— Мне кажется, эта противная Алмазова что-то затевает, — сказала как-то раз Полли.
Иначе как с приставкой «эта противная» она Кристину не упоминала.
Мы сидели в библиотеке, втроём за одним длинным столом — Мишель, Полли и я — и готовились к контрольной работе по французскому. Полли сидела посередине, я — справа, Мишель — слева. Мы с Мишелем одновременно посмотрели на нашу задумавшуюся даму. А та глядела перед собой. Там, через три стола от нас, восседала сама госпожа Алмазова, уткнувшись в книгу. Книга была французской, но не учебником. На обложке значилось имя автора: Жан-Жак Руссо. Кристина всегда держала свои книги так, чтобы можно было увидеть, что она читает.
— Что затевает? — спросил я.
— Не знаю. — Полли постучала карандашом по тетрадке, куда выписывала примеры спряжений. — Но девушки вокруг неё вьются, как пчёлы вокруг улья. К ней постоянно заходят в гости в комнату, они даже по ночам переговариваются, хотя наставница делает им замечания.
— А ты вокруг неё не вьёшься? — спросил я.
— Константин Александрович, за кого вы меня принимаете! — возмутилась Полли.
— Напрасно, — вздохнул я. — Глядишь, узнала бы, в чём дело.
— Я и так знаю, — огрызнулась Полли. — Эта противная Алмазова обзаводится связями! Те из наших однокашниц, кто не станут видными деятелями, будут супругами таковых в недалёком будущем.
Мишель тщательно прочистил горло. Полли обратила на него взор. Ничего не сказала, но в самой её позе чувствовалось «фи», из-за которого Мишель ещё больше смутился и хрипло сказал:
— Но разве не все тут занимаются тем же самым, Аполлинария Андреевна?
— Ах, я ведь уже говорила, что ты можешь называть меня просто Полли, — с досадой ответила она. — И когда ты уже прекратишь смущаться? Это попросту раздражает.
— Ты сейчас ему очень помогла, — буркнул я, скользя взглядом по строчкам учебникам.
— Excusez moi? — повернулась ко мне Полли.
— Ничего, спряжения повторяю, — дёрнул я плечом.
Полли не то поверила, не то сделала вид, что поверила. Вновь обратилась к Мишелю:
— Конечно, все! Но эта противная Алмазова ведёт себя слишком уж цинично и беспардонно. Я чувствую в ней злой умысел.
Я вновь поднял взгляд на Кристину и прищурился. Хм… А что если и правда?..
Глава 25Пророчество
Нет, безусловно, сложно поверить, что заговор против императора вызревает в среде девушек. Однако жизнь тем и отличается от фантазий, что всегда способна обескуражить не хуже удара ломом по голове. Впрочем, если рассуждать объективно: кого спокойнее допустят до императорской особы, мужчину или женщину? Пожалуй, что женщину. А там — пусть никто из них в магии императору и не соперница, но отравленный кинжал в рукаве платья — тоже вполне себе вариант.
К тому же, переворот — это не только убийство или свержение властителя. Это ещё и план новой системы правления. Ну, или на худой конец — свой ставленник. А насколько я успел ознакомиться с местной историей, женщины на престоле тут случались неоднократно. Так что…
Кристина вдруг подняла взгляд от книги и посмотрела мне в глаза.
— Вы что-то хотите мне сказать, господин Барятинский? — произнесла она своим низким голосом.
Так неожиданно громко, что пожилой библиотекарь, сидящий за столом на небольшом возвышении поодаль, едва не подпрыгнул.
— Нет, госпожа Алмазова, — откликнулся я. — Мой взгляд был устремлён в пустоту, вас я не заметил.
Кристина покраснела от ярости и привстала. Ещё миг — и, должно быть, шарахнула бы по мне чем-нибудь крайне увесистым и магическим. Но тут послышался сдавленный голос библиотекаря:
— Господа, дамы, прошу вас соблюдать тишину!
Опомнившись, Кристина захлопнула книгу и, оставив её на столе, вылетела стрелой в дверь.
— А ещё, — как ни в чём не бывало, продолжала Полли, — они ночами выходят из корпуса, я точно знаю!
— Через окно? — спросил я.
— Разумеется, нет! Проходят сквозь стену. Ну, те, что могут. Через комнату этой противной Алмазовой — она как раз у капитальной стены, самая маленькая.
Вот оно как. То есть, получается, комната Кристины аккурат под моей?
— Как же они проходят, если в Академии запрет на магию? — спросил Мишель.
Полли фыркнула с надменным видом:
— Можно подумать, вы не знаете о «глушилках».
Мы с Мишелем крайне выразительно посмотрели на неё с двух сторон. Полли широко раскрыла глаза:
— Да вы шутите?! Молодые люди, я разочарована! Я наивно полагала, будто именно среди юношей процветает бунтарский дух, однако, как погляжу, девушки дают вам сто очков вперёд!
— Замечательно. Девушки — молодцы. Так что там за глушилки? — поторопил я.
— Невероятно, — всплеснула руками Полли. — Не знать о таких простых вещах! Глушилка — это примитивный магический артефакт, который позволяет в течение короткого времени заглушить действие пеленгаторов магии.
— А как они выглядят? — поинтересовался Мишель, заинтригованный не меньше моего.
