мператору, спасет семью от разорения, а приговоренный к смерти потеряет все. По этому рецепту хочет стряпать и Гай. Если он останется на троне еще на несколько лет, весь сенат найдет последнее пристанище на Гемониевых ступенях, в то время как это чудовище будет растрачивать наше состояние.
Сенека кивнул.
— Ты сказал то, что думают многие, но каждый втайне надеется, что его это не коснется.
— Надежда может оказаться обманчивой. Нашими с тобой именами, думаю, начинается его список.
Сенека пожал плечами:
— Что касается меня, могу согласиться. Но я не настолько богат. Возможно, это спасет мне жизнь.
— Как надолго? — усмехнулся Валерий.
— На время, которое позволит нам его пережить.
— Твои слова да услышит Юпитер.
— Калигула назвал себя Юпитером Латиарием. Надеюсь, твое достойное желание не дойдет до его божественного слуха.
Сабина разбудили первые лучи солнца, ласкающие его лицо. Дни в конце сентября были такими теплыми, что он забыл закрыть ставни. Трибун встал и подошел к окну. На пастбище мирно паслись мул и лошадь, дальше, у подножия холма, начинались виноградники, и он видел, как сборщики с корзинами разошлись по всему склону и приступили к работе. Сабин наслаждался этой картиной, пока не появилась служанка, чтобы увести мула. Она увидела стоящего у окна мужчину и весело ему подмигнула. Сабин оделся и вышел во двор. Он спросил повстречавшегося раба, где можно помыться. Тот на едва понятном молодому римлянину греческом объяснил, что здесь моются раз в неделю, и этот день не сегодня.
— Но у вас же должен быть колодец?
Раб показал рукой в сторону. Да, на заднем дворе оказался колодец и рядом — каменное корыто. Там уже виденная им девушка как раз поила своего мула. Она с ужасом наблюдала, как незнакомец забрался в чан и принялся мыться. Не часто увидишь человека, который добровольно ранним утром плещется в холодной воде. Служанка предположила, что тот, вероятно, дал какой-нибудь обет и теперь пытается умилостивить Артемиду.
Сабину же было неважно, что о нем подумают. Освежившись, он отправился в город. На пути из дома ему встретился хозяин, и Сабин напомнил ему о цветах и еде.
— К полудню все должно быть готово!
— Если ты заплатишь, — пробурчал тот, — получишь все, что захочешь.
Жизнь у храма уже бурлила. Сабина тут же обступили хорошо знакомые запахи ладана, пота и паленого мяса. На этот раз искать долго не пришлось. Елена ждала его на условленном месте в сопровождении служанки Клонии, которая недоверчиво оглядела молодого трибуна.
Они купили ладан; его можно было выбрать из восьми сортов. У входа в храм стояли жертвенные чаши, в которые Елена разложила крупицы, и теперь от них поднимался ароматный голубой дымок. Она пробормотала ритуальные слова, подняла руки, какое-то время молча молилась и обратилась к Сабину.
— Я прошу Артемиду о ребенке и поэтому могу приходить в храм каждые четыре дня.
Они вышли. Сабин шел сзади и смотрел на тонкую хрупкую фигурку Елены. Как в этом теле мог разместиться ребенок? Во всяком случае, он радовался, что проклятому Петрону до сих пор не удалось зародить в ней новую жизнь.
— Куда пойдем на этот раз? — поинтересовалась Елена.
— Домой!
— Домой? Как это?
— Я снял недалеко от храма комнату. Из окна видно пастбище, виноградники…
— Я не пойду! Я не могу позволить чужому мужчине отвести себя в его дом.
— Но, Елена, я тебе не чужой. Или ты хочешь меня обидеть?
Янтарные глаза пристально посмотрели на него, и Сабин почувствовал легкую дрожь. Ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы тут же не обнять и не поцеловать Елену.
— Нет, обидеть тебя я не хочу, Сабин, нет. Я… я рада, что ты здесь.
Эти слова привели Сабина в восторг:
— Ведь я в Эфесе только из-за тебя.
Ее лицо тут же гневно вспыхнуло:
— Но ты римский солдат! Ты знаешь, что недавно ваш император велел ограбить наши храмы? И, как говорят, не только наши, но и в Азии тоже. А еще рассказывают, что он покушался даже на Юпитера Олимпийского, да только статуя оказалась слишком велика, и ее не смогли сдвинуть с места. Что ты, римлянин, скажешь об этом преступлении?
Сабин поднял руки.
— Разделяю твое возмущение и согласен, что это преступление. Но мне, римскому трибуну, не пристало обсуждать приказы. За это несет ответственность сам император.
— Я слышала, что в Риме статуям отбивают головы, чтобы заменить их на императорские.
— Я тоже об этом слышал, но думаю, что это только слухи. Калигула просто высоко ценит греческое искусство, как большинство римлян. Давай побеседуем о чем-нибудь другом. Как поживает Петрон? Отец пока не выгнал его?
— Об этом я бы как раз не хотела говорить. Далеко до твоего дома?
— Еще несколько шагов, и мы на месте.
Домовладелец сдержал обещание. Окно украшала герань, а в старом кувшине с отбитой ручкой красовались какие-то цветы. Ждал их и накрытый стол: в простые глиняные миски были разложены сушеные фрукты, стояло кислое молоко и разделанная птица. На пол хозяин поставил корзину со свежим хлебом и высокий кувшин с вином. Сабин потер руки:
— Что ты скажешь при виде этой роскоши? Ты голодна?
