тие заговора — всё это навалилось разом.
Достав магофон, я набрал номер Угрюма. Трубку взял Борис — по голосу чувствовалось напряжение.
— Воевода? Слава богу, вы в порядке! Мы тут уже начали беспокоиться.
— Всё нормально, Борис. Как у вас дела? Никаких происшествий?
— Тихо пока. Бездушные так и не появились.
— Хорошо. Усильте дозоры на всякий случай. Я вернусь через пару дней.
— Есть, воевода. Берегите себя.
Отключив связь, я закрыл глаза. Сон накрыл меня мгновенно, без сновидений.
Проснулся я уже под вечер. Тело ныло, но усталость отступила. Первым делом я спустился в трактир при гостинице и заказал плотный ужин — битвы и магия требовали восполнения сил.
За едой хозяин трактира поделился новостями:
— Слыхали, боярин? Бздыхи отступили! Несколько часов назад — как отрезало. По всему Содружеству, говорят. От Мурома до Костромы — везде твари ушли обратно в леса.
— Гон закончился? — уточнил я, хотя ответ был очевиден.
— Похоже на то! Хвала небесам! Думали, ещё неделю минимум продержится, а тут — раз, и всё. Князь Оболенский уже приказал праздник устроить. Завтра весь город гулять будет!
Это были отличные новости. Ранний конец Гона означал меньше жертв, меньше разрушений. Может, удастся быстрее восстановить нормальную жизнь.
После ужина я отправился в княжеский дворец. Трофимов встретил меня у ворот и проводил прямо в кабинет Матвея Филатовича. Аудиенция вышла… продуктивной.
Я вышел из дворца в приподнятом настроении. Несмотря на все потери и трагедии, мы выстояли. Город спасён, заговор раскрыт, Угрюм получил мощного союзника в лице князя Оболенского. Дела шли в гору.
У ворот меня ждал Безбородко за рулём Бурлака.
— Обратно в гостиницу, Степан, — произнёс я, усаживаясь в машину.
Безбородко завёл двигатель, и мы покатили по вечерним улицам Сергиева Посада. Город оживал после кошмара последних дней — на улицах появились люди, из окон доносились голоса, кое-где даже играла музыка.
Внезапно мой магофон ожил, издав мелодичный звонок. Номер был незнакомый, но что-то подсказывало — стоит ответить.
— Слушаю.
— Боярин Платонов? — раздался в трубке вежливый голос графа Сабурова. — Смею надеяться, что вы узнали меня. У вас найдётся для меня несколько минут?
Глава 6
Михаил Фёдорович Сабуров сидел в кресле покойного князя Веретинского, ощущая, как тяжёлая спинка давит на плечи. Кабинет больше не пылал невыносимым жаром — лишь обугленные стены и покорёженная мебель напоминали о безумии прежнего хозяина. За массивными дверями теперь дежурила его личная стража — люди полковника Хлястина, которого удалось перетянуть на свою сторону ещё месяц назад.
Граф поднёс к уху магофон, набрав номер Платонова. Пока шли гудки, его мысли невольно вернулись к событиям вчерашнего дня. Кинжал, входящий под подбородок Веретинского. Фонтан крови. Судороги умирающего тела. А потом — лихорадочные часы, когда он связывался с союзниками, а после методично обжигал труп магией, превращая колотую рану в неразличимое месиво обугленной плоти. Официальная версия: князь потерял контроль над магическим даром, произошло непроизвольное самовозгорание. Учитывая его прогрессирующее безумие, многие поверили.
Но не все.
Боярин Скрябин, например, заменивший Михаила на посту церемониймейстера, открыто усомнился в «несчастном случае». Арестовать бы его по обвинению в государственной измене, но положение Михаила Фёдоровича не позволяло таких резких телодвижений. Остальные сторонники покойного князя пока выжидали, оценивая расклад сил.
«Шаткое равновесие», — подумал Сабуров, вспоминая ночное совещание с новыми союзниками. Белозёровы, Кисловские, Ладыженские — все они поддержали его захват власти, но каждый выдвинул свои условия. Белозёров потребовал пост главы казначейства. Кисловский — контроль над таможней. Ладыженская настаивала на публичной реабилитации её казнённого сына. И это только начало. Каждый из «союзников» видел в нём не правителя, а обычную куклу. Её можно использовать, затем подмять под себя или вовсе отбросить.
А ещё была проблема диверсии. Проклятая диверсия против Сергиева Посада, о которой уже шептались в кулуарах. Если правда всплывёт, Владимир станет изгоем среди княжеств. Нужно было либо найти способ всё замять, либо публично отречься от действий покойного князя, свалив всю вину на его безумие.
— Слушаю, — раздался в трубке уверенный мужской голос.
— Боярин Платонов? Смею надеяться, что вы узнали меня. У вас найдётся для меня несколько минут?
Секундная пауза.
— Безусловно.
— Вынужден сообщить вам печальные новости, — Сабуров старался говорить ровно, с нотками скорби.
Интересно, как он отреагирует…
— Какие новости? — в голосе Прохора прозвучала настороженность.
— Князь Веретинский скончался вчера вечером. Трагическая случайность — он потерял контроль над своим даром. Непроизвольное самовозгорание. Ужасная, ужасная смерть.
