[44]. На ее пятнистом коричнево-белом панцире играли солнечные блики.
Я поплыл параллельно дну. Из рифа выскакивали различные рыбы-губаны – сигарообразные рыбины, опоясанные ярко-синими, желтыми и пурпурными кольцами. Желто-голубой губанчик отважно нырнул прямо в жабры большого коричневого групера, чтобы покормиться там паразитами и другими образованиями, выросшими в жаберных щелях. Я попал на крупную станцию очистки, пользующуюся популярностью у местных рыб. Станции очистки – это рифы, где пелагических рыб, совершающих длинные заплывы, встречают рыбки, очищающие их от паразитов: это некое подобие придорожной мойки автомобилей. 15-сантиметровые губанчики – едва ли не самые живописные рыбы в океане: у них специализированные рты, которые приспособлены для хватания, отрывания и поедания усоногих рачков, паразитов и прочей мелкой живности, накопившейся на животных, бороздящих океаны. У этих рыб существуют 3–4-часовые рабочие смены: они обслуживают около 2 тысяч клиентов в день [1]. Обычно такая яркая раскраска может привлечь нежелательное внимание, но в данном случае это знак для грязных, усталых путешественников, что они добрались до нужного места. Такие взаимоотношения полезны и для пелагических рыб, которые очищаются от паразитов, готовясь к следующему заплыву, и для губанов, питающихся таким образом. Мимо проплыл тихоокеанский скат-манта – крупнейший из всех скатов, с крыльями-плавниками, словно бы сотканными из гигантского черного полотна, отороченного белым. Опоздав на чистку, он лениво плавал взад-вперед, вовсе не опечаленный своей медлительностью. К нему подплыло несколько губанчиков, и скат перестал взмахивать плавниками, словно переходя на нейтральную передачу и останавливаясь. Губанчики принялись за дело.
Я остановился полюбоваться одним из рифов, сформированным величественным белым оленерогим кораллом, цилиндрические ветви которого доходили в длину до двух метров. Казалось, я смотрю на стену, увешанную оленьими рогами, прикрепленными к деревянным табличкам. Несложно было догадаться, за что коралл получил свое название. Направившись к небольшой щели в коралле, я столкнулся лицом к лицу с морской ласточкой. Эта рыбка сантиметров двенадцати в длину, конечно, не так интересна, как акула, но тот образчик, что находился сейчас передо мной, был просто великолепен. Мелкие светящиеся точки добавляли голубой рыбке фиолетовый оттенок. Она царила на рифе, повелевая своей вселенной и питаясь зоопланктоном. Вид у нее и впрямь был величественный. Не обращая внимания на разницу в размерах между нами, рыба бросилась на меня. Я уклонился от столкновения – она победила.
Продолжая исследование рифа, я проплыл над гигантской тридакной, самым крупным видом моллюсков в мире, достигающим длины более одного метра и массы более 200 килограммов. Ее мягкая мускулистая мантия, расположенная между створок, была ярко-фиолетового цвета. Меня предупреждали заранее об опасности попадания ноги между створками, которые схлопываются очень быстро.
Акул так и не появилось, зато вокруг рифа плавали стайки ярко окрашенных рыб-хирургов. Они питаются водорослями, растущими на скалах, помогая поддерживать состояние рифа. Каждый вид рыб-хирургов отличается своей уникальной окраской. У синих хирургов[45] туловище ярко-синее, с темно-синими пятнами по бокам, как у Дори из мультфильма «В поисках Немо». У носорогов оранжевоиглых Naso lituratus спина имеет кричащую оранжевую расцветку. Однако у всех рыб-хирургов, независимо от цвета, есть общая черта – горизонтальный скальпелеобразный шип[46] на хвостовом стебле, мощное оружие, всегда готовое к бою. Этот шип может достигать 5 сантиметров в длину, он очень острый. Резкий укол может ранить другую рыбу или ныряльщика. К счастью, мне удалось этого избежать[47]. Продвигаясь между стремительно растущими стенками рифа метрах в восемнадцати от поверхности воды, я чувствовал себя, как на Пятой авеню в тени высящихся офисных зданий. Величественный, живой и дышащий коралл состоит из крошечных полипов[48], у которых посреди тела расположен рот, а вокруг него – щупальца, улавливающие пищу из воды. Каждый полип имеет в диаметре лишь несколько миллиметров, а в длину насчитывает пару сантиметров. Скелет живых существ может быть внутренним, как у человека, или внешним, как у цикад. Если говорить о полипах, то у них внешний скелет, а свои тела они достраивают при помощи содержащегося в океане карбоната кальция. Как дети, коралловые полипы растут каждый день. Однако темп их роста – 0,5–2,5 сантиметра в год, так что полипам требуются тысячи лет на то, чтобы вырасти в коралловый риф[49].
Я наслаждался красотой коралла и великолепием строительных работ, двигаясь по различным улицам и авеню подводного города. Посмотрев направо, свернул налево, на «бульвар», и наткнулся, как турист на местного, на трехметровую рифовую акулу, скрывавшуюся в подводной пещере. Я уплыл оттуда как можно быстрее, надеясь, что акула каким-то образом меня не заметила. Однако быстро понял, что моя неуклюжесть все же привлекла ее внимание. Акула покинула пещеру и поплыла в моем направлении. Я решил, что она меня преследует, но тут она начала плавать кругами и, завершив второй круг, медленно опустилась на песок. Я понял, что прервал сон акулы и что ей больше хотелось отдохнуть, чем откусить кусочек от непрошеного гостя.
