Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора — страница 75 из 96

И далее говорит Господь в Евангелиях: Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. На это сказали Иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? А Он говорил о храме тела Своего (Ин. 2:19–21).

Затем, толкуя это речение, иже во святых Афанасий говорит следующее: [p. 29] «Бог Слово, не получив начало от Девы, но будучи совечным собственному Отцу, по многой доброте соблаговолил соединить с Собой начаток нашей природы, не смешавшись, но явившись в обеих сущностях единым и тем же самым согласно написанному: Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. Ибо Иисус Христос разрушает согласно моей природе, которую Он воспринял, и Сам воздвигнет разрушенный собственный храм согласно своей божественной сущности, по которой Он есть творец всех».

И далее говорит Господь в Евангелии от Иоанна: Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20:17).

Послушай Григория Богослова, разъясняющего сие речение евангельское; пишет он во втором слове о Боге следующее:

«Вероятно, Он говорит не о Боге Слова, а о Боге видимого. Ведь разве мог Он быть Богом собственно (κυρίως) Бога? Также и Отец не видимого,

но Слова. Ведь Он был двойным, так что одно было собственным для двух, а другое — не было. Сие противоположно тому, что у нас: ведь для нас Он собственно Бог, но не собственно Отец. Именно это вводит еретиков в заблуждение: сопряжение (ἐπίζευξις) имен, применяемых поочередно из-за путаницы (ἐπαλλαττομένων διὰ τὴν σύγκρασιν). Заметь: когда природы различаются по сути, разделяются и термины. Послушай слова Павла: чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы… (Еф. 1:17) — Бог Христа, а славы — Отец, ибо если и то, и другое едино, то не по природе, а по схождению (τῇ συνόδῳ). Сего что может быть познавательнее?» (Oratio 30 // PG. T. 36. Col. 113).

А в [Евангелии] от Матфея Господь говорит предающему Его: Целованием ли предаешь Сына Человеческого? (Лк. 22:48).

Разъясняя это мучение, Петр, архиепископ Александрийский, говорит следующее и ему подобное:

«Все знамения, которые Он сотворил, и чудеса указывают на Него как на Бога вочеловечившегося, то есть указывают на два: что Он по природе был Богом и по природе стал человеком».

Также и евангелист Иоанн говорит: И Слово стало плотию, и обитало с нами (Ин. 1:14).

Толкуя об этом, иже во святых Кирилл говорит следующее:

«С пользой разрабатывает сказанное евангелист, и приводит к более ясному смыслу суть умозрения. Потому и сказал он, что Слово Божие стало плотью, чтобы никто по многому невежеству не предположил, что Он выступил (ἐκδραμεῖν) из собственной природы, воистину преобразовался (μεταπεποιῆσθαι) в плоть и пострадал, что было невозможно, поскольку божественное чуждо (ἀπῴκισται) всякому изменению и перемене во что-либо иное согласно некоему смыслу своего бытия. И, поступая очень правильно, Богослов тут же добавил обитало с нами, дабы, помыслив о двух обозначаемых, — Обитавшем и том, в ком обитание, — не подумал ты, что Оно обратилось (παρατετράφθαι) в плоть, но скорее поселилось во плоти, воспользовавшись в качестве собственного тела храмом, который от Святой Девы» (PG. T. 73. Col. 161).

Что же скажут они апостолу, ясно провозглашающему в одной ипостаси, то есть в одном лице Христа, две природы в следующих словах: Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Фил. 2:5–7).

Следует обратить внимание [на следующее]: апостол, сказав это, обозначил, что ипостась Слова есть образ Бога (ἐν τῇ τοῦ θεοῦ ὑπάρχειν μορφῇ), сиречь сущность Отца. Но не сказал он, что Оно приняло того, кто есть образ раба, чтобы не показать человека предсуществующим (προϋποστάντα), согласно безумию Нестория, сказав, что «принял образ раба», то есть сущность человека, и показав, что в ипостаси Слова [p. 30] плоть получила существование, дабы Оно, будучи единым и неизменным в единой ипостаси, познавалось в обоих образах, то есть в природе божественной и человеческой. Ведь ясно, что Бог Слово, рожденный прежде всех век от Отца, не той же ипостаси, что и Отец, но той же сущности, согласно чему Он — Бог, и имеет собственную ипостась, согласно чему Он — Слово.

Следовательно, как же акефалы могут говорить о единстве двух ипостасей, в то время как для двух ипостасей невозможно единство по ипостаси? Или они не знают, что Несторий также был осужден за таковое заблуждение, и предпочитают говорить более отвратительные, чем всякая ересь, мнения (δόγματα) скорее, нежели согласиться с истиной?

Таковое скажем им мы; а иже во святых Амвросий, изъясняя сие речение апостольское, говорит в слове против Аполлинария следующее:

«Весьма уместно воспользовался апостол повторением одних и тех же слов, говоря о Господе нашем Иисусе Христе: Он, будучи во образе Божием, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Фил. 2.5–7). Что есть образ Божий, если не тот оттиск (ἐκτύπωμα) божественного совершенства в полноте божества? Итак, будучи в совершенстве божества, Он уничижил себя и принял совершенство всецелой (ὁλοκλήρου) человеческой природы, и как не было никакого недостатка у Бога, так же [не было его] и при сложении [Его] в человека (τῷ καταρτισμῷ τῷ κατὰ τὸν ἄνθρωπον), так что в обеих природах оказывается Он совершенен».

