Одержав победу в Пекине, Чжу Ди и его сторонники в первую очередь позаботились об идеологическом обосновании своих действий. Их позиции и требования нашли отражение в первых же трех официальных документах, изданных от имени Янь-вана. 6 августа 1399 г. он обратился с воззванием и манифестом к своим войскам, а также направил письмо в Нанкин. Сопоставление содержания этих документов весьма интересно.
Воззвание было зачитано перед строем верных Чжу Ди войск. В нем были кратко сформулированы основные причины конфликта и конечные цели борьбы, официально провозглашавшиеся группировкой Чжу Ди. Воззвание гласило: «Я — сын императора Тай-цзу Гаохуанди (Чжу Юань-чжана. — А. Б.). Ныне [в стране] объявились лукавые сановники, замыслившие зло. В «Заветах Тай-цзу» сказано, что [когда] при императорском дворе нет честных сановников, а внутри страны появляется вероломство и измена, то нужно начать войну, чтобы покарать [виновных] в этом и обезопасить императора от зла, находящегося рядом с ним. Командиры и солдаты! [Я] возглавлю вас, чтобы наказать этих преступников, поскольку [они] уже обнаружили себя!» [32, цз. 16, 9]. Вслед за тем войска были приведены к клятве верности. Провозглашалось, что война ведется «За устранение кризиса» («Цзиннань»), а ее конечной целью объявлялась казнь Ци Тая и Хуан Цзы-дэна [32, цз. 16, 8].
Примечательно, что Чжу Ди и его сторонники воспользовались положением из «Заветов Тай-цзу» для оправдания своих действий. Однако трактовка его была прямо противоположна истинному смыслу. Как отмечалось в предыдущей главе [см. стр. 17], это положение обязывало удельных ванов оказывать поддержку трону в случае возникновения в стране мятежа. Здесь же, наоборот, оно казуистически оправдывало восстание против императорского двора.
В манифесте от 6 августа 1399 г., так же как и в воззвании, обращенном к армии, причины возникшего конфликта конкретизированы. От имени Чжу Ди манифест провозглашал: «Ныне молодой император [оказывает] доверие лукавым наветам, наносящим ущерб кровнородственным отношениям [в императорском доме]. Мой покойный отец и покойная мать, [ввиду] трудности основанного ими дела, наделили всех [своих] сыновей вассальными владениями. [Эти владения должны] передаваться извечно по наследству [и служить] защитой Поднебесной. Теперь же уничтожены и отобраны [владения] у пятерых ванов. [Очередь] дошла и до меня… Мой долг объявить смертельную вражду коварным злодеям…» [23, цз. 2, 19–20].
Как видим, Чжу Ди выступает здесь как защитник интересов всех удельных ванов. Под огонь критики брошена политика ликвидации уделов, проводившаяся правительством Чжу Юнь-вэня. При этом обвиняются не только «коварные злодеи», но и сам император, оказавший им покровительство. Прибегая к такой аргументации, группировка Чжу Ди, несомненно, рассчитывала на определенную поддержку со стороны недовольных политикой ликвидации уделов и опосредовано всей деятельностью правительства.
Вместе с тем в манифесте отчетливо прослеживается стремление Чжу Ди оправдать свои действия, изобразить противную сторону виновником возникшего конфликта. В этом плане весьма примечательно начало документа: «Я — сын императора Тай-цзу Гао-хуанди и [его] первой [по старшинству] супруги-императрицы Сяо-цзы и [поэтому] близкий родственник царствующего дома. Со времени получения [моего] поста, [я] лишь выполняю [свой] долг: соблюдая законы, охраняю полученный удел» [23, цз. 2, 19]. Самооправдание здесь более глубокое, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что до нас дошло шесть различных версий происхождения Чжу Ди, три из которых не признают его родным сыном Чжу Юань-чжана[17]. Отсюда постулирование в манифесте законности происхождения Чжу Ди отнюдь не случайно и имеет глубокий смысл.
В послании, направленном 6 августа из Пекина в столицу, аргументация группировки Чжу Ди представлена еще более полно, чем в воззвании и манифесте к войскам. Если первые два документа были рассчитаны на «внутреннее пользование», т. е. обращены к сторонникам и подчиненным Чжу Ди, то послание, адресованное противнику, налагало на составителей большую ответственность. Отсюда стремление более четко и мотивированно представить свою позицию, а также смещение некоторых смысловых оттенков по сравнению с двумя другими документами.
Во-первых, в послании всячески развивается и подчеркивается мысль о том, что Чжу Ди выступает от имени всех удельных ванов и что причина конфликта — политика ликвидации уделов. Текст послания гласил: «Различные сыновья [Тай-цзу], получившие уделы, укрепляли престол. На [них] можно было положиться, как на скалу. Денно и нощно [они] думали о подведомственных [им] районах и никогда не [сетовали] на несчастье быть [далеко] от Нанкина… Но лукавые сановники Ци Тай и Хуан Цзы-дэн, [принадлежащие] к категории [тех, кто] не в состоянии придерживаться [истинного] пути и добродетели, чтобы помогать совершенномудрому управлению [страной], а также затаившие в душе злобу, безудержно клевещущие в [своих] обманных речах и воспылавшие ненавистью, [подобно] шакалам и титрам, заменили [собой] авторитет и власть Вашего Величества и отсекают живые ветви императорской семьи. За короткий срок были лишены [титулов] пятеро братьев — Су, Бо [Ци-ван], Бо [Сян-ван], Гуй и Пянь… Особой жалости и сочувствия заслуживает Бо [Сян-ван], который заперся во дворце и сжег себя… Ныне… [к гонимым] присоединили и меня» [23, цз. 2, 16–171.
