— Да!
— Вы высаживались уже где-нибудь на Сардинии с тех пор, как покинули Остию?
— Нет. Кто ты такой, Харон тебя забери? — потребовал капитан.
— Декурион Локулл. Я поднимаюсь на борт. Приготовьтесь.
Когда маленькое судно приблизилось к громоздкому грузовому кораблю, матросы на борту «Персефоны» подвесили над бортом веревочную лестницу. Декурион дотянулся до ближайшей перекладины и крепко ухватился за нее, перепрыгивая через узкую щель, затем взобрался на борт и перевалился на палубу. Он махнул рукой, и Катон с Аполлонием вышли вперед, чтобы присоединиться к капитану, приветствовавшему гостя.
— Что это значит? — потребовал ответа капитан. — Я не люблю, когда люди садятся на мой корабль без моего ведома.
Локулл оглядел присутствующих на палубе, похоже, ища кого-то, прежде чем его взгляд вернулся к капитану.
— Есть ли у кого-нибудь из вашей команды или пассажиров признаки болезни?
— Болезни? — Капитан нахмурился. — Какой болезни?
— Лихорадка, кашель, боли в теле или спазмы.
— Нет. Ничего подобного у нас нет.
— Что-нибудь еще? Какие-нибудь иные болезни?
Капитан жестом указал на Клавдию Актэ и германских телохранителей, одного из которых рвало через борт, его огромное тело билось в конвульсиях, когда он жалобно стонал.
— Просто одни из тех сухопутных доходяг, которые не могут справиться с морем. Вот и все.
Когда Катон подошел к капитану, он увидел выражение облегчения, промелькнувшее на лице декуриона.
— Что здесь происходит? — он обратился с требовательным тоном к декуриону.
— Кто ты?
— Префект Квинт Лициний Катон. Я здесь, чтобы принять командование гарнизонными подразделениями на Сардинии. Пропретор послал тебя встретить нас?
Локулл поспешно отдал честь.
— Мои извинения, господин, но я не слышал ни о каком новом назначении. Мне приказано сопроводить Клавдию Актэ в Тибулу. Ожидалось, что ее корабль зайдет сюда, прежде чем отправиться в Каралис. Теперь все изменилось.
— Я так понимаю, это как-то связано с чумой на юге острова.
— Да, господин, и она быстро распространяется. Наместник Скурра покинул свой дворец в Каралисе и перенес свою резиденцию в Тибулу.
Катон припоминал карту острова, которую он изучал перед отъездом из Рима. Он заплатил писцу, чтобы тот сделал ему копию, которая была аккуратно сложена в его багаже. Это северная оконечность острова, не так ли?
— Примерно так, самая ее северная оконечность.
Он обменялся взглядом с Аполлонием, затем понизил голос и продолжил. — Неужели ситуация настолько плоха?
— Трудно сказать, господин, — осторожно ответил декурион. — Мы только начали замечать первые случаи этой болезни, прежде чем пропретор решил эвакуироваться кораблем в Тибулу месяц назад. С тех пор мы получили сообщения, что только в Каралисе умерло более сотни человек. Еще больше смертей было в городах и деревнях на севере, вплоть до Саркапоса. Наместник приказал, чтобы корабли, заходящие в порты острова, проверялись на наличие признаков болезни, и запретил кому-либо сходить на берег, если таковые обнаружатся.
— Звучит серьезно, — прокомментировал Аполлоний. — Вы уже поместили на карантин какие-нибудь корабли в Ольбии?
— Нет, господин. Но это, вероятно, лишь вопрос времени.
Капитан раздраженно вздохнул. — Но мне нужно выгрузить груз в Каралисе, вместе с этими людьми и другими пассажирами.
— Мы не будем добираться до Каралиса, — ответил Катон. — Ты можешь высадить депеши и грузы, предназначенные для Ольбии, а затем отвезти нас в Тибулу.
— Минуточку. У меня нет контракта на сопровождение до Тибулы. «Персефона» направляется в Каралис.
— Больше нет. Только если ты не хочешь рисковать тем, что чума взберется на борт твоего корабля и прикончит тебя и твою команду.
Капитан на мгновение задумался.
— Если мы будем держаться подальше от больных, я смогу разгрузить груз и загрузить то, что мне нужно для обратного пути.
Катон покачал головой. — Я приказываю тебе доставить нас в Тибулу. Если ты хочешь рискнуть плыть оттуда в Каралис, это твое дело.
Моряк сложил свои мускулистые руки. — Я капитан. Мой корабль. Мои приказы.
— А я — командир гарнизона. Более того, у меня больше людей на этом судне, чем у тебя. И я советую тебе делать то, что я тебе говорю, — твердо заключил Катон.
Капитан оглядел палубу, посмотрел на своих матросов, которые наблюдали за этим колким обменом репликами, затем на преторианцев Катона и германских телохранителей. Он взвесил ситуацию и неохотно кивнул. — Как ты пожелаешь, префект. Мы отплываем в Тибулу с первыми лучами солнца.
Они обменялись кивками, после чего капитан направился на корму и присоединился к рулевому, чтобы проконтролировать приближение к Ольбии.
— Ах, несчастный человек, — заметил Аполлоний с веселым выражением лица.