И далее иже во святых Афанасий в слове о спасительном Богоявлении говорит следующее:

«Потому-то Священные Писания невыразимо провозглашают Слово Богом, человеком, родившимся в последние времена (ἐπ' ἐσχάτου) от Девы, дабы не было к Нему неверия как к Богу и не отвергалось рождество плоти. Где название плоти, там и гармония всего сочетания без греха. А к названию человека прилагают страдания и не преувеличивают, как написано во всех Священных Писаниях. Применительно же к божеству Слова исповедуют они [Его] неизменность и невыразимость (τὴν ἀτρεπτότητα xαὶ τὴν ἀφραστότητα). Для того и богословствуется Слово и родословствуется человек, чтобы состоял Он в природных и истинных [отношениях] и с тем, и с другим (διὰ τοῦτο θεολογεῖται μὲν <ὁ> λόγος, γενεαλογεῖται δὲ ὁ αὐτὸς ἄνθρωπος, ἵνα πρὸς ἑκάτερα ᾖ ὁ αὐτὸς φυσικῶς xαὶ άληθινῶς)» (Contra Apollinarium. 2.18 // PG. T. 26. Col. 1164).

И далее иже во святых Афанасий в слове против Аполлинария также пишет следующее:

«Если же верите вы, научаемые Священными Писаниями, что Слово, будучи Богом, стало сыном человеческим, то знайте, что един Христос, что и как Бог, и как человек Он — тот же, дабы двоякая проповедь о его пришествии имела явное доказательство (εὐαπόδεικτον ἔχῃ τὴν πίστιν) и страдания, и бесстрастности» (Contra Apollinarium. 2.18 // PG. T. 26. Col. 1112).

А иже во святых Кирилл в толковании на Евангелие от Матфея говорит следующее:

«Конечно, статер подлинный и разумный и как бы материальным оттиском являемый есть сам Господь наш Иисус Христос, двойное начертание (διπλοῦς χαρακτήρ)».

И далее он же в толковании на Послание к евреям во втором томе говорит следующее:

«И как следствие не говорим мы, что в природах якобы произошло некое слияние, что случайно переменилась природа Слова в человеческую или же человеческая в природу самого Слова. Но скорее утверждаем мы, что единство соделалось так, что каждая продолжала существовать в собственных пределах».

[p. 31] А в четвертой книге комментария на Евангелие от Иоанна тот же святой Кирилл говорит следующее:

«В этом особенно подобает дивиться тому, что святой евангелист определенно (διαῤῥρήδην) провозгласил, что Слово стало плотью. Не содрогнулся он сказать, что Оно стало не во плоти, но плотью, дабы указать на единство. Как следствие, и мы не утверждаем, что Слово иже от Бога Отца претворилось в природу плоти или что плоть перешла в природу Слова, ибо каждое остается тем, что оно есть по природе» (PG. T. 73. Col. 580).

А иже во святых Григорий, епископ Нисский, в четвертом слове против Евномия говорит следующее:

«И чтобы никто не приписал чистой природе крестное страдание, посредством иного яснее исправляет он заблуждение, называя Его посредником между Богом и человеками, человеком и Богом, дабы в силу того, что об “одном” говорится “два”, мыслилось о каждом сообразное: о божественном — бесстрастность, а о человеческом — домостроительство по страданию» (Contra Eunomium. III.4. P. 131.24–132.2. Jaeg.).

А иже во святых Амвросий в слове о божественном вочеловечении говорит следующее:

«Говорящих, что Христос был простым человеком, или Бог страстным, или обратившимся в плоть, или имевшим тело согласно синусии (συνουσιώμενον σῶμα), или что взял Он его с небес, или что Бог Слово — призрак или смертен, или нуждался в воскресении со стороны Отца, или что принял бездушное тело или человека без разума (ἄνουν), или что две сущности Христа, слившиеся согласно перемешению (κατὰ ἀνάκρασιν συγχυθείσας), стали единой природой, и не исповедующих, что Господь наш Иисус Христос есть две сущности неслиянные и одно лицо, согласно чему Он — единый Христос, единый Сын, — тех анафематствует Соборная и Апостольская Церковь».

Итак, чтобы не растягивать сие писание, мы полагаем достаточными приведенные нами свидетельства из Священного Писания и святых наших отцов для доказательства того, что у Господа нашего Иисуса Христа одна ипостась или лицо и что познается Он в двух природах, то есть в божестве и в человечестве. Впрочем, поскольку подчас истина обнаруживается даже [ее] врагами (ведь и демоны, хотя и невольно, исповедали Христа Сыном Божиим), покажем мы, что и сам Севир, преемник Аполлинария, усиливший заблуждение акефалов, признает, что все святые отцы непреложно говорили о двух природах применительно ко Христу.

Итак, в слове, которое называется якобы «Изложением веры», он говорит следующее:

«Говорить о двух природах во Христе исполнено всякого порицания, хотя таковое и говорилось безупречно большинством святых отцов».