В наследство от старшего брата Николаю достался «восточный вопрос» – вопрос об отношениях с Османской империей, куда входило стремление России укрепить свои позиции на Черноморском побережье, обеспечить для себя наиболее благоприятный режим проливов Босфор и Дарданеллы, чтобы не допускать иностранные военные суда в Черное море, признание ее прав как покровительницы христианских народов Османской империи, защита южных границ. Восточный вопрос обострился в связи с греческим восстанием, начавшимся в 1821 г., продолжавшемся и в 1826 г. Русский монарх попытался решить дело миром. Летом 1826 г. с Англией был заключен договор о мерах по примирению турок и греков, к нему чуть позже присоединилась Франция. Пока европейцы старались погасить конфликт мирным путем, турецкие войска продолжали военные действия против восставших греков. Когда султан собрал большой флот с целью высадки в Греции для массового уничтожения там христианского населения, Россия, Англия и Франция решились на крайние меры. Соединенная эскадра трех стран блокировала турецкий флот в Наваринской бухте. 8 октября 1827 г. произошло сражение, продолжавшееся около четырех часов и закончившееся уничтожением соединенного турецко-египетского флота (египетский паша был вассалом турецкого султана). Его потери составили более 50 кораблей. Основной удар приняла на себя русская эскадра, уничтожившая большую часть вражеских судов.
Правящие круги Англии были недовольны усилением влияния России на Балканах после Наваринского сражения. Кабинет министров вынужден был уйти в отставку, премьер-министром стал герцог Веллингтон, непримиримый враг России. Между недавними союзниками пробежала черная кошка. Этим воспользовалась Турция, обвинившая Россию в организации греческого восстания и объявившая против нее священную войну «джихад». Однако никаких действий за этим не последовало – султан на тот момент не располагал достаточно боеспособной армией.
14 апреля 1828 г. русский император подписал манифест о начале войны с Турцией. 25 апреля русская армия в трех местах пересекла реку Прут и вступила в Дунайские княжества, подконтрольные Турции. 7 мая в полночь к войскам прибыл император, чья давняя мечта – «побывать» на войне, наконец, сбылась. Буквально на следующий день его свалила лихорадка, а, едва оправившись, он отбыл на встречу с Александрой Фёдоровной, которую препроводил в Одессу. Вернувшись, он лично следил за подготовкой переправы русских войск через Дунай. Сам он перебрался на другой берег в лодке запорожцев-старообрядцев, бежавших из России еще в XVII в. после восстания К. Булавина, живших в Турции и теперь вновь присягнувших на верность России и ее царю. Сопровождавший везде Николая I Бенкендорф был в ужасе – доверить свою жизнь потомкам людей, выступивших против «помазанника божьего»! Но все обошлось, казаки показали себя истинными патриотами России и настоящими героями, за что щедро были награждены чинами и орденами; отныне они были военнослужащими ее армии.
Генерал-фельдмаршал Иван Иванович Дибич-Забалканский. Художник Дж. Доу.
Вообще для Бенкендорфа наступили «горячие» денечки: император не выбирал безопасных путей и постоянно перемещался «по пересеченному горами и речками краю, где предприимчивый неприятель, имевший на своей стороне еще и помощь жителей» мог в любой момент «напасть и одолеть благодаря численному перевесу». Один раз Николай помчался в Одессу проведать супругу вообще без охраны. Много лет спустя его верный спутник Бенкендорф вспоминал про тот переезд: «И теперь дрожь пробегает по мне», тогда как император, «спокойно спал… или вел живую беседу, как бы при переезде между Петербургом и Петергофом».
Между тем осуществление плана осады сразу двух турецких городов – Варны и Шумлы – привело к распылению русских войск. Кроме того, Императорская главная квартира затрудняла продвижение армии вперед, обременяя ее многочисленными обозами. В войсках свирепствовали эпидемии, начался падеж скота от жары и голода. На военном совете императору объявили об опасности пребывания при армии, на что он напомнил слова Петра Первого Сенату: «Если случится попасть в руки врагов, то вы не должны почитать меня своим царем и государем» и не должны «исполнять мои повеления». А в письме к Константину Николай признавался: «Все, что касается этой кампании, представляется мне неясным… и я надеюсь, что милостивый Господь поможет нам выпутаться из нее».
