— Отлично, — сказал я. — Давайте начинать. У меня сегодня был тяжёлый день, и я бы хотел поскорее лечь спать.
Болеслав провёл на земле черту. Мы подошли к ней с двух сторон: я и Вронский. Я спокойно глядел ему в глаза, а вот Вронский нервничал. Я усмехнулся: легко было представить, что творится у него в голове.
«Он же меня убьёт! Я должен выстрелить первым. Как он сказал — в голову. Скальпель… Как вырезать пулю из головы?! Нет, пусть это делают Юсуповы! А если они подставят меня? Выстрелить на воздух? А этот — в меня…»
Похоже, тут мне волноваться не о чем.
— Прошу, господа, повернитесь спиной друг к другу, — сказал Андрей, как-то незаметно отобрав у Болеслава право распоряжаться. — Сделайте пять шагов и останавливайтесь. По нашей команде разворачивайтесь и стреляйте по своему усмотрению.
Мы повернулись спиной к спине. Как два боевых товарища, готовых отражать атаки окружающих сил противника.
— Оно того стоит? — тихо спросил я.
Спиной почувствовал, как спина Вронского содрогнулась. Он, однако, ничего не сказал. Я сделал шаг вперёд. Повернув голову, увидел напряжённое лицо Жоржа Юсупова и подмигнул ему.
Ещё четыре шага — стоп.
Спина просто огнём горит. Какой всё-таки бред — поворачиваться спиной к опасности! Вся суть дуэли противоречит моей сути. Но… Но ведь я именно для этого здесь. Там, в своём мире, я сражался с корпоратами, не знающими о чести ничего. Здесь моя задача — сохранить мир, который живёт по законам чести, от скатывания в ту же клоаку.
Я заставил себя подавить желание обернуться и снести голову Вронского цепью. И в этот момент до меня, кажется, дошло. Дошло, что это такое — быть белым магом.
— Я стреляю не для того, чтобы убить, — шепнули мои губы. — Я стреляю для того, чтобы мир, основой которого является честь, продолжал существовать.
— Молишься, Барятинский? — послышался сбоку мерзкий голосок Юсупова. — Правильно. Напомни о себе Господу. Пусть открывает ворота уже сейчас.
— Господин Юсупов! — резко одёрнул его Андрей. — Дуэль началась, извольте держать свои высказывания при себе!
Жорж замолчал. Ещё несколько выматывающих мгновений тишины, в течение которых я сосредоточенно слушал биения своего сердца.
— Вы можете стрелять, господа! — сказал Болеслав.
Н-да. И это они называют «командой»…
Я развернулся на пятках и вскинул пистолет, но — поздно.
Вронский, видимо, повернулся, услышав «вы», я же дождался слова «господа».
Грохот выстрела, вспышка пороха, и что-то, свистнув, чиркнуло меня по левому уху.
Дурачок и правда попытался попасть мне в голову. В темноте. С десяти шагов. Из непристрелянного допотопного чудовища… Какой же я всё-таки страшный.
— Неплохой выстрел, господин Вронский, — воскликнул я, чувствуя, как по телу распространяется восхитительная слабость, присущая скорее Косте, чем капитану Чейну. — Наверное, надо было спускать курок после того, как я закончу разворот. Тогда, возможно, удалось бы снести мне мочку.
Я тронул ухо. На китель капала кровь. Ерунда, конечно, даже царапиной не назовёшь, но по побледневшим лицам обоих Юсуповых и Андрея я понял, что им стало не по себе.
— Стреляй! — проорал Вронский, выпятив грудь.
Я прицелился.
Теперь, когда моей жизни ничто не угрожало, я задумался: а что мне, собственно, делать с этим персонажем? Убивать его мне ни к чему. Хотя бы по той причине, что вопросов с Юсуповыми это ни коим образом не решит. А вот проблемы — проблемы будут. Первый выстрел уже прозвучал, его наверняка услышали. Вырезать пулю на полном серьёзе я, конечно, не стану, это был спектакль, призванный деморализовать противника. Попасться наставникам сидящим над трупом со скальпелем в руках, с головы до ног в кровище и заехать в сумасшедший дом до конца своих дней — в мои планы не входит. Скальпель я купил исключительно для того, чтобы мой соперник наложил в штаны, и своего добился. Паникерский выстрел Вронского — тому подтверждение.
Ну а дальше-то что?!
Впрочем, от меня ждут выстрела…
Я со вздохом прицелился и спустил курок. Пистолет выплюнул сноп искр, клуб дыма и — пулю. Но долететь до цели пуля не успела. Там, где была проведена черта, что-то случилось. По воздуху пробежала разноцветная рябь.
— Да вы подготовились, господин Вронский?! — крикнул Андрей с негодованием в голосе.
— Это не я! — завопил Вронский, размахивая незаряженным пистолетом. — Клянусь, это не…
— Это я! — громыхнул голос, и все, вздрогнув, закрутили головами.
Со стороны освещённой фонарями дорожки приблизился силуэт. Второй выдвинулся с противоположной стороны, из теней. Я моментально узнал обоих.
Первый — Всеволод Аркадьевич Белозеров. Говорил он, и таким злым мне его видеть пока не доводилось.
— Положите оружие, господа! — приказал Белозеров, и мы с Вронским подчинились. — Я молчу о том, что вы умудрились опустить себя до такого мальчишества! Но затеять стрельбу в императорском саду?! Вам повезло, что вас не схватила дворцовая стража! Все пятеро могли бы пойти на эшафот по обвинению в попытке вооружённого переворота!