— Он будет еще несчастнее, если продолжит заниматься делами в Каралисе и подвергнет себя риску заражения чумой. Но это его забота. — Катон посмотрел туда, где Клавдия сидела на бухте свернутого каната, положив подбородок на руки, и смотрела через правый борт на проносящийся мимо водный пейзаж. Он взял себя в руки. — Думаю, мне лучше сообщить госпоже, что мы не будем высаживаться в Каралисе.
— Ты всегда можешь оставить ее на борту… в последний путь до Каралиса… прежде чем мы достигнем места назначения, — с удовольствием предложил Аполлоний.
— Конечно, и если с ней что-нибудь случится, я позволю тебе объяснить это Нерону, — ответил Катон.
Клавдия оглянулась, когда он подошел, германские охранники посторонились, чтобы пропустить его.
— Кто этот человек, который поднялся на борт?
— Один из офицеров наместника. — Катон оперся на боковой поручень и ухватился за одну из подставок, прежде чем продолжить. — Боюсь, у меня для тебя плохие новости. Мы не поплывем в Каралис.
— Что это значит? — В ее темных глазах мелькнула тревога. — Почему мы не поплывем?
— Это небезопасно. Юг острова поражен болезнью. Пропретор переехал в Тибулу, туда мы сейчас и направимся. Осмелюсь сказать, что Скурра будет рад принять тебя у себя, пока не станет безопасно, чтобы тебя сопроводили в одну из твоих вилл.
— Проще говоря, в тюрьму.
Катон обратил внимание на ее сгорбленные плечи и царившее уныние. Она была почти безмолвна с тех пор, как два дня назад он пробил ее надменную оболочку. — Есть и худшие места для заточения.
— Разве тебе могут быть известны подобные места?
— Да.
— Легко тебе говорить, — фыркнула она. — Высокородный и могущественный префект, родившийся с серебряной ложкой во рту и выросший со всеми удобствами, которые только может позволить себе аристократическое семейство. Я хорошо знаю ваш тип. Что ты можешь знать о тюрьмах и лишениях?
Катон посмотрел на нее на мгновение и почувствовал укол жалости.
— Клавдия, мой отец был императорским вольноотпущенником. Я родился рабом, как и ты.
Она вдруг выпрямилась и оглядела его, как будто видела его впервые.
— Ты когда-то был рабом? Не могу в это поверить.
— Зачем мне лгать о таких вещах? Я горжусь всем, чего я достиг, но я никогда не забывал, откуда я родом. Также как и ты наверное, несмотря на твою близость к императору.
Она горько рассмеялась.
— Достаточно близко, чтобы быть лишь утехой в его постели, но, как оказалось, не более того. И теперь, скорее всего, я проживу остаток своей жизни в изгнании.
— Тут я ничем не могу помочь. Я просто говорю, не нужно себя жалеть. В Риме есть бесчисленное множество людей, как свободнорожденных, так и рабов и бывших рабов, которые прямо сейчас готовы были бы отдать почти все, чтобы поменяться с тобой местами.
Клавдия сложила руки вместе и поджала губы. — Возможно, ты прав.
— Обычно я всегда прав. — Катон улыбнулся ей. — Мне говорили, что это самая раздражающая черта во мне.
— Я уверена, что это так и есть. — Она впервые за все время улыбнулась ему в ответ.
Он начал отходить от бокового поручня.
— Я должен сообщить командиру твоего эскорта об изменении плана… С тобой все будет в порядке.
Он повернулся к тому месту, где дремал опцион германцев, с бурдюком на коленях.
— Префект?
Он оглянулся и увидел, что она кивнула ему.
— Я благодарна тебе за твою честность со мной о своем прошлом.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Днем позже корабль пришвартовался в Тибуле. Покинув своих людей с приказом оставаться на борту «Персефоны», чтобы предотвратить любое искушение капитана выйти в море в его отсутствие, Катон сошел на берег с Локуллом, и они направились по улицам к большому сооружению с колоннами, построенному над гаванью. Оно было окружено достаточно высокой стеной, чтобы удержать праздное любопыство, но никак не выдержать какой-либо серьезный штурм. За ней в садах росли ветви тополей, кедров и сосен, спускавшиеся с террас позади дворца. Если это была случайная резиденция наместника, Катон мог только догадываться о роскоши его постоянного жилища в Каралисе.
Когда они подошли к часовым-ауксиллариям у ворот, он почувствовал непринужденную атмосферу других людей на улице. Вести о болезни наверняка достигли города, но пока не было никаких признаков беспокойства. Был прекрасный, теплый вечер, семьи сидели на ступеньках своих домов, болтали с соседями и прохожими. Катон пробрало неприятное холодное предчувствие.
Локулл поприветствовал дежурного опциона у ворот дворца, и двое мужчин вошли внутрь. Мощеная дорожка в тени кедров вела ко входу в здание, и стрижи метались между деревьями, ловя насекомых в воздухе. Локулл проводил Катона на широкую террасу, тянувшуюся через заднюю часть дворца. На одном конце был установлен большой навес, под которым несколько писцов склонились над своей работой за столами по обе стороны от стола более крупного размера. Стул позади него был пуст, но неподалеку от него на кушетке с видом на гавань лежал тучный мужчина с копной прекрасных светлых волос, которого Катон принял за пропретора Сардинии, разговаривавшего с худым, лысеющим советником с пристальным взглядом, из-за которого он выгля