Елена посмотрела по сторонам:
— Хорошо, что ты придумал снять комнату. Здесь мы сможем спокойно поговорить, и мне не придется все время оглядываться и бояться, что кто-нибудь меня узнает.
Сабин наполнил кружки вином.
— Наверное, в Эпидавре, ты и представить этого не могла? — спросил он.
— О чем ты?
— Что однажды в Эфесе ты окажешься моей гостьей, будешь сидеть со мной за одним столом.
— Должна тебе признаться, Сабин, что тогда не приняла тебя всерьез. Я думала, что ты завлекаешь девушек своими голубыми глазами, хватаешь то, что идет в руки. Теперь, когда ты приехал сюда из-за меня, я сожалею об этом.
Сабин взял хлеб из рук и попытался притянуть ее к себе. Она не поддалась, уперевшись руками ему в грудь.
— Это ничего не меняет. Я замужем и твоей быть не могу.
Сабин отпустил женщину.
— Давай сначала поедим.
Но, похоже, у Елены не было аппетита. Она раскрошила хлеб между пальцами, вяло пожевала куриное крылышко, откусила кусочек фенхеля и положила плод обратно. Сабин же так увлекся трапезой, что не сразу заметил, как мало ела его гостья.
— Тебе не нравится?
— Нет-нет, нравится. Все очень вкусно, но я не голодна.
Он поднял кружку:
— Тогда, может, выпьешь вина?
Елена послушно поднесла свою кружку к губам и сделала маленький глоток.
— Я хочу тебе кое-что сказать… — робко начала она.
Сабин вытер губы.
— Смелее! Расскажи мне, что у тебя на душе, — попытался он ее ободрить.
— Ты был свидетелем моих жертвоприношений Артемиде, и я назвала тебе причину.
— Ты хочешь ребенка…
— Да, но все просьбы к богине бессмысленны.
— Бессмысленны? Как это понимать? Ты бесплодна?
— Надеюсь, что нет. Они бессмысленны, потому что… потому что…
Елена опустила голову и тихонько заплакала. И Сабин погладил ее по волосам.
— Ты уже начала, договаривай, тебе станет легче.
Елена собралась с силами:
— Почему бы тебе об этом и не знать. В конце концов, не я должна стыдиться. Итак, бессмысленно просить Артемиду о ребенке, если муж не в состоянии произвести потомство.
— Не в состоянии? — озадаченно переспросил Сабин. — Чего ж ему не хватает? Из него сделали евнуха?
Елена невольно рассмеялась.
— Нет, все необходимое у моего супруга есть, но женщины его не привлекают. Почти каждый вечер он пьет со своими друзьями, и с ними все время проститутки — и женщины, и мужчины. Петрон, похоже, предпочитает последних.
Сабин покачал головой.
— Я знаю римлян, которые тоже больше любят мужчин, но у них есть дети.
— Он пытался, — вздохнула Елена. — По крайней мере сначала, но из этого ничего не получилось. Я долго думала, сказать ли его отцу, но так и не решилась. Конечно, они все считают виноватой меня, и я не могу больше выносить взгляды его родителей. Как только мы встречаемся, они сразу смотрят на мой живот, а лишь потом приветствуют меня. Петрон неплохой человек, не сильно ограничивает мою свободу, но ему нельзя было жениться.
Сабин громко рассмеялся, поперхнулся и осушил свою кружку.
— Извини, я смеюсь не над тобой, а над всей этой запутанной историей. Как часто я завидовал Петрону, проклинал его в мыслях, и теперь слышу, что ты живешь рядом с ним девственницей.
— Почти так…
— В нашей власти изменить это обстоятельство…
Елена замолчала, отхлебнула вина, посмотрела на Сабина долгим взглядом и тихо сказала:
— Тогда, в Эпидавре, ты был прав, когда говорил, что нельзя выходить замуж за друга детства. Это все равно что брать в мужья брата. Но что я могла сделать? Если бы родилась мужчиной, могла бы в крайнем случае уйти из семьи, пробиваться в жизни без помощи родителей. Но как поступить девушке? У нее есть только две дороги — повиноваться или стать проституткой.
— Ты права, Елена, но Фортуна была к тебе благосклонна, ведь теперь у тебя есть я.
Она не очень сопротивлялась, когда Сабин усадил ее к себе на колени и поцеловал. Он почувствовал, как тело женщины, сначала такое напряженное, стало мягким и податливым, и Елена со всей страстью ответила на его поцелуй. Молодой римлянин поднялся, чтобы задвинуть засов и закрыть ставни. Комната погрузилась в мягкий полумрак, и Елена, сняв одежду, прошептала:
— Я хочу этого. Пусть это произойдет.
Когда глаза привыкли к темноте, Сабин смог разглядеть ее стройное белое тело, увидел блеск в широко раскрытых глазах, которые спокойно смотрели на него. Тело юноши пылало огнем, содрогаясь от нетерпения, но он заставил себя успокоиться, опустился перед Еленой на колени и, едва касаясь губами ее обнаженного тела, покрывать его нежными поцелуями. Кончиками пальцев он ласкал ее грудь, живот, медленно спустился к лобку, но, ощутив легкое сопротивление, не стал проявлять настойчивость, терпеливо выжидая, когда тело женщины проснется, наполнится желанием. И вот она положила руки ему на плечи, прижалась к нему животом. Щеки ее пылали. Елена прошептала: