Она называла богинь по римскому обыкновению, но Лисандра понимала, что у силурийки просто случая не было узнать их правильные имена.
— Не та сегодня ночь, чтобы рассуждать о богах, — подумав, проговорила она.
Взгляды Эйрианвен на сей счет были не только в корне неверны, но и порядком возмутительны. Однако затевать спор Лисандре совсем не хотелось. Она опустила глаза и невольно присмотрелась к ножкам силурийки. Это в самом деле были не ноги, а именно ножки, очень маленькие, куда меньше, чем у нее самой, и такие изысканно красивые, прямо точеные.
Лисандра невольно сглотнула.
— Лучше нам поговорить об испытаниях завтрашнего дня.
Эйрианвен поерзала на ложе, чуть придвинулась, а потом наклонилась к спартанке. Их лица оказались совсем близко одно от другого.
— Боишься? — вполголоса спросила она.
— Спартанцы ничего не боятся. — Формула, затверженная еще в детстве, вновь слетела с языка Лисандры.
Она невольно подняла глаза, встретилась взглядом с Эйрианвен и поняла, что уже не может не смотреть на нее.
А та спросила:
— Тогда почему ты дрожишь?
— Я не…
Губы Эйрианвен не дали ей договорить. Поцелуй был удивительно нежным, и Лисандра отозвалась на ласку. Потом Эйрианвен обняла ее. Дрожь, колотившая эллинку, немедленно стихла, сменившись теплом, подобного которому она никогда прежде не знала. Она почувствовала, как уплывает ее воля, как она перестает сопротивляться накатывающему блаженству. Губы Эйрианвен порхали по ее телу, продвигались сверху вниз, восхитительно исследовали шею Лисандры. Девушка ожила и затрепетала.
Где-то глубоко внутри еще звучал голос, требовавший, чтобы Лисандра положила этому конец, пока дело не зашло слишком далеко. Ну да, конечно, ей было известно, что сестры по храму нередко практиковали сапфическую любовь, полагая, что она не является нарушением обета целомудрия. В гладиаторской школе пожалуй что все женщины избавлялись от плотского напряжения именно таким образом. Но она, Лисандра, до сих пор еще ни разу не уступала велениям естества. Предаться похоти для нее означало слабость, а значит, было недопустимо.
Думала-то она так, но почему-то лишь закинула руки за голову, пока Эйрианвен нежно освобождала ее от туники. Девушка осталась нагой и внезапно застеснялась своего обнаженного тела. Этого с ней тоже никогда прежде не случалось. Она даже попыталась прикрыть грудь, но Эйрианвен мягко отвела ее руку. Глядя спартанке в глаза, силурийка коснулась ее плеч и повела пальцы все ниже. Губы Лисандры разомкнулись, ее соски почти болезненно напряглись.
— Как же ты прекрасна, Лисандра.
Сердце эллинки стукнуло невпопад. Она робко потянулась вперед, чтобы притронуться к Эйрианвен. Та наклонилась и нашла губами груди спартанки. Лисандра запрокинула голову и позволила себе раствориться в этой упоительной ласке. Ее тело жило, трепетало и пело. Она услышала собственный всхлип наслаждения. Влажные губы Эйрианвен накрыли ее сосок, и язык силурийки начал играть с ним.
Когда Эйрианвен неожиданно отстранилась, у Лисандры даже вырвался стон — неужели все кончилось? Она открыла глаза и увидела, что ее подруга всего лишь стаскивает тунику. Нагая силурийка была настолько великолепна, что у Лисандры дух перехватило и слезы навернулись на глаза при виде такого совершенства. Крупная грудь кельтских женщин всегда казалась ей малопривлекательной, но первый же взгляд на Эйрианвен открыл, что раньше она была просто слепа. Плотское желание взвилось могучей волной. Она сама притянула к себе Эйрианвен и нашла губами ее губы. Этот поцелуй оказался таким восхитительным, что сердце Лисандры чуть не остановилось под напором страсти и нежности.
Мало-помалу Эйрианвен уложила ее навзничь и накрыла своим телом. Ее груди дразнящее покачивались над самым лицом спартанки. Лисандра потянулась к ним и попробовала повторить то, что недавно проделала с нею Эйрианвен. Она пробовала ее соски на вкус, ласкала их языком, нежно-нежно покусывала.
— Я правильно делаю? — внезапно испугавшись, шепотом спросила девушка. — Тебе хорошо?
Эйрианвен негромко рассмеялась.
— Не бойся, — сказала она и опустилась пониже, чтобы Лисандре не приходилось тянуться. — Ты прелесть!
Спустя некоторое время губы Эйрианвен пустились в упоительное путешествие. Они опускались все ниже, язык ласкал кожу Лисандры. Когда зубы силурийки легонько ущипнули нежную плоть на внутренней стороне бедра, Лисандра раскинула руки и выгнула напряженную спину. Губы возлюбленной просто сводили ее с ума! Вот они переместились к самому сокровенному, бережно тронули влажные лепестки… Лисандра закусила губу, ее бедра сами собой начали ритмичный медленный танец. Эйрианвен продолжала лукавую игру, дразня спартанку обещанием грядущего восторга.
— Эйрианвен… пожалуйста…
Ее голос прервался. Лисандра заскрипела зубами, на ее шее напряглись жилы, пальцы впились в подостланное одеяло. Эйрианвен пустила в ход язык, вновь и вновь погружая его в чашу любви, истекающую медом.
