– Эй, Мессалина! – крикнула Ливилла. – Каково отхватить самого завидного жениха империи?
Гости все, как один повернувшись к ним, громко засмеялись. Валерия густо покраснела и сжала губы.
– Старик еще годен для любовных забав? Ты уже проверила? – поинтересовалась Агриппина.
– Он, наверное, трясет головой во время утех? – продолжала насмехаться Ливилла. – Вот уж воистину совершенная пара! Вулкан и Венера!
Мессалина молчала, отведя взгляд в сторону. Будь ее воля, она вцепилась бы в волосы ненавистной Ливилле.
– Прекрати, сестра, – вмешался Калигула, в шутку потрясая своей молнией. Его голос из-за накладной бороды звучал глухо. – Не завидуй чужому счастью! Иначе я и тебе найду достойного жениха! Что скажешь насчет Гатерия Агриппы?
Морщинистый седовласый сенатор, такой же древний, как сам Рим, гордо подбоченился и послал девушке воздушный поцелуй.
– Он уже схоронил пятую жену! – потешался Гай. – И сейчас в поисках новой невесты!
– О, нет! Прекрати, брат, – взмолилась Ливилла, кидая гневный взгляд на Агриппу. Тот сник и продолжил обгладывать косточки перепелки, вымоченной в родосском вине и запеченной с базиликом.
Калигула повернулся к рабам и вскинул свою золотую молнию. Те поспешили скинуть навес, и взорам собравшихся предстал медный бык с задранной вверх мощной головой.
Раздались удивленные возгласы. Кто-то поражался, что прославленное чудовище Фаларида слишком мало, кто-то выражал сомнение в том, издадут ли трубы достаточно громкий звук. И ни один даже в мыслях не выразил сочувствие тому, кому предстояло быть заживо зажаренным во чреве страшного изобретения.
Когда на поляну вывели Германика Гемелла, избитого, грязного, закованного в цепи, шквал негодования обрушился на него со всех строн. Все, как один, сыпали на его голову проклятия и пожелания гореть в Тартаре вечно.
Юноша шел, высоко подняв голову и ни на кого не обращая внимания. Его гневный и презрительный взгляд был устремлен только на Калигулу. Стражник грубо толкнул его в спину острием копья, принудив опуститься на колени, затем копьем же заставил распласться на траве перед золотым солиумом. Калигула поднялся с места.
– Да свершится суд над подлым заговорщиком и гнусным отравителем, который, подобно змее, обманом вполз в мое окружение!
Германик вызывающе поднял голову.
– Ты – узурпатор! Убийца моего дяди и брата!
Золотая молния метко воткнулась в его рот, острым концом пронзив насквозь язык.
– Умолкни же навсегда, проклятый самозванец! – вскричал цезарь. Кровь хлынула изо рта юноши, он замычал от страшной боли. Мессалина улыбнулась и сжала руку Клавдия.
– Я бы сама… – еле слышно прошептала она.
Один из рабов распахнул в боку быка небольшую дверцу.
– Добро пожаловать! – издевательски крикнул Калигула, и стражники потащили Гемелла к чудовищу. Он громко мычал и сопротивлялся. Возбужденные гости подались вперед, предвкушая невиданное зрелище.
Юношу грубо запихнули внутрь быка, и дверца захлопнулась, заглушив вопли обреченного.
– Несите огонь! – потряс Калигула окровавленной молнией.
На сложенные штабелем дрова рабы высыпали горящие угли из жаровни.
– Наш брат мог бы и сам зажечь эти деревяшки, метнув свою божественную молнию, – язвительно прошептала Агриппина на ухо сестре. Та подавила смешок.
– Я хочу выразить свою признательность и благодарность Эмилию Лепиду! – провогласил цезарь, едва первые языки пламени лизнули медное брюхо. – Именно он разоблачил этого проходимца, вступившего в сговор с моим главным врагом Невием Серторием Макроном. Малодушный предатель покончил с собой после неудачной попытки к бегству, умертвив перед этим свою жену. Их тела уже выброшены на Гемонию на всеобщее обозрение и поругание.
Польщенный Лепид улыбался, слушая похвалы, несущиеся со всех сторон.
– Ты – мой герой, – Агриппина обвила его шею руками, желая поцеловать, но Агенобарб заплакал, и это сделала за нее Ливилла, сказав ему те же слова.
Вителлий опять зевнул, наблюдая за языками пламени, лижущими брюхо быка.
– Не сработает, могу поспорить, – обернулся он к Эмилию. – Этому быку лет шестьсот. Неужели цезарь считает, что устройство еще исправно? Кого-нибудь в нем жгли уже?
Лепид равнодушно пожал плечами.
– Я и спорить не буду, – произнес он. – Главное, чтобы этот гнусный выродок сдох. А услышу я или нет его предсмертные вопли, не имеет значения.
– А я бы послушала, – мечтательно проговорила Агриппина.
В этот миг раздалось низкое утробное мычание. Девушки взвизгнули от неожиданности. Все гости замерли, прислушиваясь. Калигула опять потряс молнией, довольно улыбаясь. Его вызолоченная накладная борода сползла набок.
Опять послышалось мычание, и столько в нем было боли и тоски, что сердца у присутствующих сжались от ужаса. Огонь полыхал все жарче, охватывая бока медного зверя.
– Эти звуки слаще любой музыки, – довольно засмеялся Калигула. – Превосходное развлечение, не правда ли, Вителлий?
Луций с трудом нашел в себе силы согласно кивнуть.
