— Я тоже хочу, — тихо призналась княжна, сжав мою руку. — Очень хочу. Просто… не знаю как. Столько лет я жила только местью, что забыла, каково это — просто жить.
— Тогда будем учиться вместе, — улыбнулся я. — Что скажешь, если мы прогуляемся? Город ночью особенно красив.
Ярослава кивнула, и мы спустились с балкона. У входа в ресторан нас уже ждали — двое Северных Волков, а также Михаил с Евсеем. Профессионалы держались на почтительном расстоянии, давая нам иллюзию уединения.
Ночной Сергиев Посад медленно оживал после Гона. На улицах зажигались фонари, из окон лился тёплый свет, где-то вдалеке звучала музыка — город возвращался к жизни. Мы шли неспешно, наслаждаясь прохладой летней ночи.
— Знаешь, есть одно место, — сказал я, вспомнив. — Хочу тебе показать.
Я повёл её к окраине города, где дорога поднималась на холм. Охрана следовала за нами тенями, невидимая, но всегда готовая вмешаться.
— Блинная гора, — узнала Ярослава, когда мы поднялись на смотровую площадку. — Слышала о ней.
— Меня сюда привезли Илья и Лиза Бутурлины после одной… памятной встречи с местной знатью, — усмехнулся я, вспоминая ту драку в ресторане. — Тогда они пили шампанское из горла и смеялись над поверженными противниками. Молодость.
Вид отсюда открывался великолепный — огни города раскинулись внизу, как россыпь золотых монет, а вдали возвышалась Троице-Сергиева лавра, подсвеченная с нескольких сторон.
— Красиво, — выдохнула Ярослава, облокотившись на каменные перила.
Я встал рядом, и какое-то время мы просто смотрели на город. Потом я повернулся к ней:
— Почему Тверь? Ты могла выбрать любое княжество для базы Северных Волков.
Княжна помолчала, словно решая, стоит ли делиться.
— Варвара, — наконец сказала она. — Княгиня Варвара Алексеевна Разумовская. Мы были подругами в детстве.
Я удивлённо приподнял бровь. Об этой правительнице разные истории — молодая женщина, взошедшая на престол в семнадцать лет после внезапной смерти отца, сумела не только удержать власть, но и превратить Тверь в один из процветающих городов Содружества.
— Наши родители дружили, — продолжила Ярослава. — Мы с Варей родились с разницей в год, росли вместе. Она всегда была… особенной. В десять лет читала трактаты по экономике, в двенадцать спорила с придворными о реформах. А ещё она верила, что женщины могут больше, чем просто рожать наследников и устраивать балы.
В голосе княжны звучала теплота воспоминаний.
— Когда её отец умер — подозревают отравление, но доказать не смогли — бояре думали, что молодая девчонка будет марионеткой. Варя доказала, что они ошибались. За первый год правления она открыла три женские гимназии, реформировала налоговую систему и создала первый в Содружестве женский магический пансион.
— Впечатляет, — искренне сказал я.
— Когда… когда всё случилось в Ярославле, — голос княжны дрогнул, — я с матерью бежала в Тверь. Шестнадцатилетняя, без гроша, с одним только титулом, который ничего не значил. Варя приняла нас, несмотря на то, что Шереметьев требовал выдачи «семьи узурпатора». Она могла просто содержать меня при дворе — долг дружбы был бы исполнен. Но я не хотела быть приживалкой.
Ярослава выпрямилась, и в лунном свете я увидел гордость в её глазах.
— Я записалась в Стрельцы. Варя пыталась отговорить — говорила, что это не место для княжны. Но я хотела научиться воевать. Хотела стать достаточно сильной, чтобы вернуться и отомстить. Она поняла и не стала препятствовать. Более того — когда я создавала Северных Волков, она помогла с первоначальным капиталом. Неофициально, конечно.
— И теперь Тверь — ваша база.
— Надёжный тыл, — кивнула она. — Шереметьев до сих пор требует моей выдачи, предлагает награду за мою голову, обозвав меня «врагом государства». Несколько раз наёмники пытались добраться до меня за пределами Твери. Но в самом княжестве я в безопасности. Варя позаботилась об этом.
Я смотрел на неё с новым уважением. За броней воительницы скрывалась не только боль потери, но и благодарность за дружбу, верность тем, кто не предал в трудный час.
— Звучит так, словно она удивительная женщина, — сказал я.
— Она есть удивительная, — поправила Ярослава с улыбкой. — Надеюсь, ты с ней познакомишься. Варя оценит человека, который не побоялся бросить вызов устоявшимся порядкам.
Мы помолчали, глядя на огни города. Потом я притянул её к себе, и она не сопротивлялась, прижавшись к моему боку. Мы снова поцеловались — на этот раз без спешки, без неловкости. Просто двое людей, нашедших друг друга в этом опасном мире.
Когда мы отстранились, дыхание Ярославы было сбитым, а в глазах плясали искорки.
— Что теперь? — спросила она. — Я имею в виду… что с нами будет дальше?
Я задумался. Действительно, что? Завтра или послезавтра она уедет в Тверь, а меня ждёт Угрюм с его проблемами.
