Вместо шерсти тело покрывала костяная броня, состоящая из множества подвижных пластин. Конечности стали длиннее и заканчивались острыми когтями, но самое любопытное — голова. Она была усеяна глазами разного размера, обеспечивающими обзор во все стороны одновременно. Часть глаз явно видела в других спектрах — некоторые светились красным, другие отливали фиолетовым.
— Впечатляет, — искренне признал я, обходя существо по кругу. — Боевая форма?
— Одна из них, — прорычал метаморф изменившимся голосом. — Могу держать около двух часов без особых затрат энергии. В бою — меньше.
— Скорость? Сила?
Вместо ответа Крестовский молниеносно метнулся к поленнице и одним взмахом рассёк горку чурбаков, только щепки полетели. Потом так же быстро вернулся на место.
— Более чем достаточно, — я кивнул. — Можешь вернуться в человеческий облик.
Обратная трансформация прошла быстрее. Через несколько секунд передо мной снова стоял сутулый мужчина средних лет, только теперь в его глазах горел слабый, но упрямый огонёк.
— Завтра представлю тебя остальным магам, — сказал я. — Пока располагайся. Захар покажет тебе свободное жилище. Вопросы?
— Один, — Матвей помялся. — Вы правда верите, что мы выживем? С двумя десятками магов против всех тварей округа?
Я посмотрел ему прямо в глаза:
— Я верю, что мы будем драться до последнего. А там — как карта ляжет. Но сдаваться без боя… Это не в моих правилах.
Крестовский усмехнулся — впервые за весь разговор искренне:
— Знаете, воевода, вы напоминаете мне нашего руководителя экспедиции. Он тоже верил, что справится с любыми трудностями. Правда, его оптимизм не спас его от когтей Древнего.
— Возможно. Но пессимизм точно никого не спасёт. Иди и отдыхай. Завтра начнём готовиться к встрече с вашими старыми знакомыми. Да, ещё кое-что…
Собеседник вскинул на меня глаза, частично закрытые отросшими немытыми волосами.
— Приведи себя в порядок и никакого алкоголя. Я запрещаю тебе пить.
В последнюю фразу я влил частичку Императорской воли. Маг и так невероятно опасен для людей, а пьяный маг опасен вдвойне.
Матвей дёрнулся, словно от удара. Глаза расширились, и на мгновение в них мелькнул прежний огонь — тот самый, что когда-то делал его одним из лучших студентов Смоленской академии. Маг несколько раз моргнул, явно пытаясь понять, что произошло.
— Я… — голос сорвался, и Матвей откашлялся. — Что вы…
Он замолчал, прижав ладонь ко лбу. По его лицу пробежала целая гамма эмоций — замешательство, испуг, недоумение.
— Странно, — пробормотал метаморф. — Только что подумал о вечерней бутылке, и… — он поморщился, словно от головной боли. — Меня чуть не вывернуло. Как будто само тело протестует против мысли о выпивке.
Крестовский посмотрел на меня с подозрением:
— Это вы сделали? Но как? Я не чувствовал магического воздействия. Никаких ментальных щупов, никакого вторжения в сознание. Просто… просто ваш приказ, и теперь я физически не могу даже думать об алкоголе без тошноты.
Маг провёл рукой по спутанным волосам, и я заметил, как дрожат его пальцы — первые признаки ломки.
— Двадцать лет… — прошептал он, всё ещё глядя на меня с непониманием. — Двадцать лет я глушил воспоминания дешёвым вином. И вдруг… словно кто-то перекрыл кран. Просто взял и перекрыл.
Он покачал головой:
— Не понимаю, как вы это сделали. Это не похоже ни на одну известную мне школу магии. Но… — Матвей криво усмехнулся, — результат налицо. Даже мысли о вине теперь вызывают отвращение.
Крестовский поднялся, пошатнулся, но устоял:
— Ладно. Раз уж вы каким-то образом отобрали у меня единственное утешение, придётся жить трезвым. Приведу себя в порядок. Но когда начнётся ломка — а она начнётся, поверьте — надеюсь, вы знаете, что делаете. Я могу неосознанно перекинуться… Такое уже случалось.
Мысленно я скривился, представив метаморфа в боевой форме, который мучается от белой горячки.
— Когда станет худо, найди либо нашего врача — итальянец, не перепутаешь, либо целителя по имени Георгий Светов.
Метаморф медленно кивнул и добавил:
— И… спасибо. Наверное. Сам бы я никогда не смог остановиться.
Проводив мага, я вышел на улице. Кузьмич что-то объяснял новоприбывшим, активно жестикулируя. Дети ветеранов с любопытством разглядывали местную детвору. Жизнь острога продолжалась, несмотря на приближающуюся угрозу.
«Триста жизней, — подумал я. — Триста причин не сдаваться».
Вернувшись в кабинет, я достал магофон и набрал знакомый номер. Гудки тянулись мучительно долго — Стремянников явно был занят. Наконец в трубке раздался голос юриста:
— Слушаю.
— Пётр Павлович, добрый день. Есть одно дело.
— Прохор Игнатьевич, — в голосе адвоката появились заинтересованные нотки, — чем могу быть полезен?
Я устроился поудобнее в кресле, собираясь с мыслями. То, что я задумал, было скорее формальностью, но необходимой.