Ученые пока не знают, действительно ли акулы спят, но их активность определенно зависит от времени суток. Рифовые акулы обычно более активны ночью, а днем отдыхают. Эта трехметровая рыбина вполне могла бы преподать мне урок и отучить прерывать чужой сон. Но вместо этого решила просто наплевать на какого-то примата и вернуться к дневной дреме. Я только что чуть не столкнулся с акулой – и остался цел и невредим.
Постепенно я вернулся к группе и начал медленно всплывать на поверхность, прилежно выдыхая, чтобы освободить легкие от сжатого воздуха из кислородного баллона. Солнечный свет превращал пузырьки, которые выпускали на поверхность воды аквалангисты, в цепочку голубых жемчужин. Увы, мое погружение закончилось, но из воды я выходил в хорошем настроении, насладившись красотой рифа, с которой мало что на планете может сравниться. Это величественный подводный собор, который нужно сохранить и защитить любой ценой, иначе он обратится в руины.
Жизнь на планете зависит от организмов, получающих энергию от Солнца и преобразующих ее в пищу. Это ключевое звено пищевой цепочки, обращающее солнечный свет в плоть и кровь. Основанием пищевой цепочки в море служит фитопланктон – свободно плавающие одноклеточные водоросли и цианобактерии, которые улавливают солнечную энергию и посредством фотосинтеза преобразуют питательные вещества и двуокись углерода в органические соединения. Хотя фитопланктон почти невидим, на него приходится почти 90 % биомассы океана.
Преобладающие формы фитопланктона – диатомеи (группа водорослей со «скелетом», состоящим из диоксида кремния) и другие водоросли. Видов диатомей насчитывается более 20 тысяч. Поскольку они состоят из кремния, то прозрачны; часто их называют «водорослями в стеклянных домиках». Фитопланктон – в прямом смысле морская «трава»; это основной производитель органического углерода, который требуется для выживания всем животным в пищевой цепи океана. Кроме того, фитопланктон производит более половины кислорода, которым мы дышим.
На следующем уровне морской пищевой цепочки находится зоопланктон – животные, питающиеся в изобилии плавающим по поверхности океанов фитопланктоном. Микроскопический зоопланктон, веслоногие рачки, которые, по мнению ученых, являются наиболее многочисленным видом животных на Земле, – основные потребители диатомей и более крупного фитопланктона. И фитопланктон, и зоопланктон имеют очень малые размеры и составляют основание пищевой пирамиды. На следующем ярусе становится интереснее: здесь представлены уже видимые невооруженным глазом группы организмов. Выше зоопланктона в пищевой цепочке находятся мелкие плотоядные рыбы – сардины, сельдь, менхэдены[50], барракуды, груперы и рифовые окуни. Основной принцип жизни в океане прост: большая рыба поедает мелкую. Другие крупные организмы – зеленые черепахи и ламантины – питаются морской травой, растущей у берега[51]. Среди других травоядных – рыбы-хирурги и рыбы-попугаи, поедающие водоросли у коралловых рифов.
Крупные хищники на вершине океанической пищевой цепочки представлены особями с плавниками (акулы, тунец, дельфины), перьями (пеликаны, пингвины) и ластами (тюлени, моржи). Хотя эти сверххищники имеют крупные размеры и обладают великолепными навыками охоты, на них приходится всего 1 % всей океанической биомассы.
Очень важно понять, как функционируют рифы и какую роль в этом играют акулы. Биоразнообразие рифовой экосистемы выше, чем у любой другой на нашей планете – даже чем у тропических дождевых лесов. 25 % обитающих в море видов сосредоточено у коралловых рифов, на которые приходится менее 1 % дна океана. Большое значение имеют рифы и в других отношениях: они обеспечивают миллионы людей едой, защищают от бурь и приносят доход посредством туризма. В 99 странах, где существуют коралловые рифы, благодаря им кормятся примерно 6 миллионов рыбаков – это около четверти всех рыбаков в мире, если считать только мелкий бизнес [2].
Процесс, лежащий в основе рифовой экосистемы, лучше всего характеризуется словом «эмергентность». Эта концепция обсуждается философами и биологами еще со времен Аристотеля. Эмергентность – это самоорганизация структур и отдельных сущностей в сложные системы. Эти структуры – например рифы или дождевые леса – биологические системы, которые хотя и состоят из отдельных видов, но действуют как единое целое. Преимущество заключается в том, что члены таких структур не только пожинают плоды стабильности, создаваемой системой, но и способны коллективно отражать внешние угрозы. Эмергентное поведение возникает благодаря простым и спонтанным взаимодействиям между составляющими элементами. Оно начинается со способности отдельных элементов работать вместе внутри крупной системы. Даже без общего контроля такие системы способны работать как единое целое. Примером тому стаи птиц, колонии муравьев и пчелиные ульи. Риф – идеальный пример эмергентной системы, поскольку он развивается и процветает благодаря взаимосвязанной сети живых существ, которые по отдельности поддерживают существующую структуру на всех четырех уровнях морской пищевой цепочки. Риф растет и обновляется сам по себе – без какого-либо живого существа, ответственного за руководство этими операциями. Концепция эмергентности объясняет, как рифы выживают вот уже несколько миллионов лет. Система в целом оказывается больше своих отдельных частей,