— Не утаиваешь. Просто не договариваешь, для усиления эффекта. Продолжай, не тяни.
Федот восхищенно покрутил головой.
— Ишь вы какие, ваше сиятельство! Ничего-то от вас не скроешь… Не всё сказал, верно. Но только обязан прежде вас предупредить: если до сих пор информация была — мною самолично проверенная, то дальше будут слухи да сплетни.
— Слухи, так слухи, — кивнул я. — Ну?
Федот приблизился ко мне. Он и до сих пор говорил негромко, а теперь вовсе зашептал:
— А слухи, ваше сиятельство, такие. Пропадает, мол, народец вблизи того завода.
— Что значит — пропадает? — удивился я.
Федот развел руками:
— Ну, вот так. В самом что ни на есть прямом смысле. С деревень окрестных. С бараков рабочих — тех, что на окраине. И вроде, опять же, на первый взгляд — ничего такого необыкновенного в этом нет. Уйдёт кто в лес по грибы, да не вернётся — бывает же? Заблудился, выйти не сумел. Может, кабан запорол, волки сожрали. Или в озеро купаться полез, да утоп, всяко бывает. Али, к примеру, муж с женой разругаются по пьяному делу. Али взрослый сын с папашей. Пойдёт сгоряча куда глаза глядят — и только его и видели. Обычно-то оно — как? Проспится, да назад. К родному, так сказать, очагу. Или, скажем, если там дела любовные замешаны, то у молодки какой осядет. А тут — навовсе пропадают люди! Ни слуху, ни духу. Как ушёл, так и не видал никто больше.
— И сколько таких случаев было?
— Так и знал, что спросите, — важно кивнул Федот. — Из тех, об которых мне рассказали — три. Да только мыслю я, что было их гораздо больше. Это ведь только о таких случаях известно, когда родня имеется. Беспокоиться есть кому. А бродяг, к примеру, всяких? Погорельцев? Крестьян, что в город податься решили — кто их считал?
Логично. Никто.
— В полиции узнавал? — хмурясь, спросил я. — Есть у них что-то по этим пропажам?
Федот усмехнулся:
— Шутите изволите, ваше сиятельство? Можно подумать, у полиции других делов нету — только простых людишек разыскивать. Ждут, сколько положено, а потом бумагу выдают — пропал, мол, без вести. По той бумаге пенсию можно справить, ежели ты заводской рабочий. Может деревенская община семейству деньжонок подкинуть. Можно даже в церкви отпеть, ежели родня пожелает.
— Ясно, — кивнул я. Хотя на самом деле ясности пока не было ни малейшей. — А что производил завод до того, как закрылся?
— Да ничего он такого не производил. Жестянки для консервов.
Нда. В очередной раз — «ничего такого»…
— Ладно, — решил я. — За информацию — спасибо. Пока ничего не предпринимай. Собирай сведения дальше. Если узнаешь что-то ещё — сообщай немедленно. Ну и я тоже… свяжусь кое с кем. — Я вспомнил нашего семейного юриста. Если он сумел раскопать историю с патентом, то уж в хитросплетениях продаж, уступок и переуступок странного завода точно разберется. Выведет меня на хозяина, а дальше будем действовать по обстоятельствам. — Всё у тебя?
— Теперь — уж точно всё, — кивнул Федот. — Разве что ещё чего пожелаете… В город прогуляться, к примеру? — Он подмигнул. — Я на автомобиле, вмиг вас домчу. Шутка ли — юноше вашего возраста в этакую романтическую ночь взаперти сидеть? — Федот обвел рукой ночное небо, усыпанное звездами. Над деревьями поднималась луна. — В такую ночь — барышне стихи бы читать, прогуливаясь по набережной! Да шампанское с нею пить…
Я усмехнулся.
— Понимаю, что в это трудно поверить. И не настаиваю, в общем-то — не хочешь, не верь. Но в моей жизни романтический период закончился давно. При условии, что вообще начинался… Я — не из тех, кто готов четыре часа кряду таращиться на луну ради того, чтобы на пятом часу получить мимолетный поцелуй. И шампанское я не люблю, в такую погоду предпочёл бы что-нибудь покрепче. Так что — спасибо за предложение, но я намерен отправиться в корпус и лечь спать. Завтра в семь часов меня поднимут на зарядку.
Федот покачал головой. Задумчиво глядя на меня, пробормотал:
— А вы непросты, ваше сиятельство. Ох, как непросты…
— А ты только сейчас это понял? — хмыкнул я. — Всё, Федот. Бывай. — Хлопнул его по плечу.
Мы пожали друг другу руки. Я развернулся и пошёл в корпус.
Но лечь спать, как планировал, не получилось.
Фонари освещали только главный вход в жилой корпус, и горели они неярко. Крыльцо чёрного хода не освещалось. Другой человек, не обладающий моим зрением, вряд ли сумел бы что-то заметить. Я же замер, прильнув спиной к древесному стволу, раньше, чем понял, что именно меня насторожило.
Дверь чёрного хода приоткрылась и тут же закрылась. На крыльцо выскользнул человек. И едва заметной тенью устремился в темноту.
«Месяц назад Кристина выбралась точно так же, — промелькнуло у меня в голове. — Преследование. Ожившая башня. Каменный монстр. Лазарет… Чёрт возьми, Капитан Чейн! Ну вот куда тебя опять несёт?!»
