Заметки на полях
Почему Павел, полный либеральных замыслов в юности, стал таким неожиданно суровым правителем? О личности и политических взглядах Павла I споры не стихают второе столетие: столь противоречивой и сложной представляется эта трагическая фигура русской истории. Ясно, что политические взгляды Павла I сложились под влиянием многих факторов и претерпели определенную эволюцию в течение его жизни. Эти взгляды опирались в конечном счете на единые для просвещенных людей XVIII века и близкие Екатерине II идеи Просвещения, преследовали общую для XVIII века утопическую цель «общего блага», но эти идеи интерпретировались и реализовывались Павлом I в ином, чем у Екатерины II, ключе. Это и определило в конечном счете разительное отличие преобразований Павла I – императора от преобразований Екатерины II.
Известно, что на становление мировоззрения цесаревича Павла Петровича сильное влияние оказал его воспитатель граф Н. И. Панин – последовательный сторонник ограничения императорской власти в России. Выше уже говорилось, что смысл преобразований, предлагавшихся Н. И. Паниным в 1763 году, сводился к установлению ограничивающего власть императрицы Государственного совета явно аристократического типа. В систему воспитания наследника Паниным была заложена общая идея верховенства «фундаментальных законов», без которых править истинно достойному государю неприлично и невозможно. Сама по себе идея эта не являлась особенно оригинальной. Со времен Монтескье, Ивана Шувалова об этом писали и говорили много, идеи эти витали в воздухе. Достаточно полно логику суждений Панина раскрывают его «Рассуждения о непременных законах», составленные им накануне его смерти в 1783 году и предназначенные для Павла. Рассуждения эти суть типичные для XVIII века силлогизмы:
1. Власть вручается государю единственно для блага народа.
2. Благо может дать только абсолютно добродетельный государь – «добродетель на троне».
3. Учитывая естественные для государя как человека слабости, достичь абсолютной добродетели немыслимо.
Отсюда вывод: государь может достичь блага народа только единственным путем – «поставя в государстве своем правила непреложные, основанные на благе общем и которых не мог бы нарушить сам». Набор самих законов не столь важен, а важно как раз то, что нарушать их монарх не может. Но тут-то и кроется смертельная ловушка для самодержавия, ибо тем самым ликвидируется самый важный постулат самодержавия – полное, бесконтрольное право в любой момент менять законы, устанавливать их по собственному усмотрению, а также править без всяких законов, когда законом является воля государя.
Разумеется, все эти идеи Панина были тесно связаны с актуальной для тех времен политической ситуацией. Они содержали осуждение царящего при дворе Екатерины II фаворитизма, господства не закона, а «страстей». Ведь тем самым открывался путь к произволу, когда «не нрав государя приноравливается к законам, но законы к его нраву» и когда, наконец, государь порабощен выразителем страстей – любимцем, как правило, человеком недостойным. Вот тогда самовластие «достигает невероятия». Все, по мнению Панина, зависит от произвола любимца, все его боятся, и «взор его, осанка, речь ничего другого не знаменуют, как: “Боготворите меня, я могу вас погубить!”»
Читая это, Павел видел хорошо ему знакомую фигуру Орлова, Потемкина или любого другого фаворита Екатерины II. Но для Павла конституционные идеи Панина были важны не только с точки зрения морали, достойного и полезного служения Отечеству, России (для Павла эти понятия не были пустым звуком), но и с точки зрения его будущего. А оно было весьма туманно. Екатерина II, в целом недовольная цесаревичем Павлом, вела себя с ним так же, как некогда Елизавета с неугодным ей Петром Федоровичем. Иначе говоря, она попросту держала, как топор над головой наследника, Устав о престолонаследии Петра Великого 1722 года, позволявший ей назначить себе в преемники любого из своих подданных и отменить при необходимости принятое уже решение о престолонаследии. Прибавим к этому другие факторы: распространяемые врагами Павла инсинуации о его «незаконнорожденности», особая демонстративная любовь Екатерины к сыну Павла Александру, унижение и притеснения наследника со стороны фаворитов, воспоминания о трагической судьбе отца – Петра III, а также подозрения и страхи Павла за свою жизнь и свободу. Словом, учитывая все это, проблема утверждения такого «фундаментального закона», каким мог стать закон о престолонаследии по прямой мужской нисходящей линии, казалась Павлу первостепенной. В отсутствии его он видел причину и политической нестабильности в России, и своего неустойчивого положения.
В 1787 году Павел составил проект подобного закона о престолонаследии по праву первородства. Нужно это было для того, чтобы «государство не было без наследника, дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать и дабы сохранить право родов в наследии, не нарушая права естественного и избежать затруднений при переходе из рода в род». Позже эти соображения подстегнули Павла I в день коронации 5 апреля 1797 года утвердить и публично зачитать закон о престолонаследии, который должен быть выше воли конкретного самодержца и который отменял петровский «Устав» 1722 года.
