— Отец сказал однажды, что в центре мортального леса укрыта Валгалла.
Каланжо отошел в сторону, достал карту, рассматривал минуту, другую. Потом спрятал.
— Что теперь делать будем? — На преследовании он больше не настаивал.
— Капитан, пошлем к черту все эти россказни! — предложил Димаш. — Рванем напрямую. Рискнем. Я знаю: мы прорвемся. Виктора Павловича спасем.
— В крепость надо возвращаться, — гнул свою линию Раф. — Расскажем генералу, только он может решить, что делать.
— Ага, вернемся без вездехода, без картошки, без Ланьера. Генерал нас расстреляет! — предрек Каланжо.
— Не расстреляет. Бурлаков никого никогда не расстреливал. Он — гуманист, — заверил Раф.
— Мы будем первыми, — вздохнул Димаш. — Так облажались!
— А я бы шлепнул, — хмыкнул Каланжо. — Тебя, Раф, в первую очередь.
— За что? — изобразил недоумение малыш.
— За то, что не предупредил, гномик! А должен был — ведь ты наш проводник.
— Откуда мне было знать, что в деревне засада?
— Должен был знать! Твой отец часто в деревню заглядывал?
— Осенью — всякий раз либо он, либо я картофельников навещали, — признался Раф.
— Лучше бы тебя украли, гномик, — Каланжо спрятал карту. — Разворачивай машину. Возвращаемся.
— И что же, «Молниеносный» так и пропадет? — уныло спросил Том.
— Видимо. Или думаешь, его покататься взяли, а потом вернут?
— Куда едем? В крепость? — Раф в отличие от Тома демонстрировал несгибаемость духа. Или полное равнодушие — тут сразу не понять.
— Сначала в деревню, — решил Каланжо. — Там заночуем. А потом рано утром в крепость поедем.
Больше никто не спорил. Развернулись и поехали.
Экспедиция не удалась. Это надо было признать. Полный провал. Отчет об экспедиции краткий: облажались, генерал! Каланжо, исходивший этот мир в течение пяти сезонов вдоль и поперек, разбирался в дорогах и здешних приметах. Дорогой, которая виднелась сквозь серый сумрак мортала, он бы ни за что не поехал. Даже если б машина у него была полностью из серебра. Однако этот Генрих (подлинное имя или фальшивое, значения не имеет) на дорогу свернул без опаски. И что выходит? Выходит, что Генрих сам пришел из Валгаллы. Как дважды два. До глупости просто. Обидно, что в ловушку угодили с ходу. Ланьера похитили и вездеход угнали. Обиднее же всего было, что предусмотреть они этого не могли. Ланьер обычно все ловушки обходил. Да так ловко, будто его предупреждал кто. Получалось, что на этот раз не предупредили.
У ворот деревни их ждали белобрысый Вальдек и староста. Оба были вооружены. Вечные фонари гирляндой висели на воротах, давая изрядно света.
— Догнали? — спросил сразу же Михал. И тут же ответил сам себе: — Не догнали, раз без вездехода вернулись.
— Сообразительный ты у нас, — вздохнул Каланжо. — Мы у вас заночуем? Не против?
— Ночуйте. Не выгонять же вас. — Староста снисходительно хмыкнул. И шепнул на ухо: — А кто это был с вами? Ведь это не герцог, да?
— Герцог, он самый, летом в мортале долго был. Изменился, — соврал, как умел, Каланжо.
— Говорят, он завел дружбу с команданте Тутмосом и его герильей, — проявил свою осведомленность Михал.
— Кто это? — Каланжо в самом деле не знал, кто такой Тутмос.
— Очередные искатели приключений. Мы называем их «новые безумные». Я бы с ними не стал иметь дело. Все они горлопаны и бездельники, и нюхают хрон. Кричат, что надо прекратить воевать и всем обняться. А потом, пообнимавшись, идут воровать нашу картошку. Ладно, ладно, я сделаю вид, что верю всей лапше, что вы мне вешали на уши. Идемте, у меня дома переночуете. По деревне без меня никуда не ходить. А то еще кого-нибудь похитят, а мне перед генералом за вас отвечай.
Том напрасно стучал в дом Кощея, рвал ручку двери: ему не отпирали. Потом оконце приоткрылось:
— А ну п-шел отседова! Спать не мешай! — крикнул грубый голос. Вряд ли эскулапа — скорее, лесоруба, а в прошлом наверняка стрелка.
Однако Том и не подумал робеть. Еще раз грохнул ботинком в дверь.
— Пацана позови, Кощеева детеныша! Потолковать с ним надо.
— Спит он уже, — отозвался все тот же хрипатый.
— Разбуди!
— Вот еще! Не тебе, пацан, мне приказывать.
— Разбуди! — потребовал Михал, отстраняя Тома и поднимаясь на крыльцо.
Ему тут же отворили. Здоровяк в ватнике на голое тело провел Михала и Тома на кухню. Здесь горела вечная лампа. И на стуле, одетый в теплый свитер и рейтузы, сидел давешний мальчишка, тот, что выманил Виктора Ланьера из дома. Сидел, съежившись, глядя в пол. Ожидал расправы.
— Ну, рассказывай, Рустик, чем тебе Генрих заплатил, чтобы ты ему в спектакле подыграл, — сказал староста, усаживаясь на табурет напротив.
— Да я... я просто так, дядя Михал, — попробовал запереться Рустик. — Сказали, я пошел и позвал. Откуда мне знать — для чего.
— Не лгать! — рявкнул староста.