— Мне нужно вернуться к своим людям, — сказала Ярослава, словно прочитав мои мысли. — Мы потеряли бойца во время Гона. Нужно позаботиться о его семье, выплатить компенсацию. И раненые… Георгий творит чудеса, но им нужен покой для восстановления.
— Я понимаю, — кивнул я. — У меня тоже… дел невпроворот. Фонд Добродетели затаился, но я не думаю, что они оставят попытки. Гильдия Целителей тоже. А ещё Демидовы — у меня есть неоплаченный должок к ним.
— Умеешь ты выбирать врагов… — вздохнула собеседница.
— Что ты будешь делать после? — спросил я. — Когда Шереметьев получит по заслугам?
Засекина помолчала, глядя на огни города.
— Не знаю, — призналась она. — Столько лет живу одной целью, что даже не думала о том, что будет потом. Может, останусь с Северными Волками. Может, попробую восстановить родовые земли. А может… — она пожала плечами. — Честно? Понятия не имею. А ты? Чего хочет новый маркграф?
Я глубоко вздохнул. Момент истины.
— Я хочу объединить Содружество. Снова сделать из разрозненных княжеств единое государство. И покончить с угрозой Бездушных раз и навсегда.
Ярослава резко повернулась ко мне, глаза расширились от удивления.
— Ты это серьёзно? — после паузы она усмехнулась. — Не хило так замахнулся.
— Абсолютно серьёзно. Эта раздробленность нас погубит. Каждое княжество само по себе, каждый правитель мнит себя царём в своей вотчине. А Бездушные не дремлют. Рано или поздно они прорвутся через все наши укрепления и сметут, если мы не объединимся.
Ирония в её глазах сменилась чем-то странным. Она смотрела на меня так пристально, словно видела впервые.
— Знаешь, — медленно сказала Засекина, — когда ты говоришь об этом… я почти верю, что у тебя получится. Есть в тебе что-то такое… — она запнулась, подбирая слова. — Мой отец любил читать и рассказывал истории о забытых временах, о Рюрике Великом, объединившем разрозненные и дикие племена в единую империю. Говорил, что настоящий государь — это не тот, кто рождён на троне, а тот, за кем люди идут по собственной воле.
СТОП!
— Как ты его назвала⁈ — я подался назад.
Глава 13
На мгновение я потерял дар речи.
Рюрик…
Моё имя из уст потомка. Точнее, искажённое теми, для кого мой родной язык казался тарабарщиной. Хродрик — так нарекли меня родители. Славянам всегда было тяжело произносить звуки северных наречий, и постепенно имя видоизменялось: Хродрик превратился в Родрика, затем в Рорика, а потом и вовсе в Рюрика.
Отец явно закладывал в это имя особый смысл, словно предвосхищая мою дальнейшую судьбу. Возможно, мечтал, чтобы хотя бы один сын знатного, но не шибко могущественного ярла однажды стал конунгом. Так и вышло, только для этого мне пришлось отправиться в чужой край «на княжение»…
На языке данов, нордов, саксов и готов «Хрод» означало «слава, известность», а «Рикс» — «властитель, правитель». Вместе они образовывали имя, обозначающее «прославленный правитель». И я оправдал это имя, объединив разрозненные племена в единую империю.
Пальцы непроизвольно сжали каменные перила смотровой площадки. Белые костяшки проступили сквозь кожу, а под ладонями пошли трещины — камень не выдерживал напряжения. Мелкая крошка посыпалась вниз.
— Прохор, всё в порядке? — Ярослава заметила мою странную реакцию, положила руку на предплечье. — Ты побледнел.
— Да, просто… — я заставил себя ослабить хватку, отпустил искрошившиеся перила. — Задумался о тяжести такого наследия. Объединить империю — задача не из лёгких.
Нужно было проверить. Понять, действительно ли это мой мир или просто совпадение имён. Сама по себе концепция множественности миров была знакома мне ещё с детства.
Отец, следуя традициям нашего народа, рассказывал о девяти мирах, соединённых корнями и ветвями великого ясеня Иггдрасиль. Асгард — обитель богов, Альвхейм — царство светлых альвов, огненный Муспельхейм и ледяной Нифльхейм, Ванахейм, Йотунхейм, Свартальфхейм, Хельхейм и наш Мидгард. Если верить сказаниям предков, между мирами можно было путешествовать, и сами боги это делали. Так почему бы душе не перенестись из одного мира в другой? Или из прошлого в будущее того же мира? Эта мысль не казалась мне безумной — скорее, вполне логичной в рамках мироустройства, которое я знал.
— Знаешь, — сказал я как бы невзначай, поворачиваясь к ней, — интересный факт о Рюрике. Говорят, он носил перстень с изображением ворона, раскинувшего крылья вокруг копья. Символ его рода.
Ярослава нахмурилась, покачала головой.
— Не слышала о таком. Честно говоря, хоть Рюрик и известен как объединитель Руси, в истории слишком много тёмных пятен. Документов той эпохи почти не сохранилось — нашествие Бездушных в этом, естественно, не помогло, да и летописи противоречат друг другу.
Я внимательно слушал, не перебивая.
Она пожала плечами:
— У него вообще неоднозначная репутация. Некоторые историки считают, что он намеренно преувеличил масштаб угрозы Бездушных, чтобы огнём и мечом склонить независимые земли к подчинению. Типичный завоеватель, прикрывающийся благородной целью.