— Да практически как угодно, зависит от моды. В этом сезоне, как я слышала, в моде обыкновенный коробок спичек. Зажигаете спичку, и пока она горит, вашу магию никто не заметит. Ну, разве что непосредственный очевидец.
— Полли, — сказал я. — Мне нужно тебя кое о чём попросить.
Она вдруг покраснела, выпрямилась, разгладила складки форменного платья.
— Ч-что, прямо сейчас? Здесь? Право, это так неожиданно, Константин Александрович…
Юношеский идиотизм взял верх над здравым смыслом. Я встал, отодвинул стул и, опустившись на одно колено, заглянул Полли в глаза.
— Аполлинария Андреевна… Сумеете ли вы достать для меня глушилку?
Пару секунд Полли недоуменно глядела на меня, будто не веря услышанному. Потом вскочила, села и вдруг расхохоталась, закрыв лицо руками.
— Молодые люди! — с упрёком сказал библиотекарь.
Полли хохотала, практически уткнувшись в стол. И над нею я вдруг поймал необычайно яростный взгляд Мишеля. Но осмыслить это явление я не успел. Полли, внезапно успокоившись, вскинулась и посмотрела на меня:
— Какой же вы… Константин Александрович! Хорошо, я раздобуду то, что вам столь желанно.
С тех самых пор Мишель ко мне неуловимо переменился. Ну, вернее, ему казалось, что неуловимо. Для меня-то все его перемены были абсолютно прозрачны. Однажды я постучал к нему в комнату и спросил, не желает ли он зайти ко мне для очередного сеанса гипноза. Мы добились уже серьёзных успехов, я вспомнил практически весь последний день Кости Барятинского и теперь собирался нырнуть глубже, посмотреть, не было ли каких покушений до этого.
Прежний носитель доставшегося мне тела был парнем не самым сообразительным, но, как и полагается мажору, весьма везучим. Так что вполне мог чудом избежать смерти два-три раза, даже не отметив этого сознательно. Но подсознание помнит всё, а благодаря Мишелю у меня появился доступ к нему.
— К сожалению, сегодня не получится, — холодно сказал Мишель, держа меня на пороге.
— Не получится или не хочется? — спросил я.
К такому он оказался не готов и взгляд опустил. Я вздохнул:
— Мишель… Прекрати заниматься ерундой. Ещё на дуэль меня вызови. Мы с Полли — друзья с самого детства, шутить друг над другом у нас — в порядке вещей.
— Это была жестокая шутка, господин Барятинский! — Голос Мишеля задрожал, но он нашёл силы вновь посмотреть мне в глаза. — Аполлинария Андреевна смеялась, но на самом деле ей хотелось плакать!
— У-у-у… — протянул я. — Как всё запущено. Ну, если дела обстоят таким образом, тогда я бы на твоём месте поторопился.
— Куда? — удивился Мишель.
— Через несколько дней у Полли именины. — Об этом я знал от Нади, сестрёнка отчего-то считала, что мне просто жизненно необходима такого рода информация. — На твоём месте я бы сделал ей какой-нибудь подарок. Не надо сходить с ума: что-нибудь простое, но приятное. Прояви фантазию.
Теперь Мишель покраснел. И смех, и грех.
— Ч-что ты такое говоришь…
— Напиши для неё стихи. Я ведь знаю, ты пишешь.
— Откуда?! — подпрыгнул Мишель.
«Откуда»… Покажите мне хоть одного такого бедного, но благородного юношу, переполненного рыцарскими идеалами, который бы не писал стихи — и я покажу вам бойца подполья, которому перевалило за тридцать, а он не научился разбираться в людях.
В конечном итоге напрочь деморализованный Мишель пошёл со мной в мою комнату. Меня больше всего волновал вопрос, сумеет ли он в таком состоянии погрузить меня в транс. Его же интересовало другое:
— Но ведь Аполлинария Андреевна — твоя невеста, как ты так можешь…
— Во-первых — не Аполлинария Андреевна, а Полли, она тебе тысячу раз говорила, — проворчал я, усаживаясь на кровать. — Если девушка даёт тебе привилегию — пользуйся. Иначе ею воспользуется кто-то другой, и про тебя забудут. Никому не нравится, когда от их подарков воротят нос. А во-вторых, Полли мне не невеста. Мы — просто друзья.
— Но ведь она говорит…
— Она вообще довольно много говорит. Слушать её нужно, слышать — не обязательно. Не хлопай ушами, Мишель! Молодость у тебя только один раз. Потратишь её, вздыхая по углам, — потом будешь жалеть всю жизнь. А теперь давай, сосредоточились. Пришло время погружаться в прошлое.
Мы шли по ночному Невскому толпой, человек семь. Из этих семерых я хорошо знал только Долинского и здоровяка Данилова. Мы были практически одни на нарядном, освещённом проспекте. И звездой вечера был Данилов.
— Господа! — пробасил он. — Мне кажется, что вы ошибаетесь. Если взяться за один трамвайный провод — ничего худого не произойдёт.
— Пари? — выкрикнул весёлый Долинский, которого мне приходилось поддерживать, чтобы не шатало.
— Пари! — взревел задетый за живое Данилов.
Тут же, немедленно было заключено пари на бутылку рома. Я моргнул, казалось, лишь на мгновение прикрыв пьяные глаза, а когда они открылись, Данилов уже лез на фонарный столб, недалеко от которого тянулось какое-то ответвление от трамвайных проводов.