— Скажите «а-а-а...».
Шлягер сидел в углу, уткнув локти в колени, опираясь подбородком о кулаки, исподлобья наблюдал за уроком. Угрюмая дума омрачала его чело. Бубенцов, скосив глаза на Шлягера, ясно читал эту нехитрую думу: «К лицу ли царской особе смирение? Язык сей высунутый. Не во вред ли будет государственной пользе? Царь должен “смирять”, но не “смиряться”. Держать в узде жестоковыйную толпу. Иначе беда. Как добрый царь, так на Руси — горькое горе!»
Глава 8
Исповедь негодяя
1
На следующий день после выполнения обязательных по регламенту процедур Ерофей Бубенцов в сопровождении Адольфа Шлягера направился в канцелярию. Надлежало привести в порядок документы, заполнить анкету.
Поначалу всё шло гладко, дело спорилось.
— Я вот в графе «Профессия» записал: «Хозяин земли русской». По твоему, между прочим, совету. Как некогда император Николай Второй. — Бубенцов перечитывал анкету, держа перо на весу. — Но гляди, какая нескладуха. В пятой графе обозначил — русский. Вот думаю, не тавтология ли получается? Масло масляное?
— Ну-ка... — Адольф взял бумагу, отстранил далеко от себя, сощу-
рился.
— «Русский. Хозяин. Земли. Русской...» — подребезжал Шлягер разными по высоте тонами, пробуя слова на звук. — Да. Режет ухо. Действительно, неловкость какая-то. Шовинизмом как будто немного отдаёт...
— То-то и мне показалось. Сочетание необычное. Но не писать же «россиянин». Скажут, скрывает! И ещё одна, кстати говоря, у меня возникает неясность. В пункте семь. По поводу Бога.
— Какая же тут может быть неясность? Тут-то, наоборот, всё предельно ясно. Пишем: «Бога нет». Точка. Бог с маленькой.
— А вдруг есть? Что тогда? Кто-то же, логически рассуждая, должен был запустить всю эту махину... — Бубенцов кругообразно повёл рукой.
— Успокойтесь. Слишком мало доказательств. Только косвенные улики.
— Я думал над этим в последнее время. В пользу того, что Бога нет, тоже никаких доказательств. Ситуация патовая.
— А и не надо много думать! Зачем какие-то доказательства? Всё же ясно. Первобытный человек придумал. Молния, гроза, гром. Откуда ещё, по-вашему, Бог мог возникнуть? Сами посудите. Ни из чего, что ли? Не было ничего — и вдруг Бог!.. Так, что ли? Не было гроша — и вдруг алтын?
— Да, как-то оно... шатко.
— То-то же. Всё, что есть, возникло само. Ни из чего!
— Как может «всё, что есть» возникнуть ни из чего?
— Может. Наука доказала. Был взрыв. После взрыва всё стало разлетаться.
— Но позволь, а что же, собственно, взорвалось?
— Ничто! — Шлягер аргументы свои произносил голосом твёрдым, уверенным. — Ничто!
— Шатко, Адольф! Кто-то же должен был создать это Ничто. Получается как про курицу и яйцо. Хоть так, хоть эдак — всё шатко. Пока в пункте семь оставляем многоточие, — решил Бубенцов.
— Так неможно!
— И всё-таки многоточие...
2
Видимо, страшно не устраивало это многоточие кое-кого. Потому что после завтрака завихрилась в коридорах сутолока, застукотала беготня, почти непрерывно звучал «Встречный марш лейб-гвардии Преображенского Его Императорского величества полка». Адольф Шлягер принимал звонки, сам перезванивал кому-то в Красногорск, говорил на повышенных тонах, ругался, спорил. Происходило, как понял Бубенцов из отрывочных восклицаний, нечто вроде заочного совещания. Ерофей прекрасно понимал, что речь шла именно о нём, о его судьбе, хотя имени не звучало, не произносилось. Бубенцов чутко прислушивался к каждой реплике.
Постепенно из отрывочных фраз, словечек, междометий выяснилась вот какая картина. Прав был профессор Афанасий Иванович Покровский! Оказалось, что и в самом деле по древнему уложению перед венчанием на царство всякому полагается ознакомиться с начатками веры. Обойти опасную процедуру никак нельзя. Объяснения этому очень простые. Пародия и копия не могут возникнуть без подлинника. Иерархия власти, будь то земная власть или власть преисподняя, выстраивается по тем же законам, что и небесная. Копия должна утверждаться на прочных основаниях, на мощном фундаменте оригинала. Как и всякий паразит, пародия должна питаться чистой энергией подлинника.
Наслушавшись всех этих речей, Бубенцов встревожился, почуял смертельную опасность. Ведь после того, как возникнет копия, можно и даже должно уничтожить шедевр. Оригинал больше не нужен. Более того, одним своим существованием подлинник мешает полноценному самостоятельному бытию копии. Лишь с уничтожением оригинала копия приобретает хоть какое-то самостоятельное бытие и некоторую цену. Следовало теперь особенно внимательно приглядываться к поведению Шлягера.
3
Около полудня многие видели Шлягера на пустыре, возле изувеченной фигуры Лаокоона. Он ходил взад-вперёд, поправляя цветы под мышкой, часто поглядывая на часы. Садился на скамейку в беседке, но тотчас нетерпеливо вскакивал, снова принимался ходить. Одинокие нянечки и медсёстры подсматривали из окон, гадали: для кого же приготовил алые розы этот несуразный тип? Особенную интригу добавляло то, что свидание назначено в такое время, когда рабочий день в самом разгаре.