— Мне нужно, чтобы вы составили и подали официальный запрос в княжескую канцелярию Владимира. От моего имени как воеводы Угрюма.
— Запрос? — Стремянников явно доставал блокнот, я услышал характерный шелест бумаги. — О чём конкретно?
— О предоставлении отряда Стрельцов для защиты населения острога в связи с приближающимся Гоном Бездушных.
На том конце провода воцарилась тишина. Потом юрист осторожно уточнил:
— Вы же понимаете, что шансы на положительный ответ…
— Практически нулевые, — закончил я за него. — Знаю. Более того, почти уверен, что мне намекнут на необходимость «дополнительного финансирования» для решения вопроса.
— Тогда зачем? — в голосе Стремянникова сквозило искреннее недоумение. — Простите за прямоту, но это пустая трата времени. Князь Веретинский не пошлёт Стрельцов в Пограничье, тем более в ваш острог.
Я усмехнулся, хотя адвокат не мог этого видеть:
— Недавно у меня состоялся интересный разговор с воеводой Ракитиным из Иванищ. Знаете, что он рассказал? Руслан обратился за помощью в ту же канцелярию. Ответ был предсказуемым — тысяча рублей за отряд из двадцати Стрельцов. Для маленькой деревни — неподъёмная сумма.
— И вы хотите получить такой же отказ?
— Я хочу услышать это своими ушами, — мой голос стал жёстче. — Пусть будет официальный документ, подтверждающий, что княжеская власть отказывается защищать своих подданных. Пусть будет зафиксировано, что с нас берут налоги, но не предоставляют защиту.
Пётр Павлович понимающе хмыкнул:
— Собираете доказательную базу? Планируете использовать это в будущем?
Умный человек. Сразу уловил суть.
— Скажем так, любой документ может пригодиться. Особенно если в нём чёрным по белому написано, что князь бросает своих людей на произвол судьбы.
— Понял вас, — юрист уже деловито что-то записывал. — Составлю запрос в самых корректных выражениях. Укажу количество населения, наличие детей и женщин, близость к вероятному вектору движения Гона. Сошлюсь на прямую обязанность княжеской власти обеспечивать безопасность подданных.
— Отлично. И обязательно упомяните, что мы исправно платим все налоги и сборы.
— Разумеется. Когда нужно подать?
— Чем быстрее, тем лучше. Гон может начаться дней через 10–12.
— Сегодня же сделаю, — пообещал Стремянников. — И сразу потребую письменный ответ в установленные сроки — трое суток для срочных обращений.
— Вы знаете, намекнут ли на взятку сразу или подождут официального отказа?
Адвокат невесело рассмеялся:
— О, тут как повезёт. Если попаду к старшему секретарю Мамонтову, он сразу начнёт про «возможные пути решения вопроса». А если к его заместителю Хрущёву — тот сначала откажет по всем статьям, а потом, как бы между делом, упомянет о «благотворительных взносах на нужды обороны».
Я покачал головой. Коррупция разъедала княжество изнутри, пока на границах гибли люди.
— Ладно, действуйте. И держите меня в курсе.
— Непременно.
На миг в голове пронеслась мысль подать жалобу на нападение людей Демидовых. У меня ведь были свидетели. Однако я тут же отбросил её. Это наши с Никитой Акинфиевичем разборки. Втягивать официальные структуры не хочу — всё равно ничего не добьёмся, только время потеряем.
Попрощавшись, я положил трубку и откинулся в кресле. За окном уже смеркалось, во дворе зажигались фонари. Где-то там, в непроходимых лесах, собирались твари, готовые хлынуть на поселения людей. А княжеская власть торговала защитой, как купцы — шелками.
Мысли о сложившемся во Владимире положении вызвали неприкрытую злость. Эти чернильные крысы фактически убивали самые бедные слои общества. Погибнут под когтями Бездушных — меньше забот.
Интересно, понимает ли Веретинский, что рубит сук, на котором сидит? Каждая уничтоженная деревня — это потерянные налоги, рабочие руки, рекруты для армии. Но похоже, князя больше волновали сиюминутные выгоды.
Ничего. Пусть отказывают. Пусть вымогают. Каждый такой документ — ещё один гвоздь в крышку их гроба. Когда-нибудь народ спросит, куда шли налоги и почему Стрельцы сидели в казармах, пока люди гибли. А я прослежу, чтобы этот вопрос услышали… О да, спрошу громко и чётко!
А пока придётся справляться своими силами. Благо, с прибытием ветеранов и Крестовского наши шансы заметно выросли.
Выйдя из кабинета, я направился в общий зал, по пути отправив посыльных собрать всех ключевых людей. Через четверть часа в помещении собрались Борис, Василиса, Полина, Зарецкий, Тимур, Игнатий, Захар и кузнец Фрол.
— Итак, теперь у нас есть всё необходимое. Пора запускать полномасштабное производство патронов.
Глава 3
Ранним утром я устроился в отдельной мастерской, подальше от шума превращаемого в цех амбара. На столе передо мной лежали латунные слитки — тускло-золотистые бруски, холодные на ощупь. Рядом — разобранный автоматный патрон, служивший образцом.
Взяв гильзу в руки, я внимательно изучил её форму. Конус с фланцем у основания, идеально выверенные пропорции, тончайшие стенки. Обычному мастеру потребовались бы сложные станки и пресс-формы. У меня был только мой Талант.