Едва «Диана» осталась за кормой, я отдал приказ на погружение. Теперь всплывать мы будем только в Беринговом проливе, на самом Северном Полюсе и в Датском проливе, отделяющем Исландию от Гренландии. А дальше, как говорится, по обстановке.
13 июля 1904 года, утро. Харбин, Железнодорожный вокзал.
Великий князь Михаил Александрович.
Стоя на перроне Харбинского вокзала, Великий князь Михаил вспоминал того Мишкина, который четыре месяца назад, 15 марта, отправлялся в путешествие с Николаевского вокзала славной столицы Российской Империи, иначе еще именуемой Северной Пальмирой. Ему, нынешнему, хотелось взять того беспутного шалопая да тряхнуть его хорошенько, чтобы скорее брался за ум. Но не протянешь же руку за четыре месяца назад и не достанешь того себя железной рукой… Главное, что ЭТОТ Великий князь Михаил Александрович совсем не тот, что раньше. Сейчас казалось, что ему не двадцать шесть лет, а вдвое больше. Эта война приняла его в свои объятья, закалила, превратила из избалованного мальчика во взрослого мужчину и теперь выплевывает обратно, на горе обсевшим российский престол жирным котам из нынешней элиты. Недаром же кузены Владимировичи, едва узрев этого нового Михаила, уставились на него как на внезапно явившегося им пришельца с Марса.
Сам он воспринимал это превращение как что-то должное, ибо все изменения, происходящие с его натурой, были постепенными и естественными, и заметить их можно было только сравнивая того «Мишкина» с этим «Михаилом Александровичем».
«А мог бы ты такой, – спрашивал он сам у себя, – принять трон вместо Ольги, впрячься в это ярмо и тащить Россию в будущее с тем же упрямым остервенением, с каким это дело делал покойный Папа?»
«Мог бы, – отвечал он сам себе, – но не как раб на галерах, как некоторые из рассказов господина Одинцова, а как викинг на драккаре, который в шторм гребет не потому, что его подгоняет бич надсмотрщика, а потому, что осознает необходимость напряжения всех сил ради общего спасения. И его товарищи рядом точно так же налегают на весло, выгребая против штормового ветра. Даже не становясь императором, я все равно впрягусь в эту упряжку и буду тащить, насколько есть сил. А если мне все-таки однажды придется занять трон (например, по причине безвременной смерти Ольги), то причастные к такому исходу об этом жестоко пожалеют. Я буду хранить свою сестру тем, что пообещаю в случае своего прихода к власти устроить всем причастным к ее гибели истинный ад на земле, и неважно кто это будет – прямые исполнители или же заказчики и выгодополучатели… Клянусь, что все это будет именно так, и не иначе, и что наши недруги еще будут сдувать с Ольги пылинки, лишь бы на их голову не обрушился я, Великий и Ужасный».
Такому взгляду на жизнь немало способствовали беседы в пути, которые Великий Князь заводил не только с капитаном Рагуленко, человеком весьма своеобразных взглядов, но и с его бойцами, бывшими контрактниками Федерации и нынешними прапорщиками Империи. Больших стратегических откровений из этих бесед едва ли можно было извлечь (по таким вопросам следовало обращаться к полковнику Новикову), но зато они показывали, какой ясный и незамутненный взгляд на жизнь исповедовали эти простые люди из будущего. Простые – это не значит глупые и необразованные; скорее они игнорировали нелепые условности и воспринимали вещи такими, какие они сесть на самом деле. Если враг не сдается, то его уничтожают, говорили они, а вор должен не гулять на свободе, а сидеть в тюрьме.
Именно поэтому, когда по приезду в Харбин навстречу Великому князю выскочил генерал-майор Хорват, главноуправляющий Китайской Восточной Железной Дороги, за которым водилось немало грешков по материальной части, Михаил обдал его таким холодом, что владыка путей и паровозов, ловкий гешефтмахер и опытный интриган моментально стушевался. Да, железнодорожный механизм КВЖД функционировал безупречно, поезда двигались строго по расписанию, а ни на самой железной дороге, ни на сопутствующих ей предприятиях никогда не случалось забастовок, так как рабочие и служащие были довольны своим начальством. Но слишком много материальных средств уходило на подмазку и притирку, благодаря чему КВЖД считалась образцом коррупционного предприятия, а о том, что Хорват и его присные воруют, не говорил только ленивый. Да Бог с ним, с Хорватом, в свою очередь СИБ доберется и до него, а пока никто не собирался, будучи в Харбине проездом, рубить сплеча топором по живому железнодорожному хозяйству. При этом никого не интересовало, что о генерале Хорвате думают два других человека, представляющих в этой компании семейство Романовых. Тут они поднадзорные, почти арестанты; и стоило кому-то из них обратиться в бегство – и сопровождающие великокняжескую компанию головорезы немедленно кинулись бы демонстрировать свою меткость.