— Мои пистолеты, — процедил сквозь зубы второй, а именно — Илларион Георгиевич Юсупов. — Которые я храню в своей комнате, в запертом шкафу! Не потрудитесь ли объясниться, Георгий Венедиктович?
На меня он даже не посмотрел. Он сверлил глазами своего племянника, который отвечал ему наглым и самоуверенным взглядом.
— Полагаю, мы разберёмся с этим позже, в стенах Академии, — сказал Всеволод Аркадьевич. — Сейчас предлагаю уйти отсюда как можно скорее. Илларион Георгиевич, заберите ваше имущество.
— Собери, — прорычал Юсупов племяннику.
Тот дёрнул плечом:
— Я — дворянин! Не собираюсь ползать по земле, собирая всякий мусор!
— Здесь все до единого — дворяне. Пока ещё.
Видимо, в последней фразе крылось что-то особо значимое, потому что Жорж опустил взгляд и, закусив губу, подошёл ко мне. Наклонившись, поднял пистолет.
— Мы ещё не закончили, — прошипел он так, чтобы слышал только я.
— Мы ещё даже не начали, — в тон ему отозвался я.
Глава 21Слухи разносятся быстро
Войдя вместе со мной к себе в кабинет, Всеволод Аркадьевич протянул ко мне руку. Я машинально отступил. В следующее мгновение эту руку заломил бы, но вовремя опомнился, и позыв удалось сдержать.
— Что с вами, господин Барятинский? — недоуменно глядя на меня, спросил Белозеров. — Я всего лишь хочу оказать вам медицинскую помощь. — В его ладони появился светящийся клубочек.
Минута — и царапина на моём ухе перестала кровоточить.
Усевшись за стол, Всеволод Аркадьевич устало потёр виски. Выглядел он, к слову, не очень — бледное лицо, красные воспалённые глаза. Если бы речь шла о другом человеке, я бы предположил чрезмерные возлияния накануне. Но по правилам Академии употребление алкоголя здесь было категорически запрещено даже преподавателям. Хотя, справедливости ради — дуэли тоже были запрещены…
Собственно, с этого Всеволод Аркадьевич и начал разговор.
— Я не буду спрашивать, читали ли вы устав академии, Константин Александрович, — хмуро проговорил он. — Уверен, что читали. И что прекрасно знаете, чем вам грозит этот, безусловно, дерзкий проступок. Я задам другой вопрос: в чём причина вызова? Это ведь господин Юсупов вызвал вас, верно?
— Верно, — кивнул я.
— Согласно дуэльному кодексу, вы могли отказаться, — продолжил Белозеров. — Могли выставить вместо себя кого-то из знакомых старшекурсников — к примеру, вашего родственника господина Голицына. Ни для кого не секрет, что старшим курсам негласно дозволено многое — куда больше, чем зелёным юнцам, едва успевшим поступить в Академию. Вы могли, в конце концов, сообщить о нарушении господином Юсуповым правил мне или кому-то из наставников…
— Не мог, — резко сказал я. — В таких вопросах я предпочитаю придерживаться собственных правил. Кляузничество — не из их числа. Впрочем, меня не устроил бы ни один из озвученных вами вариантов.
— Да-да, — покивал Белозеров. — Именно так я и подумал. Почему и задаю вопрос: что явилось причиной вызова?
— Башня.
Белозеров приподнял брови:
— Башня?
— Господин Юсупов не поверил моему рассказу о том, что случилось, — объяснил я. — Обвинил меня во лжи и вызвал на дуэль.
— Господину Юсупову, полагаю, всё ещё на дает покоя его поражение на поединке, — проворчал Белозеров. — Господин Юсупов весьма честолюбив. Он будет искать любой повод для того, чтобы поквитаться с вами. Неужели вы этого не понимаете?
— Отчего же? Прекрасно понимаю.
— Понимаете — и поддались на эту провокацию?
— А что, по-вашему, я должен был делать? — хмыкнул я. — Отказаться от вызова и покрыть себя несмываемым позором?
— В ходе дуэли вы могли серьёзно пострадать!
— Возможно. Но в итоге — как вы, вероятно, заметили, — не пострадал никто.
Белозеров покачал головой. Уставился на меня своими воспалёнными глазами.
— Шутить изволите, Константин Александрович? Так поспешу расстроить — это вам не шутки!
— Помню, — кивнул я. — Штрафные баллы. Отчисление…
— Ох, да если бы только это.
Белозеров встал, прошёлся по кабинету. Знакомо повёл рукой. Мраморный глобус у него на столе на мгновение осветился белым. Я понял, что Всеволод Аркадьевич включил магическую шумоизоляцию.
Гхм. Что-то не похоже, что он собирается читать мне дежурную нотацию о недопустимости дуэлей на территории Академии.
— То, что я сейчас вам скажу, очень серьёзно, — будто подслушал мои мысли Белозеров. — Даже если вызов представляется вам глупой мальчишеской выходкой — поверьте, это не так! Скажите. Во время пожара в театре, случившегося три часа назад в Чёрном городе, вас ничего не насторожило?
Я аж поперхнулся.
— Слухи разносятся быстро, — развёл руками Белозеров. — Мне известно и о пожаре, и о вашем — несомненно, героическом, — поведении во время него.
— Это означает, что вы за мной следите? — резко спросил я.