Наконец, было принято решение сосредоточиться на штурме Варны, которая пала 1 октября. Для въехавшего в город русского монарха вид пережившего осаду города портил радостную картину победы: смрад, трупы, развалины… Взятием Варны завершилась не очень успешная кампания 1828 года, армия уходила на зимние квартиры, а «Золотая Орда», как прозвали Императорскую главную квартиру фронтовики за обилие золотых погон и аксельбантов, перемещалась к месту постоянного пребывания, в столицу. Бенкендорфу и всему сопровождению царя пришлось поволноваться не на шутку. Николай торопился поспеть в Петербург к 14 октября – дню рождения матушки, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Замирая от страха за жизнь самодержца, памятуя о его многочисленных переездах по суше почти без охраны, Бенкендорф предложил отправиться в Одессу морем, не предполагая, каким кошмаром обернется это морское путешествие. Через день после отплытия резко похолодало, небо затянуло свинцовыми тучами, начался шторм: срывало паруса, капитана пришлось привязать к мачте, чтобы его не смыло волной, а императора свалила морская болезнь. Хуже всего то, что судно несло в сторону турецкого берега, Николай даже переоделся в «партикулярную» (гражданскую) одежду, надеясь, что, если попадет к туркам, его не узнают. Тридцать шесть часов продолжался разгул стихии, но, в конце концов, удалось подойти и пришвартоваться на одесском рейде. Был третий час ночи, а уже в четыре утра император выехал из города в коляске в Петербург. Там его ждало ужасное известие – матушка умирала. Она скончалась в ночь на 24 октября 1828 г. После нее остались дневники, которые она вела всю жизнь, но эти записки никто не прочитал – сын собственноручно сжег их согласно последней воле покойной. В память о ней все воспитательные и благотворительные учреждения, бывшие под ее покровительством, были объединены в Четвертое отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии (СЕИВК). Собственная канцелярия императора разрасталась.
В следующем году император на театр военных действий уже не вернулся, сознавая, что его присутствие мешало единоначалию и привносило суету. Кампания 1829 года началась сменой командующих – вместо весьма пожилого П. Г. Витгенштейна армию возглавил И. И. Дибич. Он совершил трехдневный марш через Балканский хребет по маршруту, намеченному еще в 1811 г. М. И. Кутузовым. Неожиданное появление русской армии, идущей на штурм, привели к бегству защитников Адрианополя, города, считавшегося второй столицей Османской империи. Он пал 8 августа 1829 г., дорога на Константинополь (Стамбул) была свободна (до него оставалось 200 верст). Россия ликовала, раздавались призывы к скорейшему овладению турецкой столицей. Однако император понимал, что попытка России установить контроль над черноморскими проливами и Малой Азией, самой удобной дорогой с Запада на Восток, автоматически объединяло всю Европу против России. Он буквально умолял Дибича не допустить занятия русскими войсками Константинополя и писал ему: «Наша умеренность зажмет рты всем нашим клеветникам».
В соответствии с пожеланиями императора 2 сентября 1828 г. был подписан Адрианопольский договор, по которому к России отходила Южная Бессарабия с устьем Дуная, Ахалцихская область в Закавказье и Черноморское побережье Кавказа от Анапы до Поти (боевые действия, и весьма успешные, велись и в этом регионе). Султан признал наши приобретения в ходе русско-персидской войны. Проливы Босфор и Дарданеллы были открыты для торгового судоходства. Турция должна была выплатить большую контрибуцию (впоследствии ее размер был уменьшен). Но самое главное – признание автономии Греции, через какое-то время (в 1830 г.) ставшей независимой, а также расширение автономии Сербии, Молдавии и Валахии. Это был замечательный успех русской армии и российских дипломатов, личный вклад в него Николая Павловича бесспорен. Дибич стал генерал-фельдмаршалом и полным георгиевским кавалером, а также получил титул графа Забалканского.
Император же, ослабленный переживаниями за исход войны, заболел. Уже чувствуя недомогание, он, выйдя ночью на стук упавшей вазы, поскользнулся, упал, ударившись головой о шкаф, и потерял сознание. Долгое время он пролежал на холодном полу, что имело последствием сильную простуду с высокой температурой. К нему не пускали никого, кроме жены, он сильно похудел. Немного оправившись, он писал Дибичу: «Милосердие Божье на этот раз сохранило меня жене и детям; чувствую только слабость в ногах, однако я могу сесть верхом, и, следовательно, готов на службу».
К тому времени особый секретный комитет пришел к мнению, что «сохранение Турции более выгодно, чем вредно интересам России… никакой другой порядок вещей… не возместит все выгоды иметь соседом государство слабое, постоянно угрожаемое революционными устремлениями своих вассалов и вынужденное успешною войной подчиниться воле победителя». Именно поэтому в 1833 г. Николай I пришел на помощь султану, против которого поднял восстание египетский паша. Египетские войска двигались к Константинополю, что создавало угрозу существованию Османской империи. Положение спасли русский флот, вошедший в Босфор, и 10-тысячный русский экспедиционный корпус, загородивший египтянам дорогу на Стамбул (Константинополь). В благодарность за спасение султан заключил с Россией Ункяр-Искелесийский договор 1833 г., являющийся высшим достижением российской дипломатии в «восточном вопросе». Фактически Россия и Турция заключили оборонительный союз на восемь лет: Россия обязывалась в случае необходимости прийти на помощь Турции на море и на суше, а Турция должна была по требованию России закрывать проход в Черное море иностранным военным кораблям. Это был именно оборонительный союз, поэтому Николай I недоумевал: «Странно, что общее мнение приписывает мне желание овладеть Константинополем и Турецкой империей: я уже два раза мог бы сделать это, если б хотел… Мне выгодно держать Турцию в том слабом состоянии, в котором она находится».