дцатого года, положение отнюдь не критическое, большевики еще не стали абсолютными властителями умов. Нужна альтернатива! И это может быть только монархия! Только ее, только самодержавие можно противопоставить диктатуре пролетариата!
– Есть мнение, что народ устал от монархии, – возразил архиепископ.
– Народ устал не от монархии, а от слабого монарха! Прости, Маша, но это так… – Николай посмотрел на великую княжну. Та только кивнула головой.
– Вера в доброго, а по сути – сильного царя, – продолжил Николай, – будет сильна в народе и спустя сто лет. Когда люди через голову местных органов власти обращаются с жалобами непосредственно к главе государства – это менталитет! Вот приедет барин, барин нас рассудит!
– Вы хотите противопоставить большевистскому вождю равнозначного лидера и считаете, что им может стать Мария Николаевна?
– Да!
– Почему?
– Потому что более никто из Романовых для этой роли не годится. Извините меня за цинизм, но она молода, красива, умна, обладает достаточно решительным характером, наконец, она никак не замешана в различных злоупотреблениях, которые вменяют в вину многим членам императорской фамилии. Она чудом избежала смерти! В глазах многих она, простите меня за богохульство, почти святая!
– Да, – задумчиво произнес архиепископ, глядя на залившуюся краской великую княжну, – ореол мученичества, да.
Он помолчал, не сводя с нее взгляда.
– А вы, Мария Николаевна, готовы взять на себя такую ношу?
– Готова, – тихо ответила Маша, – но мне очень страшно. Если бы не Коля, если бы его не было рядом…
– Ну, не боятся только дураки, – усмехнулся отец Сильвестр, – что же касается Николая, то я надеюсь, что он и далее будет подле вас.
Архиепископ надолго задумался, устремив взгляд в окно.
– Вы заявили, Мария Николаевна, что не признаете отречения государя, так?
– Так.
– Тогда в чем ваши сомнения? Трон пустовать не может! Король умер, да здравствует король!
– Мы думали о чем-то вроде престолоблюстителя или регента, во всяком случае, до завершения Гражданской войны. Тогда можно было бы созвать Земский собор…
– Какой Земский собор, какой престолоблюститель? – удивился отец Сильвестр. – Престолоблюститель – это у нас, у церкви. Престолоблюститель патриаршего престола называется. До тех пор, пока не изберут нового патриарха, так сказать, исполняющий обязанности. Земский собор собирают при смене династии. Вот когда избирали нового царя в начале семнадцатого века, собирался Земский собор. Что же касается регента, то при пустом троне какой регент? Регентом была, например, царевна Софья при малолетних государях Иване и Петре, должна была стать Екатерина Великая при Павле, но не стала, предпочла царствовать сама.
– Так что же нам делать? – растерянно произнесла Маша.
– Давайте разбираться, дети мои, – вздохнул архиепископ и строго взглянул на Машу, – только без слез.
– Хорошо, – прошептала она.
– Наследник-цесаревич Алексей Николаевич, царство ему небесное, был бы жив, унаследовал бы отцу своему государю императору Николаю Александровичу, царство ему небесное, без всяких там Земских соборов, верно?
Великая княжна утвердительно кивнула головой.
– По причине смерти цесаревича наследником становится великий князь Михаил Александрович, о судьбе которого мне ничего не известно.
Архиепископ вопросительно посмотрел на Николая.
– Расстрелян в Перми еще в июне.
– Да, – вздохнул отец Сильвестр и перекрестился, – крепко взялись большевики за Романовых. Ну а следующий у нас кто?
– Великий князь Кирилл Владимирович, – ответила Маша.
– Это который женат на своей кузине?
– Да. Государь простил его.
– Ничего у него не выйдет. То, что покойный государь его простил, важно, конечно, но недостаточно. Церковь его брак не признала и не признает. Это противу всех правил!
– Значит, права на престол он теряет? – спросил Николай. – К тому же он уехал за границу.
– Тем более, – согласно кивнул архиепископ. – И он теряет, и его дети.
– Следующие – его братья, – сказала Маша, – Борис, потом Андрей. Но где они, я не знаю.
– Если мне не изменяет память, где-то на Северном Кавказе, с матерью и любовницами. Но точно не помню. Сидят и не высовываются. Нескольких великих князей расстреляли в Петрограде, это я помню точно, но кого именно, не скажу. Тем не менее их еще осталось много как грязи… Николаевичи, Константиновичи разные…
– Эк вы их непочтительно, – усмехнулся архиепископ, – сразу чувствуется, что не нашего времени вы человек. Осторожней надо быть.
– Стараюсь, – буркнул Николай.
– А в общем вы правы. Императорская семья большая, и мужчин, имеющих права на престол, немало. Только вот где они? Кто-то в руках большевиков, с них спросу нет, но кто-то уже покинул Россию, кто-то остался, но никак себя не проявляет. Одно дело после февраля – чего ж было протестовать против того, что сами и сотворили. Но после большевистского-то переворота прошел уже год, и я не слышал, чтобы хоть кто-то из членов императорского дома воззвал к народу, призвал к борьбе с большевиками, поучаствовал в ней! Вам что-нибудь известно?