Пауза. Сабуров почти физически ощущал, как Платонов обдумывает услышанное.
— Потерял контроль над даром? — медленно переспросил Прохор. — Интересно… Помнится, Веретинским обладал огненным Талантом и, насколько я знаю, такой Талант обычно защищает носителя от собственного пламени. Это одна из базовых особенностей стихийной магии.
Умный мальчишка. Сразу ухватил несостыковку.
— Князь давно страдал от… нестабильности. Многие были свидетелями его вспышек. В последние месяцы его состояние ухудшилось.
— И вы теперь… что, исполняете обязанности правителя? — в голосе Прохора появились странные нотки. Не ирония. Скорее… понимание?
— Временно возглавляю княжество до определения преемника, — осторожно ответил Сабуров. — Кто-то должен был взять на себя бремя власти в это сложное время.
— Конечно. Кто-то должен был. И как удачно, что этим кем-то оказались именно вы, граф. Человек, который ещё недавно был в опале. До меня доходили слухи, что князь отстранил вас от должности церемониймейстера?
Проклятье! Он слишком хорошо информирован.
— Князь в своём милосердии позволил мне искупить вину службой, — Сабуров старался говорить ровно. — Я курировал благотворительные учреждения.
— А теперь курируете всё княжество. Впечатляющий карьерный рост за одну ночь. Особенно учитывая, что князь умер от… как вы сказали? Потери контроля над даром? Скажите, граф, а свидетели этой трагедии имелись?
«Он догадывается. Или уже догадался», — Сабуров почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— О чём вы? Князь был один в своём кабинете, когда…
— Когда огонь поглотил его изнутри, — закончил Прохор. — Удобно. Никто не видел. Никто не может подтвердить или опровергнуть. И теперь вы у власти. Знаете, граф, в нашу первую встречу вы много говорили о том, как опасно быть государственным преступником. О том, что власть князя абсолютна и непоколебима. Интересно, что думал об этом сам покойный в свои последние мгновения? О собственной непоколебимости или подорванном доверии?..
Он знает! Этот проклятый выскочка каким-то образом догадался!
— Не понимаю, о чём вы, боярин, — граф вложил в голос нотку оскорблённого достоинства. — Ваши намёки неуместны и оскорбительны.
— Безусловно. Просто удивительное совпадение, князь годами страдал от своего безумия, но именно сейчас, когда оно достигло апогея, и он стал опасен для всех… огонь вдруг решил его убить. Природа бывает удивительно своевременной, не находите?
Боярин в курсе, кто стоит за атакой на Сергиев Посад?..
— Так или иначе, поздравляю с назначением. Что же привело к этому звонку?
Сабуров откашлялся, стараясь вернуть контроль над разговором.
— Боярин Платонов, Владимирское княжество заинтересовано в стабильности и процветании всех своих территорий. Включая Угрюм. Я хотел бы предложить вам… взаимовыгодное сотрудничество.
— Интересно, — в голосе Прохора вновь появились недоверчивые нотки. — И в чём же оно будет заключаться? Надеюсь, не в том, чтобы я по неловкости свалился в колодец, как мой предшественник?
Чёрт! Он и это помнит.
Внутри поднималась злость на чужую цепкую память.
— Видите ли, среди аристократии есть… разногласия относительно будущего княжества. Некоторые элементы, остающиеся верными памяти покойного князя, создают нестабильность. Ваша публичная поддержка нового курса могла бы… успокоить умы.
— Моя поддержка? — Прохор хмыкнул. — Граф Сабуров, я всего лишь воевода небольшого острога в Пограничье. Какой вес может иметь моё мнение? Или вы забыли, как отправляли меня туда умирать? «Позорный мятежник и висельник», кажется, так вы меня называли?..
— Не стоит преуменьшать своё влияние, — возразил Сабуров, проигнорировав последнюю фразу. — Ваши подвиги во время недавнего Гона не остались незамеченными. Защитник Угрюма, победитель Мещерского капища, освободитель людей из лаборатории князя Терехова, спаситель сотен жизней… Народ вас любит. А любовь народа — это сила.
— И что я получу взамен этой… поддержки? Быть может, автомобиль, в котором вы мне отказали в первую нашу встречу? — в голосе Прохора звучала насмешка.
«Да он издевается!» — Михаил Фёдорович с трудом сдержал раздражение.
— Полную автономию Угрюма. Снижение налогов на пятьдесят процентов. Право свободной торговли с любыми княжествами. И моё личное покровительство от любых… недоброжелателей.
Пауза затянулась. Сабуров ждал, мысленно просчитывая варианты. Согласится ли Платонов? Или придётся применять иные методы убеждения?
— Знаете, граф, мне всегда было интересно, — заговорил наконец Прохор. — Покойный князь отличался… своеобразным подходом к управлению. Особенно в последние месяцы. Казни, конфискации, странные приказы… А вы всегда были рядом, помогали ему. Даже когда отправляли висельников умирать в Пограничье с невыполнимыми задачами.
К чему он клонит?
— Это было решение князя, я лишь исполнял его…
— Конечно. Вы всегда были исполнительным. Интересно, что ещё вы исполняли? Вот, например, недавние события в Сергиевом Посаде. До нас дошли слухи об ужасной трагедии. Взрыв прямо во время Гона. Сотни погибших.