— Правильно сделали. Что на улице?
— Стреляют. Кричат. Мы боимся даже к окну подойти. Никита Васильевич говорит, видел в щель, как мимо пробежала целая толпа… этих…
— Сидите тихо. Не высовывайтесь ни под каким предлогом. Скоро всё закончится.
— Хорошо. Мы будем ждать.
Третий звонок — Левинсону.
— Да? — скрипучий голос старика звучал на удивление спокойно.
— Натан, это Платонов. Ты где?
— В магазине, где же ещё. Продавцы сбежали, как только началось. Неблагодарные…
— Ты там один?
— А кому ещё быть? Впрочем, нет. Минуту назад заглянул один покупатель без глаз, но я его выставил. Я всегда говорил, что добрым словом и дробовиком можно добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом.
Несмотря на ситуацию, я усмехнулся. Старый торговец не терял присутствия духа даже сейчас.
— Сиди и не рыпайся. Боеприпасы есть?
— Два ящика патронов. Ваше распоряжение о запасах на чёрный день оказалось весьма своевременным.
— Вот и отлично. Держись.
Последний звонок оказался самым сложным. До Владимира Трофимова я дозванивался минуты три — линии были перегружены.
Нужно точно знать, где сейчас князь и его люди. Врезаться вслепую в такую мясорубку — верный способ получить случайную пулю от своих. Да и понимать, где самая критическая точка, необходимо. Нет смысла атаковать там, где и без нас справятся.
— Трофимов слушает! — наконец раздалось в трубке. Вокруг грохотали выстрелы, слышались крики и лязг металла.
— Владимир, это Платонов. Я в курсе ситуации и веду отряд на помощь.
— Платонов? — на секунду воцарилась тишина, словно порученец князя вообще не ожидал услышать мой голос в этой жизни. — Чёрт возьми, вы как нельзя вовремя! Мы застряли на площади Трёх Колодцев. Князь пытается прорваться к пролому, но тварей слишком много!
— Где именно пролом?
— Южная стена, сектор между Торговой и Кузнечной башнями! Дыра метров пятнадцать шириной! Оттуда прут и прут!
Я быстро прикинул в уме карту города. Площадь Трёх Колодцев находилась как раз на полпути от южных ворот к пролому. Если князь увяз там…
— Мы зайдём с тыла, ударим Бездушным в спину. Нам до города ещё минут двадцать. Сможете продержаться?
— Придётся! — в трубке раздался новый грохот. — Ваша Светлость, боярин Платонов идёт на подмогу! Да, он обещает тыловой удар!
Сквозь помехи я расслышал голос князя Оболенского:
— Скажите Платонову — если у него получится, я лично представлю его к Ордену Святого Владимира! Только пусть поторопится, мы тут не на прогулке!
— Слышали? — спросил Трофимов.
— Слышал. Только бы не к посмертному, — мрачно пошутил я и отключил связь.
Безбородко покосился на меня:
— План есть?
— Пробиваемся к пролому, отвлекаем тварей на себя, устраиваем им незабываемый приём, даём князю возможность подобраться к стене. А там — по обстановке.
Матвей Филатович Оболенский стоял посреди площади Трёх Колодцев, сжимая в руках фламберг — двуручный меч с волнистым лезвием, доставшийся ему от деда. Вокруг князя полыхало настоящее пекло: сотни Трухляков лезли из всех переулков, Стриги прыгали с крыш, а где-то вдали раздавался леденящий душу вой Жнеца.
— Держать строй! — рявкнул правитель Сергиева Посада, разрубая очередную тварь пополам. — Северный фланг, подтянитесь к центру!
Длинное волнистое лезвие фламберга описало идеальную дугу, и головы пятерых Трухляков взмыли в воздух. Князь не остановился — развернулся на пятке, клинок прошёл горизонтально, разрубив ещё троих пополам. Князь усилил удар магией жизни, и зелёное сияние окутало клинок, заставляя плоть Бездушных шипеть и разлагаться при контакте. Внутренности вывалились на мостовую, но Матвей Филатович уже продолжал свой смертельный танец дальше.
Массивная Стрига — бывший медведь — обрушилась на него сверху. Когти размером с кинжалы пронзили князя насквозь в трёх местах — через грудь, живот и бедро. Любой другой воин был бы мёртв ещё в воздухе.
Оболенский лишь оскалился. Схватил тварь за горло левой рукой, а правой — вспорол от паха до головы. Стрига захрипела, заливая князя чёрной кровью. Он отшвырнул тушу и выдернул когти из своего тела.
Гвардейцы смотрели, как дыры диаметром с кулак затягиваются за секунды. Кости срастались с хрустом, мышцы переплетались, внутренние органы восстанавливались. Князь даже не пошатнулся.
«Восемьдесят тысяч жителей, — мелькнула мысль, пока раны на плече затягивались с неестественной скоростью. — Восемьдесят тысяч душ, доверивших мне свои жизни. Я не имею права подвести их».
БТРы двигались по флангам, их башенные пулемёты выкашивали Бездушных длинными очередями. Степан, капитан гвардии закричал в амулет связи:
— Первый борт — левый фланг! Второй — прикрывайте центр! Не дайте тварям окружить пехоту!
Тяжёлые пулемёты загрохотали с новой силой. Трассеры прочерчивали огненные линии в дыму, разрывая ряды Трухляков. Внедорожники встали полукругом, создавая огневые точки. Стрелки высовывались из люков, поливая свинцом всё, что приближалось к наступающей гвардии.