— Две пачки сигарет дал, — признался Рустик. — И жвачку. Жвачку я уже съел. А сигареты — вот. — Рустик выложил пачки на стол.
Приоткрылась дверь, худой тощий человек в халате и вязаной шапочке шагнул на кухню несмело.
— Да ладно тебе, Михал! — попробовал защитить сына Кощей. — Ну, глупость сморозил, искушению поддался, так мальчишка ведь. Что ж нам, казнить его теперь?
— За глупость надо платить. Явятся псы — рабов покупать после Нового года, продадим.
— Да ты что? — Кощей стал рвать халат, царапать грудь, будто хотел что-то спрятанное достать и отдать старосте, как Рустик только что отдал сигареты. — Побойся Бога! Да за что мальчишку-то?
— Я же сказал: за глупость. — Михал был невозмутим.
— Дядя Михал! Простите! — заревел Рустик. — Я вам скажу, я такое нашел, случайно... Я отдам! Вот.
Он кинулся на колени, поднял деревянную плашку в полу и извлек из простенького тайничка припрятанное днем: кобуру от игломета. Похитителю было несподручно лежать, ожидая жертву, держа под одеялом не только игломет, но и кобуру с ремнем. Вот он кобуру и бросил за кровать, а пацан после уже нашел.
Михал взял находку, повертел в руках. Кожа хорошая, заклепки металлические, пряжка серебряная, и на ней эмблема — венок, меч и орел.
— Знак Валгаллы. Вот откуда этот Генрих пожаловал. — Староста покосился на Тома. — Они ждали герцога. Знали: осенью герцог непременно придет в деревню. Ну что ж, дождались. Ладно, Рустик, не будем тебя продавать. — И староста слегка тронул Тома за плечо. Разрешал пару раз виновного приложить. От души.
Том не сдвинулся с места.
— Ты чего? — спросил Михал.
— Надо было запереть вездеход, — пробормотал Том. — Сам виноват.
И кинулся вон из дома.
МИРГлава 6
— Проснитесь, команданте, к вам какие-то люди приехали. — Толстяк Мигель тряс хозяина за плечо. — Я просил их отправиться на отцовское поле, но они не уходят.
Тутмос лежал поперек огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. С кровати даже не сняли шелковое покрывало. Измятое, оно свешивалось с одного краю на пол. На кровати валялось также несколько посторонних предметов: огромный серебряный поднос, рассыпанная колода карт (теперь уже наверняка неполная), пустая бутылка, из горлышка которой на оранжевое покрывало вытекло немного жидкости темно-лилового цвета, и пустые пластиковые стаканчики.
— А? Что за люди? Ах да, марш открытых врат... Открыть ворота всем и обняться... Почему они не заночевали в палатках? Ладно, ладно, уложи их в гостиной на полу. — Команданте взял серебряный поднос и принялся в него смотреться, хотя напротив кровати имелось огромное зеркало. Команданте морщился: то, что отражалось в серебряном подносе, ему явно не нравилось.
— Уже утро, синьор. К тому же не похоже, что они будут куда-то маршировать. Старые больно. Это рен Сироткин и полковник Скотт. Так они о себе сказали.
— Что, полковник Скотт? Этот хрыч? — При таком известии сон мгновенно слетел с Тутмоса, команданте вскочил и принялся одеваться. Первым делом — ремень, на нем, как всегда, кобура с пистолетом и в кожаных ножнах — тесак. Потом брюки. — Я обещал его пристрелить. Пиф-паф, если он подойдет ко мне ближе, чем на сто шагов. Проклятье! Что ему нужно, ты не знаешь?
— Не знаю, синьор. Только рен Сироткин велел вам передать одну фразу...
— Какую? — Тутмос насторожился. Даже дыхание задержал. Мигель нахмурился, почесал переносицу, потом затылок:
— Как же он сказал? Больно мудрено. Ага, сейчас вспомню. Лето вместо осени... Нет, не так. Ах да, слушайте: «Лето поменялось с осенью местами». Что бы это могло значить?
Команданте выдохнул. Но нельзя сказать, чтобы с облегчением.
— Еще он мне подмигнул, — добавил Мигель. — Мне показалось — по-дружески.
— Рен тебе подмигнул? — не поверил Тутмос. — Ладно, веди этих надоед в гостиную.
— Всех?
— Что значит — всех? Обоих. Рена и полковника. Полковника, старого хрыча, лучше убивать в доме. Так ведь?
Мигель растерянно захлопал глазами, не зная, как понимать слова хозяин. Шутит тот или говорит серьезно.
Наконец выдавил:
— С ними какая-то девица. Ее тоже...
— И девицу тоже тащи. Уж кого-кого, а девицу я точно не оставлю за воротами.
— Я так и думал! — Мигель помчался выполнять указание.
Тутмос кинулся в соседнюю комнату. Эта спальня была почти таких же размеров, что и комната команданте. Во всяком случае, кровать ничуть не уступала по габаритам ложу хозяина.
Едва скрипнула дверь, Ланьер вскочил. Был он в одних трусах, зато в руке — пистолет. Увидев команданте, Поль сел на кровать и спрятал оружие под подушку.
— В чем дело? Прибыл транспорт? — спросил Ланьер.
— Как бы не так! Прибыли рен Сироткин и полковник Скотт. Ты знаешь Сироткина? Ему можно доверять?
— Деньги можно давать в долг и на хранение. Себе не возьмет. А вот насчет тайн — не знаю. Ладно, поболтай с гостями о каких-нибудь пустяках, я скоро выйду к ним. Только про наши игрушки — ни слова.