— Опусти меня в воду, — прошу.
— Это не просто вода, — отозвался продолжающий держать меня на руках мужчина.
— Вот в эту не просто воду и опусти, — требую. И, о чудо, Леонель подчинился.
Ноги, руки… Всё тело покалывает, словно маленькие молнии бьют со всех сторон. Напоминает то ощущение во время активации защиты, но силы и впрямь возвращаются. Хватаю Леонеля за руку, рывок, всплеск, и вот он уже рядом. Взирает на меня широко распахнутыми глазами. Разрываю ткань его рубахи, оголяя руку до самого плеча, закрываю глаза, чтобы не отвлекаться, прикладываю ладошки к ране. И такое чувство, будто открывается какое-то новое видение окружающего мира. Я вижу, как зараза распространяется по телу, течёт по венам, норовя отхватить как можно больше, добраться до сердца. Ну уж нет! Не пущу! Не позволю!
Слегка отстранила ладошки, чтобы тактильные ощущения не сбивали. Вот так хорошо, я вижу темные жгуты вредоносной отравы, чувствую их жар. На миг приоткрыла глаза, и видение исчезло. Жар даже на расстоянии чувствую, кровь пропала, не оставив и следа. С виду, когда смотришь обычным зрением, передо мною вполне здоровое тело. Цвет кожи ровный, если не считать саму рану.
— Что ты делаешь? — хрипловато шепчет Леонель, на висках и челе которого выступила обильная испарина.
— Терпи, так надо… — отозвалась я и, отведя взгляд от его лица, для пущего эффекта вновь закрыла глаза.
Стоит заметить, распространение черноты остановилось. Это какая-никакая, а победа. Только моей заслуги тут нет, это источник помог. Как же убрать эту мерзость? Поводила ладошкой от краёв заражённого участка к ране. Змейки словно запульсировали, что-то им пришлось не по нраву.
— Простите уж, вы мне тоже не нравитесь, — бурчу я.
Продолжаю водить руками вдоль тела, и чувствительность, похоже, обостряется. Ощущение такое, будто я не на расстоянии рукой провожу, а размазываю некую густую, липкую, жирноватую субстанцию. Вернее, наоборот. Не размазываю, а пытаюсь собрать её в кучку. Тошнота подкатывает, но я продолжаю. Сколько до рассвета осталось? Не знаю. Но надо успеть. Главное, чернота отступает, сгущаясь возле раны. Всматриваюсь, стараясь не оставить ни единого пятнышка в обработанных участках. И продолжаю, до рези в закрытых глазах, до дрожи в напряжённых ладонях, до спазмов в норовящем вывернуться наружу желудке.
Сколько я так промаялась? Не знаю. Леонель шипел сквозь зубы, но терпел. Видимо, отрава ни в какую не желала покидать своё новое вместилище. И вот всё собрано в один, кажущийся живым и плотным, хотя всё ещё липкий и жирный, пульсирующий чёрный комок. Ухватилась за него рукой, чувствуя, как мои пальцы погружаются в горячую плоть, ещё больше расширяя рану. Леонель уже не стонет приглушённо, как прежде, а откровенно воет от боли, но не сопротивляется.
И вот эта мерзость у меня на ладони. Что с ней делать? Как уничтожить? Растворить в источнике? А не отравлю ли я его? В книгах, когда что-то подобное описывали, ведьмы и знахарки зачастую сжигали всю вытянутую из больного гадость, или закапывали там, где люди обычно не ходят.
Открыла, наконец, глаза. Огляделась по сторонам. Вдоль берега сплошняком один камень, так что вариант с закапыванием не рассматривается. Сжечь? Где мне огонь-то взять?
Взглянула на Леонеля и сердце сжалось от страха. Не опоздала ли я? Как-то не слишком хорошо он выглядит. Вечно смуглая кожа побледнела, губы почти бесцветные, под глазами залегли черные тени… Я даже ладошкой свободной возле его лица провела, проверяя, не та ли гадость обосновалась и тут? А то мало ли, вдруг были и иные ранения, которых я не заметила. Но ничего странного не ощутила.
— Мне нужен огонь, — бормочу, осознавая, что сил нет, даже несмотря на то, что я в прямом смысле этого слова сижу в магическом источнике.
— Огонь… — бормочет неимоверно измождённый блондин. Скривившись от боли поднимает руку, и над его ладонью вспыхивает самое настоящее пламя.
Хм… Вот она — магия. Только оценить её прямо здесь и сейчас я не в силах. Как же спалить эту гадость? Руку в огонь совать? Не-е-ет, что-то не хочется. Подняла ладонь над пламенем. Жжётся, как настоящее. Разжала пальцы, желая скинуть вытащенную из Леонеля мерзопакостную субстанцию, а та, словно боясь открытого пламени, прилипла к руке и отцепляться не желает. Вот же! Долго ли Лео в таком состоянии сумеет продержаться? А тут ещё новые проблемы…
Попыталась отлепить. Ни в какую! Бросила взгляд на лицо любимого. Оно совсем осунулось. То ли я что-то не то сделала, то ли использование магии совсем его добивает? Сжала зубы поплотнее и резким движением приложила свою ладонь к его.
Боги! Как же больно!!! Но я терплю, наблюдая за тем, как пузырится начавшая источать невообразимую вонь субстанция. Моя кожа тоже уже даже не просто волдырями пошла, а облезать начала. К смраду добавился запах палёной плоти. Боль притупилась. Глаза видят, что… Что, кажется, теперь калекой останусь. Но что значит моя рука в сравнении с жизнью любимого существа? И Витаэля теперь нет, с его живительными амулетами, баночками и скляночками. То есть, добро-то его осталось, но что с ним делать? Надо жену его известить о потере…
Так отвлекаюсь от происходящего. Да и на фоне творящегося на Раментайле, одна рука — разве большая потеря? Тут целый мир того и гляди в Лету канет.
