— Это… это невозможно. За полгода?
— Два полных ранга и Стихийное погружение, — подтвердил я, — которое забирает жизнь и перспективы развития у трети магов.
Василиса вздрогнула при упоминании погружения, но промолчала.
— Вы что же, хотите сказать, что приложили руку к её прогрессу? — подбоченился собеседник.
— Именно это я и хочу сказать.
— Стоп! Стихийное погружение⁈ — князь резко поднял голову, когда до него дошёл смысл сказанной фразы. — Ты могла погибнуть!
— Могла, — кивнула его наследница. — Но Прохор… он вытащил меня. Буквально нырнул в камень за мной.
Голицын перевёл тяжёлый взгляд на меня. Я заметил странную деталь — металлические предметы вокруг него выглядели тусклыми, словно покрытыми патиной.
— Это правда?
— Да, — просто ответил я.
— Почему? — князь откинулся в кресле. — Что вам моя дочь? Красивая девушка, конечно, но… Стихийное погружение — это риск собственной жизнью.
— Потому что она мой друг, — я пожал плечами. — И талантливый маг. Потерять такого геоманта было бы преступлением.
— Друг… — князь покачал головой. — Молодые люди не дружат с молодыми красивыми девушками просто так.
— Папа!
— Что «папа»? Я не вчера родился, Василиса, — он снова посмотрел на меня. — Какие у вас планы насчёт моей дочери?
— Никаких романтических или матримониальных, если вы об этом, — прямо ответил я. — Моё сердце принадлежит другой женщине. Княжна — ценный специалист и близкий друг. Я хочу, чтобы она была счастлива.
Василиса едва заметно вздрогнула, но промолчала.
— Другой женщине? В вашем-то возрасте? Вам сколько, Двадцать? Двадцать три? Не смешите меня, юноша. В ваши годы все клянутся в вечной любви, а через месяц влюбляются заново.
— Я сказал, а вы услышали, — твёрдо возразил я.
— И вы серьёзно думаете, что я поверю…
— Мне всё равно, поверите вы или нет, — перебил я, и князь удивлённо замолчал. — Факт остаётся фактом. Ваша дочь за полгода сделала для моего поселения больше, чем иные за годы. Она осушила болота вокруг острога, превратив их в плодородные земли. Помогла построить систему укреплений, которая выдержала Гон Бездушных. Спасла сотни жизней. В Угрюме она стала тем, кем должна была быть — мастером своего дела, а не украшением балов.
Краем глаза я следил, как расцветает моя спутница во время перечисления её заслуг. Именно то, в чём она чувствовала свою неуверенность, обозначили как её величайшее достижение.
Я сделал паузу, давая своим словам осесть. В голове промелькнула мысль рассказать о жиле Сумеречной стали и роли Василисы в её разработке, но я тут же отмёл эту идею. Раскрыть тайную сделку с Терновским было бы безумием — Голицын наверняка захочет прибрать месторождение к рукам. Поэтому формулировать стоило очень аккуратно и размыто.
— Вы воспитываете наследницу, — продолжил я, заметив, что князь слегка поёжился, словно ему было холодно. — Разве наследница не должна учиться управлению? В Угрюме она управляла добычей минералов, организовывала оборону, спасала людей. Разве это не то, чему должна учиться будущая правительница?
— Её место здесь! — наконец пробормотал князь, но в голосе уже не было прежней уверенности.
— Почему? — просто спросил я.
— Потому что… потому что она княжна Голицына! У неё есть обязанности перед родом!
— Какие именно?
— Выгодный брак, союзы, продолжение династии… — он замолчал, словно сам услышал пустоту своих слов.
Я подождал, давая ему время.
— Геоманты всегда были опорой государства — они находили руду, строили крепости, создавали богатство княжеств, — напомнил я. — Неужели традиции важнее реальной пользы для Москвы?
Правитель Бастиона поморщился от правдивости моих слов.
— Но если это вас не убеждает, скажу иначе. Я видел, как расцветают люди, когда им дают заниматься любимым делом, — мягко продолжил я, — и видел, как они угасают в золотых клетках. Что важнее — счастливая дочь или послушная кукла?
Князь побледнел. Его дыхание стало тяжёлым, и я уловил странный запах — металл и сырость, как в старых заброшенных шахтах.
— Посмотрите на неё, Ваша Светлость, — я кивнул в сторону Василисы. — Когда вы в последний раз видели свою дочь такой уверенной в себе? Такой… счастливой?
Голицын медленно повернулся к дочери. Та выдержала его взгляд, не опуская глаз.
— Я не украшение для балов, отец, — тихо, но твёрдо произнесла она. — Я геомант. Я могу приносить пользу не танцами и флиртом, а реальными делами.
— Вы хотите дочь рядом или дочь, которая вас ненавидит? — добавил я. — Принуждение убьёт в ней то, что вы пытаетесь сохранить. Поверьте человеку, который это понимает.
— Понимает он… Мальчишка!..
Князь молчал долго. Очень долго. Наконец, он тяжело вздохнул.
— Твоя мать… — начал он и осёкся. — Твоя мать тоже так говорила. Про твой дар. Она считала его благословением, а я… — он потёр лицо руками. — Я боялся. Боялся, что потеряю тебя, как потерял её.