Но вот на юге[18], показались дымы паровоза, тащащего первый эшелон, который только что прошел закругления и входные стрелки на станцию. Но это было еще немного не то, чего ждали Великие князья. В этом эшелоне находился всего лишь первый батальон бригады морской пехоты под командованием новопроизведенного подполковника Деникина. Поэтому он был направлен не на первый, а на второй путь, и после остановки поезда из вагонов (между прочем, обычных теплушек) вышли не изящные дамы и важные господа, а стали пружинисто выпрыгивать самые отъявленные головорезы, которых только можно придумать. Не обращая внимания на кучку великих князей, эта армия вооруженных монстров в черных беретах и камуфляжных мундирах, из-под которых проглядывали тельняшки, тут же разбежалась по своим делам. Одни составили оцепление дебаркадера, оттесняя в сторону толпу штатских, другие же с бачками, термосами и мешками метнулись по назначенным адресам за основными видами довольствия: кипятком, готовой кашей с питательного пункта, свежим хлебом, сахаром и табаком.
Михаил с усмешкой смотрел, как Владимировичи растерянно вертели головами, наблюдая за творящимся вокруг броуновским движением (которое только казалось таковым – на самом деле каждый солдат четко понимал свою задачу и шел к ней самым коротким путем). Каждый солдат должен знать свой маневр, говаривал генералиссимус Суворов; и эта истина остается верной не только в бою, но и в остальных случаях армейской жизни. Если солдат не понимает того, что делает, и вообще, для чего это надо – то тогда при любой попытке осмысленного действия начинается хаос, а командиры сбиваются с ног и хрипнут от крика.
Не успела улечься суета от первого эшелона, как на третий путь подошел следующий; и все повторилось сначала. И только третий поезд в колбасе составов, занявших перегон, оказался составленным из классных мягких вагонов, которые указывали, что именно тут путешествуют самые важные господа. Впрочем, солдат хватало и в этом эшелоне, а ВИП-пассажиры занимали только несколько вагонов в середине поезда. Да и было этих особо важных персон немного. Вот на перрон легко и грациозно, будто тигр из тайги, соскочил Великий князь Цусимский Александр Владимирович, вслед за тем он галантно подал руку своей теперь уже официальной невесте, которая, выйдя из вагона, сразу раскрыла над собой зонтик. Увидев Великого князя Михаила, полковник Новиков помахал ему рукой, после чего, с улыбающейся Ольгой под ручку, направился к нему навстречу – здороваться. На щеках у сестрицы горел румянец, и на ее лице застыло такое выражение, будто она хочет сказать «…смотри, какого мужика я смогла оторвать себе, Мишкин! Я так счастлива! Теперь он мой, и больше ничей!». При этом пальцы Великой княгини с такой силой вцепились в руку избранника, будто он мог вырваться и убежать. Она, видимо, тоже могла сравнивать себя прошлую и нынешнюю, и видеть благотворность произошедших изменений.
Следом за будущей императрицей и ее женихом на перроне собственной персоной появился Павел Павлович Одинцов со своей Дарьей Михайловной – сегодня та выглядела как настоящая светская дама. Впрочем, если сравнивать эту женщину с мамашей Владимировичей, так можно и задуматься, кто кого аристократичнее. Но Великий князь Михаил знал, что утонченная и воздушная внешность Дарьи Михайловны является весьма обманчивой. Эта женщина вооружена до зубов, очень опытна в убийствах ближних и дальних, а потому смертельно опасна – как плюющаяся ядом кобра. Впрочем, и эта пара, осмотревшись по сторонам, сочла необходимым присоединиться к компании Великого князя Михаила, Великой княгини Ольги и полковника Новикова.
– Доброе утро, Ваше императорское высочество, – приподняв шляпу, спросил Одинцов, – как прошел ваш автономный вояж?
– Утро доброе, Павел Павлович, – ответил Великий князь, – вояж прошел нормально. Вот они, два брата-акробата, Кирилл и Борис Владимировичи, собственными персонами, прошу любить и жаловать.
– Очень приятно, – сказал Одинцов, внимательным взглядом окидывая упомянутых, – надеюсь, на этот раз все прошло без эксцессов?
– Да нет, Павел Павлович, что вы, – отмахнулся Великий князь Михаил, – все прошло на высшем уровне. Кузены обещали быть паиньками и говорили, что они вообще больше никогда и ни за что так не будут…
Одинцов окинул обоих Владимировичей скептическим взглядом. Мол, обещала лиса, что не будет кур воровать, но верится ей с трудом. То есть, совсем не верится.
Великая княгиня Ольга заметила этот взгляд и тяжело вздохнула.
– Павел Павлович, – негромко произнесла она, – Кир и Боб действительно будут хорошими мальчиками и больше не будут позволять себе каких-нибудь нехороших штук. Это я вам обещаю. А если они будут плохо себя вести и впутаются еще в какую-нибудь грязную историю, то они жестоко об этом пожалеют, если, конечно, успеют…
– Ладно, сестренка, давай не будем о грустном, – сказал Великий князь Михаил, делая знак головорезам капитана Рауленко, чтобы те отвели своих подопечных в специальное купе – такое же, как у остальных ВИП-пассажиров, только с решетками на окнах и намертво запирающейся дверью.