И в этот миг случилось непредвиденное. Послышался легкий треск нагретой меди, который вдруг усилился, и бык неожиданно треснул по швам и развалился на части. Гости разразились воплями, когда из чрева быка вывалилось полуобугленное тело.
Ливилла осела в обмороке, а Агриппина крепко прижала к себе сына, глядя на это жуткое зрелище. Кожа Германика являла собой единый красный волдырь, волосы сгорели, обнажив череп, глаза вытекли от сильного жара, но он был все еще жив.
В наступившей тишине все ясно расслышали его протяжный стон. Внезапно Мессалина разразилась громким, истерическим смехом. Все повернулись к ней, а она продолжала хохотать, невзирая на текущие по щекам слезы. Клавдий поспешно толкнул ее в бок, но смех ее оказался заразительным, и скоро уже все вокруг хохотали. Даже Калигула утирал лицо накладной бородой.
– Ай да бык! А меня уверяли, что он надежен! – сказал он. – Добейте его, что ли!
Стражники кинулись было исполнять приказ, держа мечи наперевес, но цезарь вдруг остановил их.
– А может, нам стоит восполнить испорченное развлечение? – спросил он у гостей. Все недоуменно посмотрели на цезаря. – Привязать его к дереву! Мы будем кидать дротики! Тот, кто поразит его насмерть, получит в награду золотую чашу!
Рабы бросились к стонущему Гемеллу и привязали его к столетнему платану, растянув в стороны руки и ноги.
– Цезарь, – кричала Мессалина посреди всеобщей сумятицы, когда мужчины разбирали пук дротиков, – позволь и мне отомстить за смерть отца!
Калигула милостиво улыбнулся ей и протянул свою золотую молнию.
– Что ж, Мессалина! Тебе начинать!
Валерия поцеловала молнию, подошла поближе, привстала на цыпочки и размахнулась. Бросок, и золотая молния закачалась, воткнувшись в сожженный дотла пах. Германик исторг громкий вопль, и в него полетели дротики со всех сторон. Стон долго звенел на одной ноте, но вдруг стих.
Калигула взмахом руки прервал забаву и замер, прислушиваясь, жив ли Германик.
– Смотри, сынок, дядя стал похож на ежика, – послышался голос Агриппины. И все рассмеялись этой шутке.
– Пора заканчивать! – Калигула протянул меч Лепиду, и тот одним движением перерезал Гемеллу горло.
– Долго же он цеплялся за свою никчемную жизнь, – с усмешкой сказал Эмилий.
– Бросить его на Гемонию! Пусть его участь станет предостережением для всех, кто вынашивает злобные замыслы! – приказал Калигула, размахивая накладной бородой. – Вам всем предназначено жить в тени моего величия! И горе тому, кто посягнет на римского бога!
Гордо задрав голову, цезарь пошел прочь. Утро, полное ярких впечатлений, должно было принести за собой не менее приятный день. Сегодня он собирался объявить в курии о возобновлении процессов об оскорблении величия. Пусть содрогнется сенат и народ римский!
Гости потянулись следом за ним во дворец, и каждый про себя обдумывал, какие дела его ожидают. А вечером должны были состояться скачки в Большом цирке, сразу после звериной травли и гладиаторских боев.
Жизнь в Риме вошла в привычное русло праздности и развлечений.
Примечания
1
Согласно древней греческой и римской традиции для обозначения дней недели существовали планетарные имена.
2
Наемная плакальщица.
3
Римская богиня, покровительствующая новобрачным. Ее статуи помещали в брачные покои.
4
Богиня мудрых советов в древних римлян.
5
Будущий император Гальба.
Зигфрид Обермайер«Калигула»
Калигула, или Сапожок, — так прозвали его солдаты, когда он трехлетним мальчиком важно прогуливался в больших солдатских сапогах по военному лагерю своего отца. Чудом удалось младшему сыну Германика пережить бесчисленные интриги и покушения, жертвами которых пали все его родственники. Теперь, после смерти защитницы, матери императора, судьба Калигулы казалась предрешенной. Но семнадцатилетний внук императора отправляется на Капри и втирается в доверие к Тиберию. День ото дня старик все больше проникается мыслью, что именно внук мог бы стать его преемником. В конце концов в марте 37 года н. э. это случилось: почти восьмидесятилетний старец умирает (не без помощи Калигулы), и Гая Юлия Цезаря Германика провозглашают императором. Начинается время господства порока, пыток и страшных смертей…
ПРЕДИСЛОВИЕ
Спустя час после полуночи над Сабинскими горами начала собираться гроза. Последние сентябрьские дни были необычно жаркими, и Рим томился под нещадными лучами солнца, как под раскаленной крышей. Но в эту ночь с Адриатики подул прохладный ветер и принес грозовые тучи, которые висели на вершинах гор, пока их не подхватило штормовыми порывами с моря и не отогнало в Тиберталь. Отдаленные раскаты грома быстро приближались, и вот уже огненные языки молний лизали Моне Пинчиус, а гром стал оглушительным.
Император внезапно проснулся. Лишь к полуночи он лег в постель совершенно пьяный и заснул, но теперь, при ослепительных вспышках молний и раскатах грома, от сна и похмелья не осталось и следа. Со своим страхом перед грозой он ничего не мог поделать, хотя убеждал себя, что здесь, на Палатине, он был в полной безопасности, как на Олимпе, и, даже если бы молния попала в крышу, вокруг достаточно храмов и дворцов, где бы он мог укрыться.