Наблюдая за ней, Лепид размышлял. Агриппина всегда отзывалась о сестре пренебрежительно, и вслед за ней Эмилий перенял ее манеру поведения, высмеивал и унижал Ливиллу. Поэтому он с такой легкостью надругался над ней на глазах у любовницы, посмел угрожать и поднимать на нее руку. Но теперь он понял, что Ливилла просто добра и не очень умна, чтобы дать решительный отпор, но характер у нее подобен дремлющему вулкану. В конце концов можеть случиться извержение. А Лепиду нужна была покорная любовница, готовая ради него на все. К тому же, поддерживая с ней связь, Лепид всегда мог обуздать Агриппину, которая возомнила себя единственной его избранницей. Разделяй и властвуй!
Маковый отвар подействовал, и Эмилий унесся в царство Морфея. Ливилла заметила, что его дыхание выравнилось, потрясла его руку. Лепид спал и ничего не чувствовал. Девушка вгляделась в его профиль. До чего же он прекрасен! Такие нежные черты лица! Почему же он так груб с ней? А ведь она едва не полюбила его. Удовольствие, которое он доставлял ей во время любовных ласк, доводило ее до исступления. Ливилла никогда не испытывала подобного наслаждения с Марком Виницием.
Чело ее омрачилось, когда она подумала о муже. До сих пор от него ни словечка. Похоже, он вообще не вспоминает о ней. Но тотчас мысли ее обратились к Юлию Лупу. Лепид незаслуженно оскорбил того, кто спас ему жизнь. Девушка чувствовала себя обязанной пойти и извиниться перед преторианцем. К тому же она мечтала вновь оказаться с ним наедине, увидеть его влюбленные глаза. Букет лилий, уже засохший, все еще источал сладкий аромат в ее кубикуле. Она не позволяла выбрасывать его.
Сердце ее замирало от страха, когда она пробиралась по темному коридору в покои прислуги. Она не знала точно, где ночует Луп, но надеялась, что он так же не может заснуть, как и она. Легкое мерцание за занавесом выдало его убежище.
Ливилла еще несколько секунд колебалась, а затем решительно отодвинула занавес. Преторианец что-то писал при свете тусклого огонька. Увидев ее, он изумился, но поспешно прикрыл восковые таблички. Девушка застыла в нерешительности на пороге. Так они и смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова.
– Госпожа, – шепот Юлия нарушил тишину, – что-то случилось?
– Я… – Ливилла запнулась. – Я пришла извиниться за те слова, что ты услышал от Эмилия Лепида. Я не разделяю его мнение и буду просить брата поверить мне, а не ему.
Преторианец благодарно склонил голову.
– Я очень признателен тебе, госпожа. Но можешь не утруждать себя излишними хлопотами, я уверен в своей правоте и легко смогу оправдаться перед любыми наветами.
– Я поговорю с Эмилием Лепидом. Он должен признать свою ошибку, – поспешила сказать Ливилла.
Луп ничего не сказал в ответ, продолжая молча смотреть на нее. В полумраке невозможно было разглядеть выражение его глаз. Ливилла повернулась, чтобы уйти, но в тот же миг он вскочил и преградил ей путь.
– Но ведь ты же не за тем пришла, госпожа, чтобы сказать мне все это? – склонившись над ней, спросил Луп хриплым шепотом. Его рука погладила завитки на ее затылке, потом он резко притянул девушку к себе и впился поцелуем в ее губы. Ливилла хотела оттолкнуть его, но передумала и обняла в ответ. Их поцелуй длился вечность, пока он сам не отстранился.
– Прости, госпожа, я не смог сдержаться. Но ты совдишь меня с ума. И во сне и наяву я грежу о тебе, не в силах побороть это чувство. Я люблю тебя!
Ливилла стыдливо опустила ресницы, их тень полукружьями легла на ее пылающие щеки.
– Пожалуйста, не называй меня госпожой, – прошептала она и уткнулась лицом в его мощную грудь, испуганная собственной смелостью. Точно пушинку, Юлий подхватил ее на руки и возложил на узкое ложе.
– Ты уверена, что хочешь этого, госпожа? – спросил он, присев рядом. Улыбаясь, она согласна кивнула.
– Я же просила…
– Не называть тебя госпожой… – откликнулся счастливый Луп. – Я повинуюсь тебе, моя прекрасная Ливилла. Это имя, как мед, на моих губах. Но твой поцелуй еще слаще.
И он потушил светильник.
Энния Невия в нерешительности замерла на пороге кубикулы.
– Фабий, она спит уже сутки, – сказал она, лицо ее выражало крайнюю обеспокоенность. – Ее тело все в синяках и укусах. Укусы сильно воспалены. Если мы не позовем лекаря, раны могут загноиться. А это опасно для жизни.
Гемелл в ужасе заломил руки.
– Госпожа! – умоляюще произнес он. – Мы не можем позволить, чтобы посторонний увидел, в каком она состоянии. Ее репутации будет нанесен непоправимый ущерб.
– Непоправимый ущерб нанесен ее здоровью! – сердито ответила Энния. – А теперь она еще может и умереть. И в ваших силах не допустить этого!
Макрон и Гемелл нерешительно переглянулись.
– Хорошо, – ответил Невий Серторий. – Мы пригласим лекаря, но приведем его ночью и завяжем глаза. А лицо девушки спрячем. Он не догадается, кто перед ним, и не сумеет понять, где побывал, если мы соблюдем все меры предосторожности.