— Папа…
— Нет, дай мне сказать, — князь поднял руку. — Я думал, если ты будешь рядом, под моей защитой, то ничего не случится. Но ты всё равно ушла. И я понял, что теряю тебя именно потому, что держу слишком крепко.
В кабинете воцарилась тишина. Я чувствовал, как напряжение постепенно спадает.
— Я не сбегала от тебя, папа, — тихо прошептала Василиса. — Я искала себя. И нашла. Пожалуйста, не забирай это у меня.
Вновь что-то дрогнуло в лице князя. Он протянул руку, неуверенно коснулся щеки дочери.
— Ты так похожа на мать… — прошептал он. — Такая же упрямая.
Он повернулся ко мне:
— И что вы предлагаете, маркграф? Да, я читаю новостные сводки и знаю о вашем новом статусе. И о покровительстве Оболенского.
— Прежде чем я отвечу, позвольте рассказать, где жила ваша дочь эти полгода, — я выпрямился. — Угрюм больше не деревня из двух десятков изб. Это полноценный острог с двойными стенами, бастионами и равелинами. Среди жителей больше пятнадцати магов ранга Подмастерья и выше. Население выросло с тридцати до пятисот человек. У нас есть магазины, больница с квалифицированным врачом из Венеции и школа, которая вскоре превратится в магическую академию.
Князь поднял руку, прерывая меня:
— Постойте. Сколько вам лет, маркграф? На вид — едва за двадцать. И вы хотите, чтобы я поверил, что юнец вроде вас за полгода превратил умирающую деревню в процветающий острог?
— Внешность бывает обманчива, Ваша Светлость, — спокойно ответил я. — Как и предубеждения. Мы пережили Гон без единой жертвы среди гражданского населения. Враги обломали зубы о наши стены. Не обошлось без потерь среди защитников, но мы отбили атаку Кощея и уничтожили его самого.
— Вы отбили атаку Лорда Бездушных? В Пограничье⁈
Он перевёл взгляд на дочь:
— И ты была там? Во время боя?
— Да, папа, — Василиса выпрямилась. — Я защищала стены и уничтожила массу тварей.
— Княжна проявила себя как настоящий боевой маг, — подтвердил я. — Без её помощи потери были бы выше. Однако сражения — не единственная сфера, где она незаменима. Как уже сказал, у нас имеется магическая академия, где ваша дочь является одним из ведущих преподавателей.
— И кого оно обучает? — иронично хмыкнул собеседник. — Лягушек и козодоев?
— Детей и взрослых, — невозмутимо откликнулся я. — Мы выявили огромное количество одарённых людей в Пограничье. Двадцать шесть процентов, почти вдвое выше средних показателей. Без Угрюма они бы не имели шанса раскрыть свои подлинные таланты.
Собеседник слушал молча, но я видел, как меняется выражение его лица.
— В столице едва пятнадцать набирается… — пробормотал он. — Что за чертовщина творится в этом вашем Угрюме?
— Пока это установить не удалось.
— Откуда ресурсы? — прищурился князь. — Пограничье не может обеспечить такой рост.
— Может при грамотном управлении. Бездушные являются источником Эссенции, а окружающие земли полны Реликтов. Плюс разумные налоги и эффективное руководство, — я пожал плечами, умолчав о Сумеречной стали. — И, конечно, работа вашей дочери. Осушенные болота дали нам пахотные земли. Правильно спроектированные укрепления сэкономили ресурсы.
Князь молча смотрел на дочь, потом перевёл взгляд на меня:
— И во всём этом моя Василиса принимала участие? Не как приживалка, а как… специалист?
— Более того. Она была одним из ключевых людей в этом развитии. Без неё мы бы не достигли и половины, — я сделал паузу. — Поэтому я и предлагаю формальное соглашение соглашение между моей Маркой и Московским Бастионом. Василиса остаётся в Угрюме как официальный представитель интересов дома Голицыных. Она продолжает развивать свой дар, применять его на практике, но при этом сохраняет связь с домом, с семьёй. Как только пожелает, она вернётся в Москву.
— А что получаете вы? — князь прищурился.
Время для решающего удара.
— Спокойствие оттого, что человек, который мне дорог, не скрывается, словно преступник от собственной семьи. Ваша Светлость, вы искали дочь полгода. А знаете, что она искала всю свою жизнь? — я выдержал паузу. — Отца, который гордился бы ею такой, какая она есть. Не политическим инструментом для выгодного брака, не продолжением династии, а просто… дочерью. Человеком со своими талантами и стремлениями. Верните ей отца — и она сама вернёт вам дочь.
Голицын тяжело вздохнул. Он всё ещё не сменил убеждений полностью, но уже был готов к диалогу.
В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и внутрь просунулась голова человека весьма своеобразной внешности. Худой, с жидкими сальными волосами, прилизанными к черепу, бледной кожей и водянистыми глазами навыкате. Одет он был в чёрный костюм, который висел на нём как на вешалке. Длинные паучьи пальцы нервно теребили край рукава.
— Ваша Светлость, — проскрипел он голосом, от которого маленькие дети бы расплакались. — Прошу прощения за вторжение, но возник крайне срочный вопрос по Смоленскому контракту.
— Назар, — князь поморщился, — я же сказал — никого не пускать.