«(S. 445) И Он [Христос] пришел в человеческом образе, в чистой плоти, с наделенной разумом душой и величественным умом. И соединение божества с человечеством было таинственным соединением, которого ум не постигает и которое мысли не воображают. Его божество не было плотью, и не было Его человечество и Его плоть божеством, но как плоти невозможно стать духовной как душа, а душе невозможно преобразить природу плоти в духовную, оба они (плоть и душа), тем не менее, образуют одну природу. Так же духовность не преобразовала человечество в свою сущность, а человечество не преобразило божество в свое бытие. И мы именуем Его не двумя именами, не двумя лицами, не двумя Господами, не двумя ипостасями, не двумя природами и не двумя Мессиями, но одним Мессией, одной ипостатью, одной природой и одним Сыном, который был рожден от непорочной Девы, и тем самым называем мы ее Богородицей, предначального Творца, который (S. 446) был равен Отцу, Сыну и Святому Духу своей сущностью… И Он творил дела Божьи, знамения и чудеса в слабой плоти. И я верю, что он как Единый в своем божестве и в своем человечестве творил как Бог знамения и чудеса… Он ел и пил во плоти, а Его божество было при этом соединено с Ним же. И воскрес Он в славе. Его воскресение было по плоти, а не по божеству… и не говорю я, что в Нем было разделение, что является свидетельством проклятого Нестория, и не говорю я: две ипостаси, одна — Сын божественной природы, а другая — Сын Марии… Если кто вводит четверичность в Троицу, да будет он (S. 447) проклят! …Если кто говорит…: две природы после соединения, да будет он проклят! Как Лев, который испортил веру, внес сей раскол, и создал это богохульство. … (S. 453) и принимаю я слово двенадцати глав, которое высказал Кирилл, гордость учителей; и принимаю я слово праведного и избранного Диоскора Великого, которого отступник Маркиан изгнал на остров Гангру… (S. 454) я принимаю слово… Зинона, великого императора, который отверг и сжег писание проклятого Льва, и объявил недействительной веру Собора Халкидонского…».
После этих «позитивных» пунктов своего вероучения автор переходит к «негативным», которые он заключает в несколько анафематствований. Среди них присутствуют проклятия Халкидонскому Собору, в основе которого лежат следующие причины: 1) введение четвертой ипостаси в Троицу через разделение одной природы Христа на две; 2) следующее из этого противоречие постановлениям трех предшествовавших Соборов; 3) присутствие на Соборе в Халкидоне некоторых епископов, которые были также на Эфесском Соборе, а ныне поступали вопреки его решениям; 4) принятие «Томоса» Льва; 5) принятие Ахъйи Эдесского, Дорофея и Дийудуса, племянника Нестория; 6) несторианство халкидонской вероучительной формулы[929].
Против «позитивной» части этого исповедания веры мало что можно возразить. Эта часть представляет собой передачу учения Кирилла Александрийского и проклинает Нестория. Из «негативной» части, содержащей проклятия, для нас представляет особый интерес пункт пять.
Уже издатель этого текста Корнилл указал на то, что Ахъя Эдесский не мог быть кем-либо иным, кроме как Ивой Эдесским[930]. Личность Дорофея установить невозможно, значит, следует предполагать искажение при передаче имени с одного языка на другой. Мы предполагаем, что здесь имела место перестановка слогов, и потому это имя следует читать как «Феодорит» (Δωροθέος — Θεόδωρ[ητ]ος). Если мы далее предположим, что «Дийудус» является искаженным «Феодор», что при неоднократном переписывании этих имен с языка на язык (в последовательности греческий — сирийский — [арабский] — эфиопский) было вполне возможным. Так, например, в «Анналах» Евтихия Александрийского имя «Ива» мы встречаем в следующей форме: lül (т. е. «Анйа»)[931], а имя «Феодор» — ^jlJj (т. е. «Тадаус»)[932]. Также следует учесть, что передача таких имен, как «Ива», «Феодор» и «Феодорит»[933], для арабских историков не представляла особой трудности и в других случаях они их передавали правильно. Только в отношении данных трех лиц имело место искажение имен, которое (с дальнейшими искажениями) мы встречаем затем в эфиопском тексте. Остается лишь предполагать, были ли эти имена взяты эфиопским переводчиком из «Анналов» Евтихия или же, что скорее, из некоего общего для Евтихия и для эфиопской версии источника.
Таким образом, мы получим три имени, которые были осуждены в 553 г. на Пятом Вселенском Соборе в Константинополе. Еще раз напомним здесь о том, что Анфим в своем вышеупомянутом письме-инструкции к Иакову обещал ему осуждение именно Ивы и Феодора.