В отличие от манифеста к армии, послание от 6 августа содержит прямое оправдание опальных ванов. «Хотя все они имели проступки, но [мне] не приходилось слышать, чтобы они замышляли встать на путь измены», — утверждал Чжу Ди [23, цз. 2, 16]. Более того, в послании предлагалось императорскому двору соблюдать определенные нормы во взаимоотношениях с удельными ванами: «За серьезные [проступки ванов] можно уменьшать [число солдат их] охранных гарнизонов. За легкие — можно посылать указы с наставлениями. При старании [ванов исправиться] гуманность императорского двора [должна проявиться] в еще большей щедрости и любви [к ним]. После справедливых наставлений это второй [способ вести] их к полному совершенству. Не подобает из-за этих [проступков] сразу лишать ванов [их] титулов, отнимать у ванов землю и ссылать их в захолустные места со случайными попутчиками» [23, цз. 2, 16–17].
Во-вторых, самооправдание занимает в послании гораздо больше места, чем в других цитированных документах. На этот раз подробно излагается в нужном для Чжу Ди свете вся история обострения конфликта удела Янь с правительством. «Неправедными действиями» последнего мотивируются и события в Пекине. Вместе с тем Чжу Ди не упускал случая упомянуть о своих верноподданнических чувствах: «Ныне [я] служу Вашему Величеству, как служу Небу… Ведь путь [дао] для меня — это знать только лишь одного государя» [23, цз. 2, 18]. Надо полагать, что последнее являлось данью издревле практиковавшейся в Китае форме «вежливости» и не могло никого обмануть.
В-третьих, в отличие от приводимого выше манифеста, в послании не только ни в чем не обвиняется император, но содержится своеобразное оправдание для него. В нем дважды повторяется мысль, что политика ликвидации уделов — это результат деятельности «коварных сановников», а никак не намерений и повелений самого Чжу Юнь-вэня. Такие сентенции согласуются с цитированным выше утверждением, что Ци Тай и Хуан Цзы-дэн оттеснили от власти императора. Во всем этом можно усмотреть определенный дипломатический прием. Ценой отказа от проводимой политики императору предлагалась возможность предотвратить дальнейшее развитие вооруженного конфликта.
В заключительной части послания двору предъявлялось нечто вроде ультиматума. Чжу Ди выражал надежду, что Чжу Юнь-вэнь «прогонит злодеев, чтобы очистить императорский двор, дать вечное успокоение родине, сохранить полностью все вассальные владения родичей, дать счастье и покровительство людям, [ибо] в этом не только мое (Чжу Ди) счастье, но и счастье всей страны и всей Поднебесной». В самом конце документа повторялось изречение из «Заветов Тай-цзу» о праве удельных ванов подавлять внутреннюю крамолу и высказывалось предположение, что император одобрит действия Чжу Ди и санкционирует его «карательный поход» против «лукавых сановников» [23, цз. 2, 19].
Через четыре дня после издания трех описанных документов, 10 августа, Чжу Ди вновь обнародовал программный манифест. На этот раз обращение имело всеобъемлющий адрес — к генералам, чиновникам, армии и народу. В целом здесь повторялись те же доводы, что и прежде: оправдывались собственные действия, а правительство изображалось виновником конфликта. Но были и новые моменты, наиболее существенные из них следующие.
Чжу Ди представлял себя как единственную и последнюю опору всех остальных удельных ванов. Он грозил, что в случае его падения будет уничтожена вся система уделов. Манифест предостерегал: «Ныне, как только те, кто опасается вассальных владений императорской семьи, уберут меня, так [сочтут более] не нужным беспокоиться обо всех остальных [вассальных ванах], как о [некой] сломленной и гнилой [вещи]» [23, цз. 2; 21]. Это можно расценить как призыв к другим властителям уделов присоединиться к мятежу.
Весьма примечательна характеристика всей деятельности правительства Чжу Юнь-вэня, даваемая в манифесте. Он гласил: «Ведь то, что сделали наставники молодого императора, это все, как правило, поступки, идущие вразрез с путем (дао), против добродетели, [продиктованные стремлением] к безудержным удовольствиям. К явлениям природы [они относятся] без должного внимания, законоустановления Тай-цзу не соблюдают, при ропоте народа [не оказывают ему] поддержки. [Они] мчатся безостановочно, [закусив удила]. Как же при этом не взбунтоваться Поднебесной? Как же при этом не погибнуть правящему дому?» [23, цз. 2, 21]. Такая характеристика, хотя она, несомненно, тенденциозна и несколько утрированна, служит подтверждением, сделанным в первой главе выводам о причинах, породивших междоусобицу 1399 г. Она свидетельствует, что за острым противоречием вокруг вопроса об уделах незримым фоном стояло определенное недовольство в среде господствующих слоев всей деятельностью правительства Чжу Юнь-вэня. Манифест от 10 августа учитывал и разжигал это недовольство.