Прэтт, ведущий ученый в Морской лаборатории Моута, посвятил большую часть своей сорокалетней карьеры изучению размножения акул, причем последние 24 года он пытается разгадать, как размножаются акулы-няньки, потому что, по его словам, «они могут ответить на мои вопросы и поведать свою историю лучше, чем другие акулы». Однако в своих исследованиях Прэтт ни разу не добирался до Тортугас, пока не сдружился с Джеффри Кэррьером и не узнал, что это популярное место размножения акул-нянек.
Получив докторскую степень в Университете Майами, Кэррьер решил остаться во Флориде изучать популяцию акул в Южной Атлантике и основал образовательную программу для подростков – «Морской лагерь» (Sea Camp), где любознательные ребята могли изучать морскую жизнь архипелага Флорида-Кис. Кэррьеру пришла в голову мысль организовать эту программу, когда он заметил группу небольших островов в ста километрах к западу от Ки-Уэста – Драй-Тортугас.
Кэррьер уселся в лодку и отправился на мелководье Тортугас. Там он заметил множество акул. Они определенно были там неспроста. Кэррьер был в этом уверен. Через бинокль он разглядел на поверхности пузырящуюся смесь белой пены, синей воды и чего-то похожего на акульи хвосты. Он включил мотор, чтобы подобраться поближе, но к моменту его прибытия вся кутерьма уже окончилась. Подобные явления повторялись время от времени, и Кэррьер даже начал бояться, что никогда не разгадает, что же делали эти акулы.
Как-то раз ему удалось заметить поблизости акулу, мечущуюся во взбаламученной воде. Кэррьер предположил, что эту акулу задела чья-то лодка. Он стал разглядывать воду. Пока он пытался идентифицировать акулу, он понял, что на самом деле это были две акулы – одна на другой. Акулы не были ранены. Они занимались сексом.
Насколько было известно Кэррьеру, людям до этого ни разу не удавалось наблюдать этот интимный момент вблизи в дикой природе. Конечно, ученые видели, как акулы спариваются в аквариумах, что дало им базовое представление о половом поведении этих рыб, но некоторые важные вопросы все еще оставались без ответа. «Большая часть исследований того времени лишь строила предположения о половом поведении акул, – объяснил мне Прэтт. – Это было в конце 70-х, и мы ничего тогда не могли с этим сделать».
Кэррьер пригласил Прэтта посетить место спаривания акул на Драй-Тортугас. В первый раз путешествие прошло впустую, но Кэррьер повторил приглашение и на будущий год. На этот раз удача повернулась к ним лицом: им удалось увидеть пятьдесят спариваний. Акулы крутились и переплетались друг с другом, окрашивая в белый цвет светло-зеленое мелководье. «Когда мы в первый раз прыгнули в воду, то даже не представляли, чего ожидать, – говорил Кэррьер. – Мы были на глубине около метра, а когда поплыли в этом облаке поднятого осадка, то оказались лицом к лицу не с двумя акулами, а где-то с восемью».
Поскольку акулы превосходили их численно в четыре раза, ситуация складывалась явно не в пользу молодых ученых. Однако они быстро поняли, что акулы представляли друг для друга куда больший интерес, чем люди.
Когда Прэтт стал изучать совокупляющихся акул, он обнаружил, что самцы развили кооперативное поведение. Самцы вместе выгоняют самку на более глубокое место. Чтобы зацепиться за самку во время полового акта, самец использует зубы. Прэтт показал мне фотографию самки синей акулы, которую он сделал во время погружения в клетке. Акула была достаточно небольшой – около полутора метров или чуть больше: весьма скромные размеры по меркам этого вида. Примечательными в ней были только многочисленные следы зубов на спинном плавнике. «Такова суровая любовь синих акул, – сказал он. – Однако мне также удалось выяснить, что у самок шкура в три раза толще, чем у самцов: так они приспособились к подобному поведению самцов в ходе эволюции».
Затем Прэтт показал мне видеозапись спаривающихся акул-нянек, сделанную им во время одного из последних путешествий на Тортугас. «Сперма проходит в птеригоподии и выбрасывается благодаря гидравлическому действию сифонных мешков самца. Эти анатомические подробности очень интересны любителям подобных вещей вроде меня, – сказал он. – Затем сперма проходит через матку и у некоторых видов сохраняется в особой модификации скорлуповой железы для последующего оплодотворения. Так происходит не у всех акул, но у многих. Самка может сохранить сперму и завести детей, когда ей будет удобно. Когда она будет готова, а ее печень будет заряжена, как хороший аккумулятор, она оплодотворит саму себя».
В зависимости от вида акулы могут производить на свет детенышей тремя различными способами. Часть акул яйцекладущие – они откладывают яйца, как и многие другие виды рыб. Этим акулам рождение детей дается легко. Из клоаки выходит черное яйцо в виде кошелька, в котором содержится эмбрион акулы. У этого «кошелька» есть крючки, при помощи которых он прикрепляется к чему-нибудь на морском дне – например к бурым водорослям или морской траве. Через несколько недель детеныш акулы вылупляется. Во всех уголках мира на пляжах нередко можно найти оставленные яйца. Другие виды акул, например тигровые и большие белые, – яйцеживородящие. Это значит, что яйцо остается внутри самки, но мальки рождаются живыми. Поскольку эти акулята питаются за счет веществ, содержащихся в яйце, они рождаются без пуповины. Третий способ – это живорождение, когда самки вынашивают детенышей, как люди: здесь есть и плацента, и пуповина, которые позволяют матери осуществлять питание малышей из собственного кровотока. Таким способом появляются на свет акулы-молоты и тупорылые акулы.
Потом Прэтт взял изображение желточного мешка и желточного протока яйца акулы. «Это эмбрион акулы. Ему семь или восемь дней». Он стал показывать мне различные части эмбриона: «Это жабры. Здесь, вероятно, появится глаз. А это хвост. Эмбрион удивительно похож на человеческий».
Я вынужден был согласиться. Он действительно был очень похож. Я ушел из кабинета Прэтта с огромным количеством новой информации. Шло время, но я не мог выкинуть эмбрион акулы из головы. У меня в ушах постоянно звучала фраза: «Онтогенез повторяет филогенез»[36]. В утробе все животные проходят через одни и те же фазы развития[37]. Если заглянуть достаточно далеко, у всех нас обнаружится общий предок вроде акулы. Кто-то скажет, что в основе буддизма лежит постулат, что все животные взаимосвязаны и имеют общее космическое происхождение. После разговора с Прэттом я стал вспоминать уроки биологии в старших классах, когда нам показывали изображения человеческого эмбриона на разных стадиях развития. У человеческого эмбриона в начале развития имеется рыбий хвост, пугающе напоминающий акулий на той же стадии. По словам Прэтта, мы все развиваемся по общей схеме, видовые различия проявляются позже.
Мне захотелось самому увидеть брачные игры акул-нянек и других видов, благо места их свидания находились всего в полутора сотнях километров от меня. Я отправился к другу и соратнику Прэтта, Джеффри Кэррьеру. Кэррьер работает в Ки-Уэсте, до его кабинета ехать было недолго. Там он рассказал мне о своем опыте изучения сексуальной жизни акул, а потом я и сам отправился на Тортугас.
Я помог Кэррьеру отвязать его пятиметровый катер, и мы покинули светло-зеленую бухту Ки-Уэст, такую чистую, что казалось, катер скользил по жидкому стеклу. Мы вглядывались в тени, пробегавшие по дну. Стоя у руля, Кэррьер объяснял мне важную взаимосвязь мангровых деревьев – аборигенных растений Флориды – и морской жизни. Во Флориде насчитывается примерно две тысячи квадратных километров мангровых лесов, и они вносят большой вклад в экономическое и экологическое здоровье южной прибрежной зоны штата. Благодаря многочисленным толстым корням манграм удается закрепиться в грязи. Это одно из немногих растений, процветающих в соленой среде. Они получают пресную воду из морской воды, выделяя избыток соли при помощи листьев. Некоторые мангры также блокируют всасывание соли через корни. Над корнями и толщей воды простираются заросли ветвей. Их длина может достигать тридцати метров над уровнем воды. У них плотно сидящие маленькие зеленые листочки, а прибрежные птицы часто используют их для гнездовья.
Во многих странах мангровые леса выкорчевывают, чтобы освободить место под рыбные пруды. На Филиппинах, к примеру, 50 % мангровых лесов превратилось в места для разведения креветок для международного коммерческого использования. Я спросил Кэррьера, что будет, если и здесь, во Флориде, мангровые леса вырубят ради разведения рыбы. Он ответил: «Без здоровых мангровых лесов любительское и промышленное рыболовство во Флориде резко упадет».
Основное преимущество здоровых экосистем мангровых лесов заключается в том, что здесь гнездятся и выращивают птенцов местные птицы и размножаются прочие представители фауны – в воде и над водой, как среди корней мангровых деревьев, так и в их ветвях. Но это не единственный плюс мангровых рощ. Помимо этого, они способствуют переработке питательных веществ в прибрежных водах. Когда деревья сбрасывают листья, те падают в воду и разлагаются бактериями и грибами. После этого остатки минеральных веществ снова оказываются доступны пищевым цепочкам, от планктона до морских животных. Корни мангровых деревьев служат ловушкой не только чисто физически: многие морские организмы используют корни как место, куда можно прикрепиться, и, закрепившись, фильтруют воду, улавливая и возвращая в систему питательные вещества, что дает жизнь деревьям и другой растительности, и цикл начинается заново. Мало того, экосистемы, расположенные неподалеку – заболоченные участки суши, солончаки, подводные морские луга, – тоже получают пользу от мангровых лесов. Благодаря приливам и отливам питательные вещества из мангровых лесов вымываются в окружающие их воды. Это означает, что мангры дают огромное количество пищи самым разным морским обитателям, даже весьма крупным рыбам вроде тарпонов, ставрид и красных горбылей.