Германик с облегчением согласился и, пользуясь моментом, прошел в кубикулу к Мессалине. Девушка лежала на спине и хрипло дышала, из-за пережитого кошмара у нее развился сильный жар.
Заслышав чьи-то шаги, она, не открывая глаз, едва слышно прошептала:
– Пить!
С трудом сдерживая дрожь в руках, Германик напоил из ее чаши.
– Мне холодно! – тихо пожаловалась она. – Я так замерзла.
Гемелл кинул взгляд на громадную жаровню с тлеющими углями, она наполняла кубикулу удушливым теплом, но не посмел перечить больной и накинул на нее теплое покрывало.
Мессалина приподняла припухшие веки.
– Мне больно, Германик, – простонала она. – У меня все горит огнем там, внизу. Что он сделал со мной?
– Прости меня, любимая, – прошептал Гемелл со слезами на глазах. Его рука накрыла ее тонкую ладошку. – Я виноват в том, что сотворило с тобой это чудовище. Я вырву сердце из его груди и скормлю псам. Клянусь Юпитером!
– Я сама, – произнесла девушка, с трудом шевеля распухшими губами. Мелькнул острый кончик язычка. – Сама убью его! Я отомщу!
Германик сжал ее пальцы.
– Мы сделаем это вместе, любимая. И даже боги не в силах будут нам препятствовать.
Мессалина слабо откликнулась на его пожатие, но силы быстро оставили ее, и она впала в забытье.
XXIX
Энния Невия была настроена решительно. Она давно уже заметила, что с мужем творится что-то неладное. Охватившая его апатия после смещения с поста префекта претория и номинального назначения наместником Египта сменилась бурной деятельностью. Он подолгу запирался в таблинии, рабы сжигали много испорченного пергамента. Странные посетители, облаченные в глухие плащи с низко надвинутыми капюшонами, сновали бесшумно ночной порой по дому. Энния могла поклясться, что часто слышала звон фалерн из-под плащей, а иногда мелькал кончик белой тоги с пурпурной каймой.
И сегодня утром она решила наконец выяснить, что затеял ее муж. Она вошла в таблиний, оттолкнув раба, пытавшегося предупредить хозяина.
– Неужели я для тебя стала посторонней, Невий Серторий? – сердито спросила она. – Мне показалось, твой раб был исполнен намерения не пускать меня сюда.
Макрон поднял на нее воспаленные глаза и тяжело вздохнул:
– Что тебе нужно, Энния? Денег?
Две слезинки из обиженных глаз прочертили на ее щеках быстрые дорожки.
– Нет. Всего лишь твое внимание, мой муж, – с нажимом произнесла она последнее слово. – Ты занят чем-то противозаконным и держишь меня в неведении. Но это трудно не заметить. Что происходит? Пора тебе держать передо мной ответ.
– Это небезопасно, моя дорогая. Зачем тебе лезть в мужские дела? – Макрон с досадой перевел взгляд с ее лица на недоконченное послание. Рука его потянулась к стилю. – Тебе лучше вернуться к домашним делам.
– Значит, Валерия Мессалина может быть замешанной в ваши мужские дела, а я нет?! – с вызовом крикнула она. – И почему этот юноша Фабий Астурик привез ее именно в наш дом? Кто довел ее до такого состояния? И, самое интересное, почему и ты, и она называете его совсем другим именем?
– Ты суешь нос не в свои дела, Энния! – возмутился Макрон.
– Ты все еще мой муж! И я всегда буду рядом, хочешь ты этого или нет, Невий Серторий! И я не боюсь опасностей! Кому, как не мне, ты можешь довериться? Видят боги, я никогда не предавала тебя!
Макрон язвительно усмехнулся, и Энния покраснела, но не стала оправдываться и даже не опустила глаза.
– Я себя предавала, но не тебя! И ты обещал, что никогда не напомнишь мне об этом! Ты сам говорил, что мы должны быть едины. Так почему ты сейчас решил отдалиться от меня?
Макрон понимал, что жена права. Если заговор не удастся, то ее тоже не пощадят, и знала она что-либо или нет, это будет неважно. Ее сбросят с Тарпейской скалы вместе с ним, как изменницу.
– Хорошо! Ты все узнаешь. Вечером ты можешь присутствовать на встрече, и для тебя многое прояснится. А о Мессалине могу лишь сказать, что это сделал с ней наш любимый цезарь.
Энния тихо ахнула и прикрыла рот рукой.
– Кстати, как она сегодня? – спросил Макрон.
– Уже лучше, – ответила Энния. – Сегодня встала и с аппетитом поела. О, Венера! Бедная девочка! Ее тело – сплошной синяк, но она на пути к выздоровлению. Мазь, которую дал лекарь, довольно быстро затянула все раны. Калигула превратился в настоящее чудовище! Мессалина совсем еще ребенок. Я так понимаю, ее отчим не знает, что произошло? Макрон отрицательно покачал головой.
– Он и не узнает, к счастью, он сейчас уехал из Рима по срочным делам. Мессалина – настоящая героиня! Она рисковала ради общего дела и добилась успеха. Теперь ничто не препятствует нам осуществить задуманное.
Лепид проснулся, едва солнечный луч скользнул по его лицу. Рядом в катедре дремала служанка. Он недовольно потянулся, распрямляя затекшие ноги, пора бы ему уже встать, несмотря на строгий запрет лекаря. Эмилий осторожно присел, голова уже не кружилась, и спустил ноги на пол. И тотчас перед глазами зароились черные мушки – предвестники обморока.