В другом случае православный патриарх Антиохийский Ефрем был вынужден послать к императору в Константинополь делегацию, состоящую из монахов, отколовшихся от братии своего антихалкидонски настроенного монастыря и вступивших в общение с прохалкидонским Антиохийским патриархом. При этом Ефрем переодел их чиновниками-магистрианами, чтобы об этом происшествии не проведала Феодора, оказывавшая монастырю свое благоволение, ибо в противном случае это могло печально отразиться на участи монахов[549].
Это происшествие, казалось бы, до определенной степени демонстрирует правдоподобие одного высказывания Прокопия в его «Тайной истории»: «Того, кто был особо уважаем и был близок к нему (Юстиниану. — М.Г.), он выдавал в качестве любезности своей супруге или кому-нибудь для немедленного устранения; при этом он прекрасно осознавал, что тому принесет смерть только лишь преданность по отношению к нему»[550].
Если бы дело обстояло действительно так, как описывает это Прокопий, мы должны были бы полагать, что Ефрем действовал прямо-таки с риском для жизни. Однако если бы такой риск действительно существовал, то Ефрем просто бы отказался от своего плана. Более вероятным будет полагать, что он не считал опасность слишком серьезной, даже принимая при этом некоторые меры для того, чтобы избежать ненужного конфликта с императрицей. Таким образом, происшествие с Ефремом отнюдь не подтверждает высказывания Прокопия, напротив — оно подчеркивает, что Прокопий в данном случае преувеличивает[551].
То, что во время жизни Феодоры православные подчас не могли открыто и без страха выступать против антихалкидонитов, следует также из того, что они сразу же после ее смерти предложили Юстиниану вновь принудить антихалкидонитов к переговорам о примирении. Они очевидным образом полагали, что, лишившись поддержки императрицы, антихалкидониты уступят[552]. Тем самым как будто бы подтверждаются слова Прокопия о том, что противостоять воле императрицы было трудно и опасно и именно поэтому православные всегда старались избегать конфликтов с нею даже тогда, когда могли быть уверены в поддержке со стороны императора[553].
В свете данных наших источников, таким образом, вполне выясняется, что Феодора всячески способствовала делу антихалкидонитов и была их покровительницей в Империи и за ее пределами. В этой связи встает вопрос, как это обстоятельство соотносится с тем, что сам Юстиниан был непоколебимым приверженцем халкидонского православия и единства Империи. Даже теоретически ситуация выглядит весьма противоречивой: в то время как император следовал одной политической линии, его супруга неприкрыто придерживалась противоположной, направляя события в другое русло. Такое странное поведение императрицы ничуть не смутило подавляющее большинство исследователей, как если бы данная ситуация была вполне естественной. Для ее объяснения они даже нашли многочисленные причины, которые в большинстве своем основываются на фактах, а скорее даже — на интерпретации фактов, изложенных Прокопием, и, тем не менее, являются голыми гипотезами[554]. На последующих страницах мы рассмотрим деятельность Феодоры в церковно-политической сфере и попытаемся соотнести ее с подобной же деятельностью Юстиниана.
Выше уже был приведен пример того, как Феодора вступилась за ссыльного епископа-антихалкидонита и его товарищей, вероятно еще в царствование Юстина. К сожалению, этот пример, хотя и достаточно наглядный, является единственным, который с известной долей допущения относится к 20-м гг. VI в. Логично предположить, что влияние Феодоры при дворе в правление Юстина было довольно незначительным, и о каких бы то ни было ее действиях или, по крайней мере, ее отношении к последней фазе преследований антихалкидонитов на Востоке[555], начавшейся в 525 г., нам не известно.
В начале своего правления, с 527 по 531 г., Юстиниан принял ряд законодательных мер, которые были призваны положить конец дальнейшему существованию многочисленных сект и остатков язычества в Империи, относительно еретичности или враждебности к христианству которых не имелось сомнений[556]. Необходимым предварительным условием для возможных аналогичных мер в отношении антихалкидонитов должно было быть установление точной позиции имперской Церкви, которая отныне мыслилась как прохалкидонская, и государства по отношению к антихалкидонитству, поскольку до тех пор на общецерковном уровне оно не было признано в качестве ереси на основании постановлений какого-либо Вселенского Собора и, как следствие, ересью не являлось[557].
