Император Юлиан — страница 106 из 114


4 июня


Все идет хорошо. Невитта: бдительность. Виктор. X. Рядом? Как? Жара усиливается. Возможно, придется делать переходы по ночам.


Приск: Невитта вновь предупреждал Юлиана о готовящемся заговоре христиан и на сей раз прямо указал на Виктора. Я знаю об этом. В тот день я ехал рядом с Юлианом и мы открыто говорили о предостережении Невитты.

- Но если меня убьют, кто меня заменит? Кроме Салютия, другой кандидатуры нет, а он вряд ли их устраивает.

- А Виктор?

- Галлы изрубят его на куски, - холодно улыбнулся Юлиан и тут же нахмурился. - Невитта сказал, что они кого-то ко мне подослали. Он должен… это исполнить. Это случайно не ты? - Он повернулся ко мне лицом; оно нисколько не вязалось с его веселым, игривым голосом. Его глаза, обожженные солнцем, заглянули мне прямо в душу. Как и все мы, он загорел до черноты, глаза от яркого солнца и песка покраснели, и веки гноились. Он сильно исхудал, и, когда натягивал поводья, было видно, как на руках ходят мускулы. Только теперь он перестал быть мальчиком и даже юношей.

- Нет, не я, - попытался было я отшутиться, но на этот раз ничего подходящего на ум не пришло.

- Из тебя вышел бы очень никудышный император. - Он снова стал прежним Юлианом, и мы двинулись дальше. Впереди и позади нас извивались колонны солдат, идущих по дороге через цветущую страну, между полей, на которых поспевал богатый урожай.

К нам подъехал Салютий, его голова была повязана белым платком.

- Поглядите-ка: классический римский консул! - пошутил Юлиан. Салютию, несмотря на ум, всегда недоставало чувства юмора. Он пустился в пространные объяснения, что не может надеть шлем, так как от жары у него на лбу появилась сыпь. Растолковав нам это, Салютий вручил Юлиану письмо:

- Это из Константинополя, поздравляют с победой.

- Рановато, - вздохнул Юлиан, возвращая ему письмо.

Я никогда не забуду тыльную сторону его руки, освещенную солнцем, - выгоревшие светлые волосы резко выделялись на загорелой коже. Мне также бросилось в глаза, какие у него длинные ногти (он наконец избавился от привычки их грызть). Любопытно, с какой ясностью запечатлеваются в памяти малосущественные детали вроде руки человека, которую ты видел много лет назад, и сколько важного в то же время исчезает в памяти без следа.


Юлиан Август

5 июня

Полночь: пожар. Рвы.


Приск: Той ночью персы подожгли поля. На многие мили вокруг хлеба, виноградники, сады, деревни внезапно запылали, и ночь превратилась в день. Хотя Юлиан приказал для защиты от огня вырыть вокруг лагеря рвы, много палаток и несколько повозок сгорело.

Пожар бушевал три дня и три ночи. И сейчас всякий раз, когда я вспоминаю о тех днях в Персии, перед глазами встает стена огня, я ощущаю едкий запах дыма и страшный жар, усиленный палящими лучами солнца. К счастью, в лагере были родники, и от недостатка воды мы не страдали. Оставались у нас и запасы продовольствия примерно на неделю, после чего нас ожидал голод. Кругом, насколько хватало глаз, не было ни одной зеленой травинки - все превратилось в черную выжженную пустыню.

От Максима я перебрался в палатку к Анатолию и поэтому стал более сведущ в придворных делах. Обычно я держался от них подальше - политика всегда казалась мне скучным делом, но теперь все, что происходило при дворе, вызывало у меня жгучий интерес; впрочем, не только у меня одного, ведь речь шла о нашей жизни и смерти. Похоже, у каждого из нас был готов план спасения - у каждого, за исключением императора.

Наша армия к тому времени разделилась на две почти равные части - сторонников Юлиана, с одной стороны, и Виктора - с другой, европейцев и азиатов, эллинов и христиан. Перевес, однако, был на стороне Юлиана, ведь с ним были лучшие солдаты. Но чем больше времени проводили мы в этой выжженной пустыне, тем крикливее и требовательнее становилась партия Виктора; она настаивала на том, чтобы император хоть что-то предпринял. Однако Юлиан ни словом не давал нам понять, каковы его намерения. Не сохранись этот дневник, мы так и не узнали бы, что происходило в его душе.


Юлиан Август

6 июня


Незадолго до восхода солнца персидская конница совершила налет на наши обозы. Несколько персов убито, с нашей стороны потерь нет. Думаю, этот налет не последний.

В полдень я молился Гелиосу и принес ему в жертву белого быка. Гадание не дало ясных результатов. Что же делать?

Вечером на военном совете у меня был крупный разговор с Виктором. В моей палатке душно, и мы все сняли доспехи. Мои генералы расселись вокруг стола, а немой занял место у моих ног; он следит за каждым моим движением так же внимательно и с такой же любовью, как домашняя собака. Достаточно мне подумать, что хочется пить, а он уже понял это по моему лицу и несет воду.

Едва я поздоровался с присутствующими, как Виктор поспешил перехватить инициативу:

- Август, нам следует возвращаться тем же путем, которым мы пришли, - через Ассирию.

Аринфей тут же согласился, а остальные ожидали моего ответа.

- Такая возможность всегда остается. Да, всегда. - Я отвечал, как Мардоний: веско и чрезвычайно убедительно, но уклончиво. - Но, комит, может быть, ты объяснишь нам, почему ты считаешь, что сейчас нужно возвращаться и почему именно этим путем.