Пункт три, как кажется, также указывает на трех вышеупомянутых лиц, причем упоминаемый там Собор не следует воспринимать как Ephesinum primum. Скорее речь идет о разбойничьем Соборе 449 г. в Эфесе, на котором были низложены Феодорит и Ива, реабилитированные затем на Халкидонском Соборе[934].
Все это позволяет нам думать, что данное письмо в своей оригинальной греческой редакции во всяком случае появилось до 553 г., т. е. до осуждения Трех Глав Пятым Вселенским Собором, после чего ставить их в вину православным у антихалкидонитов не было никакого основания. Хотя, конечно же, это обстоятельство не может однозначно говорить в пользу того, что автором этого исповедания являлся непременно Иаков Барадей.
Глава VIСпор о Трех Главах (540–553)
В этой главе мы — в общем и целом — откажемся от описания внешних событий, связанных с протеканием спора о Трех Главах и ходом Пятого Вселенского Собора[935]. При изложении различных обстоятельств спора нас прежде всего будут интересовать меры Юстиниана на догматическом поприще, направленные на проведение в жизнь последней фазы его политики, нацеленной на достижение объединения с антихалкидонитами. Противодействие, которое западные круги и папа Вигилий оказали этим мерам, будут интересовать нас лишь в той мере, в какой они иллюстрируют побудительные мотивы Юстиниана в отличие от побудительных мотивов его противников из числа сторонников Трех Глав. Исследование содержания этого спора требует нового анализа документов, представленных за время его хода как императором (или императорской стороной), так и некоторыми из его противников. Этими документами мы и намереваемся главным образом заняться при изложении материала, причем с особым вниманием будут проанализированы те из них, которые наиболее подробным образом представляют типичные аргументы обеих сторон.
VI.1. Позиция императора в споре о Трех Главах
Сразу же после завершения Собора в Константинополе в 536 г. и последовавших затем переговоров с Феодосием Александрийским Юстиниан предпринял дальнейшие шаги по направлению к достижению единства Церкви.
Потерпев неудачу в попытках достичь примирения с антихалкидонитами на основании замалчивания основных результатов Халкидонского Собора и выработки приемлемых для обеих сторон формул, Юстиниан задействовал последнее средство, а именно — пересмотр некоторых постановлений Халкидонского Собора.
Впрочем, осуждение Трех Глав не было на период 537–540 гг. неким новым изобретением Юстиниана, призванным наконец-то удовлетворить антихалкидонитов: император предложил его уже в 532 г. во время собеседования о вере с севирианами[936]. После того как Юстиниан вновь вернулся к этой идее, должно было пройти еще шестнадцать лет, прежде чем она была наконец претворена в жизнь посредством осуждения Трех Глав на Пятом Вселенском Соборе в 553 г.[937]
Для проведения в жизнь этой части объединительной программы было задействовано много людей и средств. В качестве одной из главных действующих фигур следует назвать низложенного патриарха Константинопольского Анфима. Находясь под защитой Феодоры, Анфим, вплоть до ее смерти так и не покинувший своего убежища во дворце императрицы, действовал как бы из подполья. Тем не менее он, по-видимому, оказывал большое влияние на проведение отдельных мероприятий, находясь при этом в постоянном контакте как с императором, так и с императрицей. Вероятно, по его инициативе началась миссия Иакова Барадея, во время которой этот последний должен был вербовать на Востоке сторонников новой политики императора из числа антихалкидонитов.
Далее следует предположить, что Феодосий Александрийский также был в целом согласен с намерениями императора. Во всяком случае, известно, что сам он пользовался широкой поддержкой Юстиниана во время борьбы со своими противниками из секты агноитов. В полемике с агноитами, как уже упоминалось, участвовал и Анфим. В дальнейшем (и это могло произойти только благодаря императору) также и папа Вигилий был вынужден, — что весьма показательно, — в согласии с явными или мнимыми антихалкидонитами Феодосием, Анфимом и Константином Лаодикейским дать свое отрицательное суждение относительно учения агноитов[938]. Тот факт, что Вигилий высказывается по проблеме агноитов как раз в 553 г., а также то, что Михаил Сириец[939] связывает это событие с Пятым Вселенским Собором, говорит в пользу того, что осуждение агноитов и их учения произошло скорее в это время, а не в 535/536–540 гг.[940]
Императрица, как уже было упомянуто, также действовала в духе этой новой политики, оказывая давление на упрямого папу Вигилия и выступая на стороне православного патриарха Константинопольского Мины