Стоило субстанции истлеть, и Леонель сам затушил магическое пламя. Осторожно взял мою руку за запястье, задумчиво прикусив губу, смотрит на изуродованную кисть. Потом… Поднимает взгляд и глаза его округляются…
— Ты… — хрипло шепчет.
— У? — только и смогла выдавить я.
— Ты вельхора!
— Ч-что? — спрашиваю и, повинуясь его взгляду, здоровой рукой касаюсь собственного уха… Длинного такого, остроконечного!
— Ээээ… — многозначительно выдавила я.
— Тебе надо сменить ипостась. Всё заживёт. И магия восполнится…
Надо… Да, надо. Но как?
Глава 27Первое обращение
Да, я помню об исцеляющем действии оборота. И ещё… Ещё о том, что во второй ипостаси при наличии магии можно меток понаставить. А они являются залогом того, что артефакт признает брак… Опять же, при наличии магии. Тут-то её полно, а артефакт где-то там. Замуж за одного конкретно взятого императора очень хочется. И брачный артефакт признал бы наш союз без всяких меток, останься я человеком, но я в поле действия источника сменила расу. Вот так вот, к добру или к худу!
Бррр… Вот и о чём я думаю? Мне бы руку вернуть, а то уже предплечье немеет, видимо из-за нарушения кровообращения. Легко было читать о том, как Катерина в своё время билась в попытках сменить ипостась. Ей для этого не хватало магии. Во мне она уже пробудилась. Ну и как? Как превратиться в умильного пушного зверька?
— Просто пожелай, — обессилено бормочет Леонель, и сам тем временем перекидывается в…
Как я только не заверещала от восторга, увидев плавающего рядом зверя? По шкале оценки «умильности» он все сто процентов получил бы. Довольно мощное крылатое тело скрылось в воде источника, но на поверхности осталась чёрная мохнатая мордочка с торчащими вверх пушистыми ушками и взирающими на меня с тревогой умными пронзительно-голубыми глазами… А какие знатные усы! И мех даже при столь скудном освещении лоснится. Я даже о пострадавшей руке на миг забыла, невольно потянувшись к зверюхе, в желании потискать, прижать к себе… И тут же заорала в голос от охвативших опалённую руку жжения и боли. Кажется, в попытке сбежать прочь от обидевшей меня «воды» я бросилась к берегу, но поскользнулась и упала. Хорошо ещё, на мелководье.
Лерирей заскулил. Но мне было не до него. Я ухватила пострадавшую руку за предплечье. Баюкаю её, дую, как в детстве на ранки, а до сознания окончательно доходит то, что я сама с собой сотворила. Если не произойдёт заражения, то лишусь кисти. Правой! Самой необходимой! А перекинувшись в лерирею, я смогу регенерировать ткани. Хочу, хочу, хочу! Но как?! Ответа нет. Озноб бьёт так, будто я в лихорадке. Перед глазами всё плывёт.
«Просто пожелай…» — сквозь сводящую с ума боль всплывают в затуманенном сознании слова Леонеля. И я желаю! Из всех сил. Настолько, насколько вообще можно чего-либо желать. Мысли уже почти материальны, их кажется можно пощупать. Неужели этого мало?
Сколько я билась в этой агонии, потеряв от боли связь с реальностью? Не знаю. А потом боль неожиданно отступила, не оставив и следа! Слез больше нет и зрение изменилось — ранее тонувшие во тьме своды пещеры стали вполне различимыми и чёткими, появились новые запахи. Выпростала вперёд ранее пострадавшую руку… И в шоке уставилась на то, что некогда было той самой рукой! Нет, моему взору предстала не обугленная культя, и не здоровая кисть… До меня с опозданием дошло: я это сделала! Я — лерирея! Вот ведь и лапки уже есть! Пусть мокрые и потому не слишком умильные, но покрывающий их серебристый мех даже в таком виде кажется шелковистым и густым.
— Уииии!!! — попыталась заверещать я, но наружу вышло лишь какое-то смешное потявкивание.
При попытках пробежаться, подпрыгнуть, с непривычки путаюсь в лапах. Ну да ничего страшного, научусь ещё! В восторге ныряю — это получается. А выскакивая наружу, сталкиваюсь с напряжённым взглядом чёрного лерирея.
Какой же красавчик! Объект моего внимания в это время встряхнулся, картинно разбрызгивая вокруг себя целые фейерверки сияющих в свете плярисов брызг. Что-то сродни тому, как в рекламе шампуней девы с шикарными волосами разбрасывают вокруг себя брызги, создавая завораживающий оптический эффект. Выбрался на мелководье, представая предо мною во всём своём очаровании. Косит в мою сторону магнетически голубыми глазами, грудку выпятил, приосанился, расправляя шикарные чёрные крылья, с которых вмиг стекла вода, оставив мех сухим и пушистым. А лерирей знай себе поводит крыльями. Вверх поднимет, опустит, присоберёт на спинке и вновь расправляет, словно готовясь к полёту. Позёр! Но до чего же красивый позёр.
По телу разливается приятное тепло и томление. Хм… Видимо так у лериреев ощущается тяга к самцу. Ну и ладно! Я разве против? Я очень даже за! Встряхиваюсь. Пытаюсь расправить крылья, искренне надеясь, что смотрюсь в этот миг не менее привлекательно.