– Я точно знаю, что в настоящий момент в Крыму находятся вдовствующая императрица Мария Федоровна с дочерями, великие князья Николай Николаевич, Петр Николаевич и Александр Михайлович.
– И что?
– И ничего. Немцы предложили Николаю Николаевичу российский престол в обмен на подписание Брест-Литовского договора. Он отказался.
– Ну, тут он прав!
– Конечно, но в остальном – полная безынициативность! Что же касается Марии Федоровны, то она заявила о своем отказе в участии в политической деятельности. Мол, Романовы не должны участвовать в Гражданской войне!
– Интересная точка зрения, – усмехнулся архиепископ, – нагадили – и в кусты! Извините, Мария Николаевна, к вам это, разумеется, не относится. К единственной, пожалуй.
Архиепископ задумался, нахмурив брови, а затем, разведя руками, произнес:
– Мне кажется, что полное самоустранение членов императорской семьи мужского пола от участия в политической жизни России если и не лишает их права претендовать на престол, то дает такое право и женщинам, в частности Марии Николаевне как единственной уцелевшей наследнице последнего императора.
– Но ведь они смогут впоследствии оспорить мое решение, – возразила великая княжна.
– Могут, – согласился архиепископ, – юридически могут. И тут уже многое будет зависеть от тебя, дочь моя, от той поддержки, которую ты сможешь получить у народа. Если народ не захочет, то и свергнуть тебя никто не сможет.
– Вашими бы устами… – вздохнула Маша.
– При чем здесь мои уста? Это объективная реальность, которой вы следуете уже сейчас. Я внимательно слежу за твоими действиями, дочь моя. Да-да, не удивляйтесь! И осведомители у меня есть, и многие из тех, с кем ты общалась в последнее время, идут ко мне исповедоваться. Скажите, встречи преимущественно с военными – это случайность или вы так планировали?
– Планировали, – ответил Николай. – Первую скрипку в Омске, да и вообще в Сибири, сейчас играют военные. Гражданская администрация, та же Директория, власть имеет чисто формально, до тех пор, пока ей позволяют ее иметь.
– Верно подмечено, – усмехнулся отец Сильвестр, – и действуете вы правильно. А вот объясните мне, почему сейчас для вас столь необходима поддержка офицерства и казачества, а остальными можно и пренебречь?
– Пока пренебречь, – поправил архиепископа Николай, – а остальное все просто; я думаю, вы это отлично знаете. Рабочего класса в Сибири и на Дальнем Востоке практически нет, так, крохи. Крестьянство – зажиточные старожилы, народ степенный, обстоятельный, религиозный и патриархальный, одно слово – чалдоны. Резких телодвижений они не любят, в том числе и смену власти. Большевики им по барабану – земля у них есть. Главное, их не трогать. Вот и выходит, что наиболее активная часть населения – это бежавшее от большевиков и выступившее против них офицерство и казачество, еще более зажиточная, чем старожилы, часть населения Сибири, которая законно опасается за свои привилегии и землю. Наиболее проблемная часть населения – переселенцы-новоселы, особенно последней волны, приехавшие в шестнадцатом-семнадцатом годах и не получившие никакой земли. Вот они-то – питательная среда для большевистской пропаганды, за них еще надо будет бороться.
– Как?
– Для начала хотя бы восстановив процесс выделения им наделов и выплат хоть каких-то подъемных на обустройство. Они приехали сюда, за тысячи верст, за землей, многие готовы ждать, но их тревожит неопределенность. Если же добрая императрица начнет, хотя бы начнет, давать землю и заниматься их проблемами, то они – наши! Русский народ достаточно инерционен, я уже говорил про веру в доброго царя. Зайдите в любую избу, и вы увидите портреты членов императорской фамилии, и это спустя почти два года после отречения.
– А у тебя я не видела… – Маша повернулась к Николаю.
– Ну, дорогая моя, у нас полгода была советская власть с далеко не самыми адекватными ее представителями во главе. Я думаю, ты на этих особей насмотрелась. Вот и поснимали фотографии со стен от греха. А в сундуке у мамы на крышке наклеены фотографии Александра Третьего и Марии Федоровны, по-моему, сразу после коронации. Твою бабушку моя мама особо привечала, говорила, что они с ней одного поля ягоды.
– Как это? – изумилась Маша.
– Маленькие обе, не заметила?
– Точно, Пелагея Кузьминична ростом совсем как бабушка! – рассмеялась Маша.
Архиепископ молча улыбался в бороду, наблюдая за молодыми людьми и в особенности за великой княжной. Смех делал ее совершенно очаровательной.
«Проста, естественна, – думал он, – а это нравится людям!»
– Вот мама и говорила, – продолжил Николай, – мол, росточку маленького, а каких мужиков огромадных приручили.
– Да, действительно, Петр Иванович ростом с дедушку, только в плечах поуже! – снова засмеялась Маша, а потом, вновь став серьезной, обратилась к архиепископу: – Ваше преосвященство, мне, наверное, нужно будет провозгласить манифест?