Но оказалось, что такого «фундаментального закона» было недостаточно. Корень трагедии Павла в том, что, признавая панинские идеи, он пытался совместить безграничную власть самодержавия и человеческие свободы, «власть личности» и «власть закона», словом, совместить несовместимое. Так, он писал:
«Мы нашли за лутчее согласовать необходимо нужную монархическую экзекутивную власть по обширности государства, с преимуществом той вольности, которая нужна каждому состоянию для предохранения себя от деспотизма или самого государя».
Но такое «согласование» оказалось невозможным в принципе. К тому же Павел I ненавидел свою мать, распространяя эту ненависть и на введенные ею либеральные порядки, и на ее любимцев, и на выдающихся, и на ничтожных деятелей ее правительства. Он отрицал все, что она принесла России своей реформаторской деятельностью. В итоге, что бы ни говорил Павел I о праве, законе (а без признания и продолжения деяний Екатерины в этой области двигаться дальше было невозможно), в его сознании, образе мышления и поведении на первый план выходила все-таки гатчинская «модель жизни». Он хотел ужесточения дисциплины, введения строгой регламентации, «непременного порядка», и видел в этом панацею от всех бед. Разрушая возведенное матерью «государство просвещенной монархии», Павел начал строить только «экзекутивное государство». В этом был корень его личной трагедии и гибели…
Преобразования Павла в армии. Дворянская политика
Основой всего Павел I считал армию и, став императором, он с реформы армии и начал. Нельзя сказать, что екатерининская армия при всех ее блестящих победах не нуждалась в преобразованиях, естественных улучшениях. Армия – всегда живой, развивающийся организм. Однако армейские преобразования Павла не касались ни социальных (рекрутчина), ни тактико-стратегических аспектов армии. Они коснулись внешней стороны армейской жизни, привели к наведению порядка в строевой подготовке армии, разработке новых уставов, улучшению материального довольствия войск, ужесточению дисциплины, ликвидации процветавшего в полках произвола офицеров, казнокрадства, беспорядков, формализма в отношении службы. Но при этом пресечение «распущенности» (слова Павла I) в армии осуществлялось непривычно жесткими, чрезмерно строгими, весьма поспешными мерами, что производило крайне тягостное впечатление на армию и общество, было сопряжено с новыми злоупотреблениями, насилием, оскорблениями и репрессиями. Борьба с «распущенностью» означала прежде всего ущемление прав дворянства, которое по принятой после Петра Великого традиции записывалось (ради выслуги лет и званий) в полки с младенчества, а также получало длительные, фактически бессрочные отпуска. С этой практикой Павел I решительно покончил. Но в решительной борьбе, которую император повел с трехлетними сержантами – «нетчиками» – и пожизненными отпускниками, была заложена цель большая, чем просто достижение порядка в армии или фанатичное желание изжить ненавистный ему «потемкинский дух». Для Павла I была неприемлема сама сословная свобода, которой пользовались дворяне благодаря реформам Екатерины II. Для него утвержденное законом право дворянина служить или не служить было оскорбительно, рассматривалось как проявление той «распущенности», которую он видел при дворе. И за этим стоял не просто каприз, а иная, чем у Екатерины II, система взглядов на социальный строй и внутреннюю политику.
Вкратце идеи Павла I о соотношении дворянских свобод и дворянской службы таковы.
1. Замеченные в армии «распущенность», «разврат по службе» и непорядки – следствие злоупотребления данными дворянам свободами и привилегиями.
2. Свободами и привилегиями может пользоваться только просвещенный, сознательный человек.
3. Сознательный же, просвещенный дворянин понимает, что привилегии и обязанности тесно связаны между собой и, думая о процветании Отечества и служении престолу, он никогда не злоупотребит ими. Следовательно, такой дворянин прилежно служит, а злоупотребляющий этими привилегиями – недостойный их бездельник, заслуживающий наказания.
Эта по-своему вполне логичная схема с неизбежностью приходила в противоречие с екатерининской схемой развития гражданского, сознательного общества через сословные привилегии, свободы, права. Итогом конфликта идей стала политика Павла I, нацеленная на сворачивание сословной программы преобразований Екатерины II. Он, в сущности, покончил со свободой дворян в выборе рода занятий, ликвидировал органы дворянского самоуправления. В 1799 году были упразднены губернские дворянские собрания. Возродились и телесные наказания дворян. Поколение «непоротых задов» было страшно возмущено таким возвратом к прежним временам.