— Далее, свяжись с журналисткой Дарьей Самойловой и блогером Станиславом Листьевым. Несколько месяцев назад они писали об Угрюме. Расскажи им о «подвигах» Сергея Бутурлина — смерти должников, пожар, всё остальное. Пусть проведут собственное расследование.
— Сделаю! Эти двое как гончие — учуют кровь, так не отстанут, пока всю правду не выкопают.
— И последнее, Родион. Найди бывших жертв Бутурлина, тех, кто выжил. Помоги им подать иски. Пусть он захлебнётся в судебных разбирательствах. Если потребуется, привлекая моего юриста для консультации.
Я осознавал, что это потребует финансовых вложений. Однако не сомневался, что в случае успеха, Илья и Лиза мне всё компенсируют. Их отец был человеком чести, и наследники до сих пор показали себя с наилучшей стороны.
Что же касается оборотных средств, их после Гона у нас образовалось с запасом. Я даже приблизительно еще не подсчитывал возможную прибыль от добытых ресурсов, но был уверен, что на судебное противостояние с мерзавцами денег хватит.
— Ядрёна-матрёна! — восхитился Коршунов. — Да мы его со всех сторон обложим, как волка флажками! Жизнь мёдом не покажется, это я вам обещаю. К вечеру этот кровопийца пожалеет, что на свет родился!
Я усмехнулся его энтузиазму:
— Действуй, но осторожно. Враг опасный, связи у него серьёзные.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Сиятельство! У меня тоже кое-какие связи имеются. Да и ребята мои — не пальцем деланные.
Завершив разговор, я посмотрел на Полину, которая внимательно слушала весь диалог.
— Впечатляет, — задумчиво произнесла графиня, — но что делать с этими мерзкими слухами про тебя и Лизу? Это же просто отвратительно!
— Слушаю твои предложения.
Девушка оживилась:
— Во-первых, нужно официальное заявление от самих ребят. Пусть Илья и Лиза публично поблагодарят тебя за помощь и защиту. Расскажут, как вели себя «добрые родственники» в день приезда. И попросят общество не верить клевете.
Я кивнул. Идея была здравой.
— Во-вторых, — продолжила Полина, — нужна женская солидарность. Я поговорю с Викторией Горчаковой и Екатериной Белеутовой. Последняя имеет весьма влиятельное положение в местном знатном сообществе. Мы возьмём Лизу под покровительство. Будем появляться с ней на людях, сопровождать на мероприятия. Когда уважаемые дамы окружают девушку заботой, никто не посмеет распускать грязные слухи.
— Отличные идеи, — признал я. — Особенно вторая. Действительно, если Елизавета будет постоянно в окружении достойных барышень…
— Вот именно! — Полина даже подпрыгнула от воодушевления. — Мы сделаем из неё самую оберегаемую девушку в городе. Посмотрю я, как эти сплетники потом языками ворочать будут!
— Займёшься этим? И поговори с Ильёй и Лизой о публичном заявлении.
— Конечно! Прямо сейчас и начну.
Графиня вскочила, готовая немедленно приступить к делу, но я остановил её:
— Полина. Спасибо за помощь. Это многое значит.
Девушка смущённо улыбнулась:
— Не за что. Мы же… друзья. А друзья помогают друг другу.
Когда она ушла, я откинулся в кресле, обдумывая предстоящее. Сергей Бутурлин начал игру, не представляя, с кем связался. Что ж, посмотрим, как он запоёт, когда земля начнёт гореть у него под ногами.
Ровно в два часа дня наш автомобиль остановился у величественного здания княжеской канцелярии. Я вышел первым, поправляя лацканы нового костюма из тёмно-синей шерсти с едва заметной золотистой нитью. После получения титула маркграфа я заказал у лучшего портного города целый гардероб — больше не было нужды покупать готовые костюмы и выглядеть белой вороной среди аристократов, как это случилось на том памятном первом званом ужине у Бутурлиных.
— Каждый раз, когда вижу это здание, — заметил Стремянников, выходя следом за мной, — думаю, умели же предки строить! Впечатляюще, верно?
Канцелярия представляла собой трёхэтажное строение в стиле позднего классицизма с колоннами коринфского ордера и барельефами, изображающими аллегории Правосудия и Мудрости. Широкая мраморная лестница вела к массивным дубовым дверям, охраняемым двумя стражниками в парадной форме.
— Пётр Павлович, напомните мне о полномочиях канцелярии, — попросил я, пока мы поднимались по ступеням.
— С удовольствием, Ваше Сиятельство. В княжеской канцелярии есть особая должность — Княжеский арбитр. Это всегда аристократ не ниже графского достоинства, имеющий право разбирать претензии между дворянами. Его задача — определить, требуется ли полноценное судебное разбирательство или конфликт можно урегулировать посредством медиации. В зависимости от его решения дело передаётся дальше в княжеский суд на разбирательство самим князем или же прекращается.
Логично, ведь судить дворян может только сам князь.
Мы вошли в просторный вестибюль с полированным мраморным полом и высоким потолком, украшенным фресками. Секретарь в строгом костюме проводил нас по широкому коридору в зал для разбирательств.