— Ваша Светлость, боезапас на исходе! — донёсся через амулет связи голос командир первого БТРа. — Ещё пять минут максимум!
Плохо…
— Ваша Светлость, слева! — крикнул капитан гвардии.
Три Стриги атаковали одновременно. Первая откусила левую руку по локоть. Вторая вспорола живот, кишки вывалились наружу. Третья вцепилась в горло, разрывая артерии.
Князь рассмеялся.
Кровавым, булькающим смехом человека, которому перегрызли горло. И ударил.
Фламберг в одной руке распластал первую Стригу по диагонали. Культя левой руки ударила вторую в морду — с такой силой, что череп твари взорвался как арбуз. Третью он просто растворил направленным потоком исцеляющей магии, что для Бездушных была, словно кислота.
— Я ещё не закончил, — прорычал Оболенский, поднимая фламберг.
Пока Стриги падали, его тело уже восстанавливалось. Кишки втянулись обратно, живот закрылся. Горло срослось, артерии восстановились. Но самое жуткое — левая рука. Кость выросла из культи как белый сталагмит, обрастая мясом, жилами, кожей. Через три секунды князь сжал новую ладонь в кулак.
Магия князя Оболенского была исключительно узконаправленной. Он не мог обрушить на врага горы, швырять огнём или создавать шторм. Князь умел только лечить. В этом был его дар, подкреплённый исключительным личным Талантом. Зато в этом его способности были практически не ограничены.
— Кто следующий⁈ — заревел он, и даже чудовища будто попятились.
Но его люди не обладали такой же неуязвимостью. Справа молодой гвардеец упал, зажимая рукой распоротый бок, и он был не единственным. Князь даже не повернул головы — лишь взмахнул левой рукой, продолжая рубить Трухляков клинком.
Мощная волна изумрудного света накрыла половину площади. Раны затягивались, сломанные кости срастались, оторванные конечности отрастали заново. Полдюжины человек, которые секунду назад умирали, вскочили на ноги абсолютно здоровыми. Ещё трое бойцов поблизости почувствовали, как их порезы и ушибы исчезают под воздействием целительной ауры.
— Спасибо, Ваша Светлость! — крикнул гвардеец, вскакивая на ноги с обновлённой силой.
— Потом поблагодаришь. Сейчас — в строй!
— ГВАРДИЯ БЕССМЕРТНЫХ! — заорал другой боец. — МЫ БЕССМЕРТНЫ, ПОКА С НАМИ КНЯЗЬ!
Воодушевлённые воины ринулись в атаку. Оболенский шёл впереди, и его фламберг творил невозможное. Магия жизни усиливала каждое движение, ускоряла реакцию, превращала князя в неостановимую машину смерти. Волнистое лезвие рассекало воздух с характерным свистом, оставляя за собой шлейф изумрудного света. Он рубил не как человек — как стихия. Волнистое лезвие проходило сквозь тела, словно они были из тумана. Три, пять тварей за один взмах.
Жнец выскочил из переулка — похожая на паука махина с мерцающим провалом на месте лица. Чудовищный по силе удар снёс князю голову.
Буквально.
Голова покатилась по мостовой, но тело не упало. Оно сделало шаг вперёд и ударило. Фламберг вошёл Жнецу в грудь по самую гарду и возвратным движением буквально вырвал наружу сверкающее ядро.
Из обрубка княжеской шеи фонтаном била кровь, но уже формировался новый позвоночник. Гортань, мышцы, кожа — всё отрастало с невероятной скоростью. К тому времени, как Жнец упал, рассыпаясь в жирный пепел, у правителя появилась новая голова. Правда, без волос — те отрастали медленнее.
Его Талант делал князя практически неубиваемым.
— Неудобно вышло, — буркнул Матвей Филатович, проводя ладонью по лысому черепу. — Ладно, потом отрастут.
Он обернулся к своим людям. Половина смотрели на него как на божество. Вторая половина — как на демона. Но все продолжали сражаться с удесятерённой силой.
«Они верят, — подумал князь, разрубая очередную волну Трухляков. — Верят, что я не дам им умереть. Что спасу их всех. И я спасу. Клянусь».
Новая волна Бездушных. Князь встретил её во главе своих «бессмертных». Он больше не считал раны. Какая разница, если они заживают быстрее, чем враг успевает нанести новые? Ему вырывали сердце — отрастало новое. Отрубали ноги — он сражался на культях, пока конечности регенерировали.
В какой-то момент огромный Трухляк — видимо бывший кузнец — размозжил князю череп молотом. Тело Оболенского пошатнулось… и выпрямилось. Кости срастались, закрывая жуткую рану. Через десять секунд князь моргнул восстановленным глазом.
— Это было… неприятно, — признал он и разрубил кузнеца пополам.
Его гвардейцы сражались как одержимые. Каждый знал — пока князь стоит, смерть им не страшна. Оболенский исцелял их снова и снова, возвращая к жизни тех, кто был на волосок от гибели.
«Сколько ещё? — думал князь, возвращаясь в бой. — Сколько ещё моих подданных погибнет, пока мы пробьёмся к пролому?»
Ответ пришёл в виде душераздирающего крика. Лейтенант Воробьёв — способный офицер, отец троих детей — корчился на мостовой. Жнец оторвал ему руку по самое плечо. Князь рванулся к раненому, но путь преградила целая толпа Трухляков.