Очевидным образом Юстиниан желал достичь компромисса с антихалкидонитами и посредством некоего соглашения между иерархами привести их к унии с имперской Церковью, не прибегая к необходимости анафематствовать их на Вселенском Соборе. Соответственно, в 531 г. был издан эдикт, разрешающий антихалкидонитам всякого чина и звания вернуться из ссылки[558], при этом, однако, епископам-антихалкидонитам не было разрешено вернуться на свои кафедры[559]. К водворению сосланных антихалкидонитов по их месту жительства или в их монастыри приложила руку и Феодора. Сообщается, к примеру, что она передала Велисарию личное распоряжение помочь насельникам монастыря Восточных вернуться в их обитель, поскольку, вероятно, этому поначалу воспротивился православный епископ Эдессы[560]. Антихалкидонитская традиция приписывает появление указанного эдикта влиянию на Юстиниана Феодоры, однако однозначного доказательства, могущего подтвердить истинность этого предания, в источниках не содержится[561].
В начале 532 г., т. е. вскоре после подавления мятежа «Ника»[562], Юстиниан призвал в Константинополь восемь епископов-антихалкидонитов, чтобы провести с ними собеседование о вере[563]. Хотя стороны и не достигли на этом собеседовании какого-либо окончательного решения, переговоры, которые начал таким образом Юстиниан, продолжались тем или иным способом вплоть до конца его царствования.
Примерно в 532 г. начинается деятельность Феодоры на церковно-политическом поприще, которая с этого момента хорошо отражена в источниках. С этого времени при покровительстве императрицы и с ее финансовой помощью началось создание значительной антихалкидонитской общины в Константинополе[564].
В Константинополе всегда имелась антихалкидонитская община, дополнительно усиливавшаяся пришельцами с Востока, которые при Анастасии, поддерживавшем антихалкидонитов в пору своего правления, стекались в столицу и проводили там достаточно долгое время. Можно предположить, что эта община во время правления Юстина из-за бегства многих ее членов значительно уменьшилась; впрочем, конкретные данные об этом отсутствуют. Как бы то ни было, приверженцы антихалкидонитства находились во всех слоях населения столицы[565] и были достаточно многочисленны, чтобы проводить многолюдные манифестации, а при случае и устраивать значительные беспорядки[566].
После издания вышеупомянутого эдикта антихалкидонитская община Константинополя вновь начала расти благодаря многочисленным клирикам, монахам и отшельникам, приходившим в столицу, чтобы решить там вопросы, связанные с их общинами[567], либо получить рукоположение[568], либо же следуя приглашению Феодоры.
Постепенно Феодора собрала вокруг себя более пятисот клириков и монахов антихалкидонитов, большинство из которых были известными и уважаемыми аскетами. Приглашение прибыть в Константинополь и поселиться подле императрицы не имело формы приказа, однако редко кто из антихалкидонитов решался его отвергнуть. Так, например, Стефан, спутник вышеупомянутого епископа Мары, замечает: «Воле этой женщины нельзя противоречить»[569]. Было бы неправильным утверждать, что только беглецы из числа антихалкидонитов поселялись у Феодоры[570]: эти люди были, так сказать, сливками антихалкидонитского монашества, которые находили дорогу в Константинополь либо через приглашение самой Феодоры, либо через посредство уже находившихся у нее насельников. Очевидным образом отнюдь не любой желающий мог отправиться во дворец и прописаться там.
В качестве места проживания монахам был выделен дворец Гормизда, на участке которого была построена часовня, а позднее возник монастырь Сергия и Вакха[571]. На долгое время эта община стала одним из духовных центров Константинополя, внося при этом большой вклад в дело антихалкидонитства[572]. Для поддержания этой общины Феодора выделяла значительные суммы денег[573].
Императрица часто посещала насельников дворца Гормизда, вела с ними долгие беседы, восхищаясь их безупречным житием и небесной мудростью. Она принимала от них благословения и советовалась с ними по религиозным вопросам