Помещение напоминало судебный зал в миниатюре. Пространство было разделено на две половины невысоким барьером из полированного дерева. С каждой стороны располагались ряды скамей для участников процесса и зрителей — такие процедуры были открыты для посещения другими аристократами. В центре, на возвышении, стоял массивный стол из морёного дуба.
За столом восседал пожилой мужчина лет семидесяти в двубортном пиджаке глубокого бордового цвета с тёмным шитьём. Седые волосы были аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий лоб с глубокими морщинами. Проницательные карие глаза внимательно изучали входящих. На груди поблёскивал неизвестный мне орден.
— Граф Михаил Борисович Скавронский, — шепнул мне Стремянников. — Один из лучших арбитров княжества.
На противоположной стороне зала уже расположились наши оппоненты. Сергей Бутурлин выглядел ещё более самоуверенным, чем при нашей первой встрече. Рядом с ним восседала Аделаида Карловна в платье ядовито-зелёного цвета, которое делало её похожей на разжиревшую гусеницу. Позади них выстроились трое юристов в чёрных костюмах — двое мужчин средних лет и молодая женщина с острым лицом.
Но больше всего моё внимание привлекли Илья и Елизавета Бутурлины, демонстративно занявшие места на нашей стороне зала. Юноша выглядел решительным, а девушка, несмотря на бледность, держалась с достоинством.
— А, маркграф Платонов! — Сергей встал, театрально разводя руками. — Наконец-то вы соизволили явиться! Надеюсь, готовы ответить за свои преступления?
— Сергей Михайлович, — холодно кивнул я, занимая место напротив. — Вижу, вы привели целую армию юристов. Решили компенсировать качество количеством?
Лицо Бутурлина побагровело:
— Я пущу вас по миру, выскочка! Вы ответите за применение запрещённой магии! За унижение знатных особ!
— Тишина в зале! — граф Скавронский стукнул деревянным молотком по столу. — Господа, соблюдайте приличия. Сергей Михайлович, как сторона, подавшая жалобу, вы имеете право первого слова. Прошу изложить суть претензий.
Сергей откашлялся и начал с пафосом:
— Ваше Сиятельство, я и моя супруга стали жертвами чудовищного преступления! Этот… этот самозванец применил против нас запрещённую ментальную магию! Он вторгся в наши разумы, подчинил нашу волю и заставил бежать из дома моих родственников!
— Это было ужасно! — взвизгнула Аделаида. — Мы не могли сопротивляться! Наши ноги сами несли нас прочь под проливным дождём!
Один из юристов поднялся:
— Позвольте дополнить, Ваше Сиятельство. Применение ментальной магии против граждан Содружества является тяжким преступлением согласно статье…
— Достаточно, господин Крючков, — оборвал его Стремянников. — Мы все знаем законы. Но где доказательства? Одних слов недостаточно для столь серьёзных обвинений.
Граф Скавронский кивнул:
— Справедливое замечание. Сергей Михайлович, продолжайте.
— Доказательства? — Сергей злобно усмехнулся. — А разве недостаточно того, что мы, два Мастера магии, внезапно потеряли контроль над собственными телами? Разве недостаточно унижения, которое мы испытали? Но раз уж вы хотите доказательств, слуги видели, как это произошло.
Один из юристов противной стороны счёл нужным вмешаться:
— Ваша Светлость, позвольте представить письменные показания свидетелей, подтверждающих странное поведение моих доверителей в указанный день.
Стремянников мгновенно парировал:
— Протестую! Согласно параграфу 47 подпункт 3 Положения о медиации, любые документальные свидетельства должны быть представлены противной стороне не менее чем за сутки до разбирательства. Мы не получали никаких материалов.
Граф Скавронский нахмурился:
— Господин Крючков, это так?
Юрист Бутурлиных замялся:
— Мы полагали, что в случае очевидного применения магии…
— Полагали неверно, — отрезал Стремянников. — Процедура есть процедура. Прошу отклонить данные показания как представленные с нарушением регламента.
— Согласен, — кивнул медиатор. — Письменные показания не принимаются. Однако у вас будет возможность использовать эти свидетельства в случае передачи жалобы в княжеский суд.
— Мы бежали как безумные! — поспешила вернуть разговор в нужное русло Аделаида, пронзительно вскрикнув. — Спотыкались, падали в лужи! Моё платье было испорчено!
Ещё минут десять супруги живописали свои «страдания», периодически прерываемые репликами их юристов, которые пытались придать жалобам юридический вес. Стремянников методично одёргивал их, когда они переходили границы процедуры, и граф Скавронский неизменно соглашался с моим адвокатом.
— Достаточно, — наконец произнёс арбитр. — Маркграф Платонов, ваше слово.
Я поднялся, выдержав паузу:
— Ваше Сиятельство, я готов прямо сейчас доказать абсурдность этих обвинений. У меня нет склонности к ментальной магии. Я маг земли и металла, что легко проверить любым стандартным артефактом. Уверен, в Смоленской академии найдётся подходящий прибор.