Однако, несмотря на вопиющие доводы разума, поворачивать обратно в корпус я и не думал. Бросился вслед за незнакомцем, стараясь одновременно не выдать себя и не потерять его из виду. Меня, как и в прошлый раз, вела интуиция. Я знал, что мне просто необходимо следовать за этим человеком — кем бы он ни был.
Разглядеть, кто он, кстати, не представлялось возможным. Издали я видел лишь то, что фигура закутана в плащ, а на голову накинут капюшон. Приблизиться так, чтобы обойти человека и заглянуть ему в лицо, означало его спугнуть. Оставалось только идти за ним по пятам — всё дальше и дальше.
Однако сейчас, в отличие от того меня, что месяц назад преследовал Кристину, я двигался не вслепую. Дни, проведенные в Академии, были потрачены не зря — я успел изучить огромный парковый комплекс во всех подробностях. Теперь уже я знал все аллеи и павильоны Царского Села. Все его укромные уголки и тайные тропы. А исследуя их, обращал внимание на каждую мелочь. Отмечал в памяти: вот в этой тенистой галерее, например, или в той неприметной беседке было бы удобно встретиться с информатором.
Если бы спросили, для чего я это делаю, вряд ли сумел бы ответить. Привычка. Профдеформация, будь она неладна…
Сейчас я убедился в том, что местные локации изучал не напрасно. Когда фигура в плаще, миновав Камеронову галерею, резко повернула налево, я уже догадывался, куда она направляется. И замедлил шаги.
Вовремя — фигура обернулась, проверяя, нет ли слежки. И нырнула в длинный зелёный коридор, образованный увитыми виноградом шпалерами.
Летом здесь приятно было укрываться от жары. Сейчас виноградные листья облетели, но лозы, посаженные задолго до рождения нынешнего императора, стали такими ветвистыми, что шпалеры им, в общем-то, уже не требовались. Коридор надёжно укрывал желающих спрятаться от посторонних глаз в любое время года. Особенно ночью. Точнее, те, кто решил сейчас укрыться в этом коридоре, думали, что это место — надёжное.
На первый взгляд, разумно: коридор просматривался насквозь. Если на аллее появится кто-то посторонний, они заметят его раньше, чем он — их. Укроются в нишах, где стоят скамейки, и останутся незамеченными… На первый взгляд. На взгляд опытного подпольщика, более дурацкое и предсказуемое место для тайной встречи — поискать.
Я сумею подойти к коридору так, что находящиеся в нём меня не увидят. А мне на них смотреть и не обязательно. Достаточно будет послушать.
Держась в тени, я подошёл к галерее с боковой стороны. Осторожно двинулся вдоль неё, прислушиваясь. И уловил обрывок фразы, произнесенной встревоженным, крайне недовольным тоном:
— Ну наконец-то! Почему ты так долго? Ещё минута — и я решил бы, что ты провалил операцию. Как прошло?
— Прошло отлично, — отозвался другой голос. — Я потому и задержался, что хотел убедиться. Всё в порядке. В ближайшие три часа Синельников не проснётся.
— Улики уничтожил?
— Конечно. Ты сомневаешься?
Если до сих пор у меня ещё могли быть сомнения — кто эти парни? — то сейчас их не осталось. Таким самодовольным тоном разговаривал лишь один курсант в академии. Его сиятельство Георгий Венедиктович Юсупов. А второй, тот, кто дожидался его в галерее — Рабиндранат.
— Все уже в сборе? — спросил Юсупов.
— Разумеется. Я назвал место встречи, все направились туда. Я ждал только тебя… Идём.
Я прильнул к стене галереи. Увидел, как из коридора вышли две фигуры, закутанные в плащи, и быстрым шагом направились в сторону от центральной аллеи. Даже не огляделись. Слишком торопятся… Пацаны, что с них взять. Конспирация, прямо скажем, на троечку.
По-прежнему таясь, я двинулся за Рабиндранатом и Юсуповым.
Глава 28Благородное собрание
О чём шла речь у моих однокашников, я понял сразу. Синельников — это сегодняшний дежурный наставник. И судя по словам Юсупова, тот сумел его усыпить. Скорее всего, подсыпал в чай какое-то магическое зелье. То есть, в корпус можно возвращаться спокойно — хоть одна приятная новость за сегодняшний день.
Куда направляются Рабиндранат с Юсуповым, я тоже догадался быстро.
Летний театр. Я вспомнил восторженный рассказ Полли о том, что императрица Елизавета Фёдоровна, супруга императора, весьма поощряет развитие искусств, тратит немалые средства на благотворительность. Летом в Петербурге проходят фестивали всяких там самодеятельных коллективов, а самые успешные из них приглашают выступать в Царское Село — под милостивые очи Её императорского величества и придворных.
Летом театр выглядел не менее роскошно, чем другие павильоны. Сейчас с каркаса над сценой сняли полотняную крышу, занавес убрали, из «зрительного зала» унесли кресла. От театра остались голая сцена, металлический каркас над ней и дощатая пристройка позади — в которой одевались и гримировались актеры. Именно к этой пристройке направились Рабиндранат и Юсупов. Они забрались на сцену и скрылись за перегородкой, отделяющей пристройку.
Двери не было, но в тёмном проёме осталась маячить какая-то фигура — с которой оба вновь прибывших обменялись короткими фразами. Что-то вроде пароля, наверное.