Однако вместо дамы сердца явился на встречу плюгавый человечишка в шляпе, габардиновом плаще, остроносых ботиках на высоких каблуках, начищенных до блеска. Незнакомец был такого маленького роста, что Шлягеру пришлось беседовать с ним, низко пригнувшись. О чём они там шептались, тесно сблизив головы, никто разобрать не мог. Да и сама беседа продолжалась слишком недолго, чтобы можно было сделать какие-то выводы. Было видно только, что маленький, коротко рубя ладошкой воздух, даёт какие-то указания, а Шлягер согласно и с большой готовностью кивает головой. Вскоре Адольф попрощался с пришельцем, отвесив тому глубокий поклон.
Вечером того же дня Ерофею Бубенцову было сообщено, что ему позволяется для расширения «колозрения» эпизодическое, в безопасных лечебных дозах, посещение храма. Предписывалось в содержание службы не вникать, всё божественное, что придёт в голову, сразу же с негодованием отрицать и отметать, дабы не подвергать опасности здравое, но пока ещё не устоявшееся, пока ещё слишком шаткое мировоззрение.
— Советую вам по мере сил разнообразить скучную церковную рутину, — наставлял Шлягер. — Религия давно устарела, обветшала! Во время всех этих дурацких псалмов думайте о своём, мечтайте, погружайтесь в грёзы. Представляйте, что на месте этих старух... Помышляйте, в конце концов, о лукавствии мира сего...
4
Но случилось нечто странное, не предусмотренное. Переступив порог храма, Ерошка приготовился к тому, что сейчас навалится обычная скука. Так оно и произошло, но только в первые минуты. Неожиданно скуку сменило живое, радостное вдохновение. Как будто в течение его мыслей вмешалась какая-то посторонняя властная сила. Он почуял явное присутствие чего-то необыкновенного, необъятного, внимательного к нему. Так входит в душу порыв первого весеннего ветра, так же необъяснимо накатывает на человека волна счастья. Приходит ниоткуда, уходит в никуда.
Ерошка, не чуя ног, простоял всю всенощную.
Вернулся в офис поздно, уже в темноте.
Настя с Агриппиной ушли, Филиппыч дремал за конторкой. Ерошка на цыпочках, то и дело останавливаясь, замирая, прислушиваясь, перебежал коридор. Тихо юркнул в дверь.
Шлягер, закончив смену, вешал в шкаф халат. На крадущегося Бубенцова не оглянулся. Только передёрнул плечами. Ниже согнулась сутулая, узкая спина.
— Ладаном прёт! — заговорил Шлягер. — Злоупотребили. Не отпирайтесь. Каждый ваш шаг... Опять небось разведывали про устройство мира? Про вечность-бесконечность. Дознавались, есть ли Бог?
— А что, если есть?! — вздрогнув, сказал Ерошка. — Вот ты хотя бы. Скажи честно.
— Есть, есть, успокойтесь, — сдался Шлягер. — Не надо на таких повышенных тонах! Вопрос, конечно, важный, но... успокойтесь. Истерики не красят мужчину.
— Да как же успокойтесь! Как же успокойтесь! Это не просто важный, это главный вопрос! Как же ты, мерзавец, отвечая уверенно, что Бог есть, живёшь так... так...
— Скотообразно? — помог Шлягер. — Да всё просто. Где оно, Царство ваше Небесное? Там, за горизонтом... Песня такая была, помните? «Там, за горизо-о-он-том, там, там-тарам-там-там-там!..» А скотские радости здесь — внутри нас! Вот же она, синица в руке.
Шлягер разжал ладонь. В руке трепетала синица. Глиняная расписная свистулька. Адольф Шлягер набрал воздуху, принялся дуть. Свиста, однако, не получилось. Игрушка оказалась бракованной, сипела и шипела.
— «Царство Небесное внутри нас», — сказал Бубенцов. — А вовсе не скотские радости.
Шлягер отбросил свистульку.
— Писание уже почитываете? — неприятно осклабился. — А вы поглядите, поглядите внутрь себя! А? Что? То-то же.
— Ну, мрак, — согласился Ерошка, постояв некоторое время с закрытыми глазами. — А за ним-то и есть Царство Небесное. По-моему, из мрака что-то проглядывает, просвечивает. Между прочим, кто-то из святых пишет про «божественный мрак».
— Вы что же, — совсем растерялся Шлягер, — Дионисия Ареопагита уже читали? Как посмели? Вам только азы положены! О, стоит только на минуту отвлечься, потерять бдительность...
— Профессор Покровский посоветовал.
Шлягер нахмурился, насупился:
— Мерзкий старик! Пресечь! А вы... Вместо того чтобы... Шастаете по коридорам.
— Мне вот что на ум пришло, — сказал Ерофей Бубенцов. — Пока я на службе стоял, там исповедь шла. Вот я и подумал: а что, если и мне завтра...
Он не договорил. Замолчал, видя, как внезапно переменился весь облик Шлягера. Долгое, извилистое тело скособочилось, перекосилось, выгнулось.
— Нет, нет! Нельзя! — крикнул, вернее, даже как-то взвизгнул Шлягер. — В храме людно, суетно. Толкотня.
— Завтра с утра, я думаю, особой толкотни не будет...
— Грядите за мной! — решился Шлягер. — Есть тихое местечко. Отец Скарапион давно ждёт!
Засуетился, хватая Ерошку под локоть.