Виктор более чем когда-либо походил на деревенского забияку, который в присутствии учителя пытается сдержаться:

- Во-первых, Августу отлично известно: скоро у нас будет не хватать провианта. Посланная мною разведка сообщила, что на юг и на восток в радиусе двадцати миль все выжжено дотла. Значит, нам остается идти на запад, откуда мы и пришли.

- А разве ты забыл, что мы сами выжгли поля вокруг Ктезифона?

- Да, мы совершили эту ошибку, но…

Невитта угрожающе взревел, как бык, готовый ринуться в бой. Императора не положено обвинять в совершении ошибок, но я знаком остановил его и как можно дружелюбнее спросил:

- Однако раз уж эта ошибка совершена, какой смысл переходить из одной разоренной местности в другую?

- Август, тебе хорошо известно, что по той дороге есть неразоренные места, где мы сможем пополнить запасы. Кроме того, у нас будет возможность отсидеться в крепостях, которые мы захватили…

- И сожгли? Нет, комит, ты хорошо знаешь: от этих крепостей не осталось камня на камне. Поэтому позволь еще раз спросить, почему ты хочешь возвращаться тем же путем?

- Потому что мы знаем эти места и там найдем какое ни на есть пропитание. Это поднимет дух солдат.

- Позволь мне сказать, государь… - Хормизд вновь превратился из персидского царя в простого греческого придворного, дурной знак. - Наша армия не может подняться по Евфрату, потому что у нас больше нет кораблей и не из чего наводить мосты.

- Но несколько кораблей мы оставили, - возразил Виктор. На этот раз в спор вмешался Салютий.

- Двенадцати небольших кораблей не хватит, чтобы навести переправу через Тигр. Хотим мы этого или нет, мы теперь прикованы к этому берегу реки и можем возвратиться домой только через Кордуэн.

- А может быть, можно захватить корабли у персов? - неожиданно вспомнил Дагалаиф - В речных портах их должно быть несколько сотен.

- Не успеем, их сожгут, - ответил Хормизд.

- Я навел справки, - спокойно начал Салютий; можно было подумать, что он сидит в Константинополе, в своем кресле преторианского префекта, а писцы ловят каждое его слово. На самом же деле он обливался потом в душной палатке,.а вокруг его головы был повязан от солнца платок. - Похоже, что персидские корабли вне пределов нашей досягаемости. Конечно, мы можем построить новые, вопрос только в одном - из чего?

- Даже если мы переправимся через Тигр, на севере нас ждут не меньшие трудности, - продолжил его мысль Хормизд. - Шапур решил взять нас измором и, если понадобится, выжжет для этого всю Персию. Кроме того, в Месопотамии сейчас начались дожди, и ледники в горах растаяли. Дорога, по которой мы пришли к стенам Ктезифона, превратилась в малярийное болото, кишащее насекомыми, но мы с радостью пойдем куда угодно, если будет на то воля Августа.

- То же самое сделаем и мы, - отозвался Виктор, - но в чем заключается его план? - Я глянул в ярко-голубые глаза моего врага и понял: он намерен меня убить Я знал об этом с самого начала.

А- вгуст хочет рассмотреть все варианты и лишь затем принять решение, - спокойно ответил я. - Кроме того, он хочет напомнить консулу: у нас нет никаких сведений о Прокопий. Ходят слухи, что он все-таки двинулся на соединение с нами. Если это правда, мы с ним сможем осадить Ктезифон.

- А что мы будем при этом есть? - бросил Виктор.

- У Прокопия есть запасы провианта. Кроме того, чтобы соединиться с нами, ему придется установить коммуникации с Кордуэном, это отсюда всего лишь в трехстах милях. Прибытие Прокопия решит продовольственный вопрос.

- А если Прокопий не придет? - Виктор весь подался вперед, как охотничья собака, делающая стойку.

- Тогда мы ничего не теряем. По-моему, всем ясно: мы не сможем вернуться тем же путем, которым пришли.

- Потому что сожгли корабли. Это было уже слишком.

- Комит, я запрещаю тебе говорить до особого распоряжения, - бросил я Виктору. Он закрыл глаза, как от удара, и сел на место. - Мы всегда можем попытать счастья и двинуться через пустыню на север, но дойти до Кордуэна будет нелегко.

Увидев, что Хормизд хочет что-то сказать, я кивнул, и он заговорил:

- Август должен знать, что у нас нет карт этой территории. Нам придется полагаться на проводников, а кто может поручиться за их надежность?

- А почему бы не идти по берегу Тигра? - спросил Дагалаиф, обмахиваясь пальмовым листом.

- Это не так-то просто, - ответил Хормизд. - Там много сильных крепостей…

И мы уже не армия победителей, мы отступаем и, следовательно, не сможем брать крепости, - выдавил я из себя. До этой минуты мысль о нашем поражении никому не приходила в голову: как же так, ведь мы разбили персидскую армию и завоевали пол-Персии! И все же мы отступаем, потому что фанатики-персы выжгли все вокруг. Это трагедия, но мне следовало ее предвидеть, а я не сумел, и вина целиком на мне. Трудно поверить, что вот так, не проиграв ни одной битвы, можно превратиться из завоевателя в атамана шайки перепуганных разбойников, мечтающих лишь об одном - поскорее убраться восвояси. Неужели это месть Ареса за мои слова во время жертвоприношения под Ктезифоном?