Лисандра полностью потеряла представление о том, где она и что с ней происходит. Ее тело покрылось жемчужинами пота, оно то наливалось жаром, то остывало. Она вскрикнула, когда язык Эйрианвен взялся за самый чувствительный бутон ее тела, обдавая волнами неописуемого блаженства все существо. Она нащупала руками золотую гриву Эйрианвен и запустила в нее пальцы. Язык силурийки задвигался проворнее, ее палец явился ему на помощь и взялся за работу. Он двигался все быстрей, все сильнее.
В чреве Лисандры возгорелся огонь. Он распространился и поглотил все ее тело. Она окаменела от напряжения, утратила способность дышать, качалась на краю бездны и не знала, что ждет ее дальше. Палец Эйрианвен сдвинулся ниже, задел плотно стиснутый кулачок другого отверстия, потом проник внутрь. Рот Лисандры распахнулся настежь в беззвучном крике. Она забилась в неуправляемой судороге страсти, полетела в бездну и рухнула в море восторженного блаженства. Ее слуха словно бы издалека достиг некий звук, и она с удивлением поняла, что это были ее собственные вскрики наслаждения. Многолетняя плотина сдержанности и целомудрия исчезла, очистительный огонь обдавал все чувства спартанки. Невероятное ощущение то отступало, то повторялось и нарастало, всякий раз вознося ее к новым вершинам.
Потом она лежала, беспомощно трепеща, чуть живая и вымотанная до предела.
Ее грудь вздымалась как после тяжелой работы, взмокшие волосы прилипли ко лбу. Эйрианвен устроилась рядом с ней и улыбнулась, увидев ее состояние. Они снова поцеловались. Лисандра ощутила на губах силурийки вкус собственной страсти и почему-то не почувствовала никакого стыда. Губы Эйрианвен прошлись по ее щеке, по шее. Потом она повернулась на спину, раскинула ноги и принялась ласкать себя. Лисандра заворожено следила за ее руками.
— Ну? — чуточку насмешливо и совсем не обидно проговорила Эйрианвен. — По-моему, я заслужила награды!
Она потянула Лисандру к себе, та устроилась сверху. В комнате раздались сперва стоны, потом и вскрик силурийки.
XVIII
Через несколько часов Эйрианвен все же выскользнула за дверь, хотя Лисандра всячески упрашивала ее остаться. В сердце эллинки поселилось очень странное чувство, которому никогда прежде не находилось там места. Она испытывала прямо-таки физическую нужду в обществе силурийки. Однако Эйрианвен осталась тверда, и после очень ласкового прощания и поцелуев они расстались.
Лисандра осталась одна, откинулась на ложе и прикрыла локтем глаза. Память о только что пережитых ласках была еще жива и свежа в ее теле. Никогда прежде она не чувствовала такого желания — и такого одиночества! Она глухо подумала, что негоже было подобным образом уступать зову плоти.
«Между прочим, вот так и поймешь, отчего люди бывают готовы буквально на все ради соития!»
Лисандра вспомнила, как ласкала сама себя, сравнила с тем, что произошло между нею и Эйрианвен, и криво улыбнулась в темноте, поняв, что ничего общего тут и быть не могло.
Дверь каморки вдруг резко распахнулась. Лисандра вскинула голову. Она отчаянно надеялась на то, что это все-таки вернулась Эйрианвен, но была жутко разочарована — внутрь ввалились ее подопечные эллинки. Несмотря на призывы Лисандры к умеренности, они успели порядочно нагрузиться на пиру, хотя, по счастью, совсем уж беспамятной жертвой Диониса не пала ни одна.
— А я вам вот что скажу! — перешагивая порог, весело заявила Пенелопа. — Это было… ну, точно детская ручка яблоко держала!
— Ой, только не надо подробностей, — отмахнулась от нее Фиба, но заткнуть рот Пенелопе оказалось не так просто.
— Такой толстый! — восхищалась она. — А яйца! Как у быка! И мышцы, мышцы… Вот что такое настоящий мужик!
— Звали-то его как? — спросила Даная.
— Да что мне в его имени? — дернула плечиком Пенелопа и направилась к своему ложу. — Мне от него нужно было только одно, и я своего добилась! Он меня мигом до стонов довел, точно распоследнюю потаскуху.
Тут она оглянулась на Лисандру, приподнявшуюся на лежаке.
— Ой, прости! Мы тебя разбудили?
— Нет.
Лисандра выговорила это и обнаружила, что даже малопристойный рассказ Пенелопы не смог нарушить ее размягченного состояния.
— Я не спала. А ты, я вижу, заполучила то, что искала?
— Да еще как! — Пенелопа стащила тунику и юркнула под одеяло. — Точно тебе говорю, Лисандра, это не парень был, а сущий жеребец! Я бы все равно поделать ничего не могла! Я точно жеребенка рожала, если ты понимаешь, о чем я!
Лисандра улыбнулась, потягиваясь.
— Не вполне, — сказала она. — Но поверю на слово…
— Ты в таком хорошем настроении, что я аж удивляюсь, забираясь в постель, заметила Фиба. — Ты тут пила? — Она указала на сосуд, оставленный Эйрианвен.
Лисандра невольно покраснела. Ее доброе расположение духа не имело никакого отношения к радости пития.
— Почти нет, — сказала она вслух. — Всего, может, чашку, просто чтобы лучше спалось.
На том разговоры в комнате прекратились. Женщины завалились в постели, и сон сморил их.