свой план, о котором князь не знал.
— Что здесь происходит? — холодно поинтересовался Матвей Филатович, окидывая взглядом всю компанию.
— Ваше Сиятельство, — Елецкий отвесил почтительный поклон, — боярин Платонов нанёс мне публичное оскорбление действием. Я принял его вызов на дуэль.
Я заметил, как Леонтий Осокин, стоявший рядом с Елецким, слегка поморщился и потёр живот. Мелькнувшее на его лице выражение дискомфорта исчезло так же быстро, как и появилось.
— Согласно правилам, — продолжил Василий Григорьевич, выпрямляясь во весь рост и глядя на князя, — как оскорблённая сторона, я имею право выбрать оружие и место поединка.
Он обвёл взглядом собравшихся дворян, явно наслаждаясь вниманием:
— Выбираю магическую дуэль до смерти! И она состоится здесь и сейчас, — он указал рукой на Леонтия. — Меня будет представлять мой добрый друг, боярин Осокин.
Тот ухмыльнулся и сделал шаг вперёд:
— С удовольствием проучу этого выскочку. Пора ему ответить за оскорбление, нанесённое нашему роду. Мой сын Лев до сих пор не оправился после полученных от его рук травм.
Князь Оболенский нахмурился и поднял руку, призывая к тишине.
— Боярин Елецкий, вы, должно быть, забыли, что по кодексу чести и оскорблённый, и оскорбитель должны сражаться на дуэли лично. Заместители допускаются лишь в исключительных случаях — например, когда оскорблённый слишком стар или болен.
Елецкий вежливо наклонил голову, но в его глазах светилось торжество:
— Ваша Сиятельство, мы все знаем, что дворянин может отказаться драться с недостойным противником, если тот ниже по званию или происхождению. В таком случае он вправе выставить заместителя, равного по рангу или готового защищать его честь.
— Недостойным? — я приподнял бровь, скрывая усмешку. — Поясните.
Елецкий повернулся ко мне, на его губах играла высокомерная ухмылка:
— Ваш род, Платонов, пришёл в упадок. Вы потеряли фамильную усадьбу, пребываете в опале и живёте в какой-то глуши, в деревне, — последнее слово он произнёс с особым презрением. — Мне, известному боярину, меценату и филантропу, главе прославленного Фонда Добродетели, не пристало лично драться с мальчишкой, который только недавно вышел из леса в грязных лаптях.
Полина, стоявшая рядом со мной, гневно сжала кулаки, но я остановил её лёгким касанием руки. Гидромантка метнула на меня взгляд, полный непонимания.
Тем временем Леонтий снова потёр живот, его лицо слегка побледнело. Он оттянул тугой воротник, словно тот вдруг стал ему тесен.
Князь Оболенский не скрывал раздражения. Такое поведение на его балу явно не входило в планы правителя.
— Это ваше окончательное решение, боярин Елецкий? — сухо спросил он.
— Несомненно, Ваша Сиятельство.
Я сделал шаг вперёд:
— Меня устраивают эти условия, князь. Я не считаю себя недостойным противником для боярина Елецкого, — я повернулся к нему самому, — но раз уж он так привык прятаться за чужими спинами, не будем нарушать эту добрую традицию.
В зале раздались редкие смешки. Елецкий стиснул зубы, но сохранил на лице натянутую улыбку.
— Хорошо, — Оболенский тяжело вздохнул. — В таком случае, предлагаю перенести поединок в сад. Негоже превращать бальный зал в арену.
Гости зашептались и начали перемещаться к выходу. Каждый хотел занять лучшее место для предстоящего зрелища.
Князь лично сопровождал нас на площадку в заднем дворе. Пока мы шли по дорожкам между ухоженными кустами роз, он незаметно приблизился ко мне.
— Вы понимаете, во что ввязываетесь, боярин? — тихо спросил Оболенский. — Леонтий Осокин — маг ранга магистра второй ступени. Не юнец, вроде его сына.
— Благодарю за беспокойство, Ваша Сиятельство, — я улыбнулся. — Я смогу постоять за себя.
Площадка для дуэли представляла собой круг, вымощенный белым камнем, окружённый высокими деревьями. Мягкий свет магических светильников создавал мистическую атмосферу.
Осокин занял позицию напротив меня. Теперь его состояние ухудшилось настолько, что не заметить было невозможно. Лицо приобрело нездоровый сероватый оттенок, а руки то и дело прижимались к животу. Когда из его чрева донеслось громкое бурчание, даже стоящие поодаль зрители услышали этот предательский звук.