завтра нет. Исправить ситуацию быстро тут невозможно, разве что вводить квоту – например, на женщин-делопроизводительниц или женщин-адвокатов, но это путь в никуда. Позитивная дискриминация – это та же дискриминация, вне зависимости от уровня позитивности. Единственный способ при создании всеобщего образования и всеобщего медицинского обеспечения – создать такой дефицит учителей, фельдшеров и врачей, чтобы на вакантные должности брали всех подряд, невзирая на пол и возраст. А ведь так оно и выйдет, разве что этот процесс придется дополнительно регулировать: открывать, например, учительские и фельдшерские курсы, которые будут готовить из вчерашних гимназисток недостающие кадры, которые уже потом, заочно, можно будет доучивать до высшего образования.
Но самая тяжелая задача – это добиться для женщин хотя бы примерно равной оплаты за труд по сравнению с мужчинами. Тут мало будет одного моего повеления, потребуется каждодневный мелочный контроль за положение дел, и в первую очередь со стороны министерства труда. А оно, это министерство, укомплектовано сейчас таким рабочим персоналом, что его инспекторы прямо у себя под носом не замечают тяжелейших нарушений закона, лишь бы им заносили небольшую мзду. Как они при таких условиях будут защищать права работающих женщин, я совершенно не представляю. Скорее всего, никак. Единственным выходом будет переукомплектование министерства труда теми людьми, которые будут «гореть» на своей работе. А это всякого рода «друзья рабочего класса» – они будут выискивать тех, кто творит несправедливость в охране труда, и выводить их на чистую воду. А это значит, что на эту службу придется привлекать вчерашних революционеров и борцов за справедливость. Пусть делают то же самое, но на благо государства. Впрочем, это тяжелый, долгий и нудный путь, который, впрочем, мы неизбежно должны пройти, потому что, как Дарья сказала, иначе никак. Если мы в ближайшие десять-пятнадцать лет не догоним Европу по всем основным показателям, нас просто сожрут в очередной мировой войне. Похоже, что именно мне придется принимать у Ники страну, где две трети населения живут натуральным хозяйством, жгут лучину и пашут сохой, чтобы лет через пятьдесят сдать своему внуку-правнуку одну из двух мировых сверхдержав. Я в это верю – и буду делать все, чтобы так оно и случилось.
17 июля 1904 года, 14:20. Берингов пролив, Борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс», положение надводное, крейсерский ход 12 узлов.
Писатель и журналист, Джон Гриффит Чейни, он же Джек Лондон.
Подводный корабль русских из будущего форсирует Берингов пролив в надводном положении. Сразу после всплытия командир корабля мистер Степанов предложил мне подняться наверх, на рубку. А тут красота – небо высокое, бледное до прозрачности, только кое-где изляпанное легкими перистыми облаками, температура воздуха для этих мест самая летняя, где-то пятьдесят пять градусов по Фаренгейту (плюс четырнадцать по Цельсию). Вода на удивление лазурно-голубая, а не серо-стального цвета, как это бывает в северных морях, когда погода портится. По левому борту у нас лежит зеленая, с проплешинами снега в распадках, тундра Чукотки, по правому борту – такая же тундра Аляски; прямо по курсу – идущий мателотом подводный корабль «Иркутск», а за ним маячит его Полярное Величество Северный Ледовитый океан. Первая часть маршрута позади, впереди две тысячи миль под арктическими льдами, которые в настоящий момент маячат впереди.
Я уже четыре месяца наблюдаю за этими русскими из будущего, вижу, как они живут, воюют, а также делают другие дела. Кроме того, я стараюсь понять, что они ценят как истинно важное, а что отбрасывают в сторону, как не имеющее большого значения. Получилось, что ценят они такие человеческие качества, как честность, совесть и ум, а за ненадобностью отбрасывают деньги. Нет, они не из тех сумасшедших, которые отрицают деньги вообще и хотят снова ввергнуть мир в эпоху натурального обмена. Совсем нет. Они их ценят только как мерило произведенного труда, но, например, никогда не будут рисковать за них жизнью. Зачем? Ведь для этого есть более серьезные поводы, чем шуршащие бумажки с портретами мертвых президентов. Например, защита своей страны от напавшего на нее врага.
Моим читателям, наверное, трудно будет это понять, потому что на Америку за всю историю ее существования никто не нападал. Это мы сами, когда нашим плантаторам была нужна земля, начинали войны с индейцами, без всякого успеха пытались отобрать у англичан Канаду и вдвое уменьшили территорию Мексики. Даже там, на далекой английской прародине, попытки вторжений на острова носили единичный характер. Успешно на британской земле высаживались римляне, англы и саксы, а также покончивший с их владычеством Вильгельм Завоеватель – его высадка была последней и произошла тысячу лет назад, и с тех пор все закончилось. Отразив вторжение Великой армады, наши английские предки сами стали агрессорами, захватив по всему миру огромное количество земель.
А русские, наоборот, всю свою историю, которая вдесятеро длиннее американской, были вынуждены отбиваться от наседающих со всех сторон жестоких врагов, по сравнению с которыми самые дикие индейцы кажутся добрыми христианами. Их история начинается во мгле веков, примерно тогда же, когда семь англосаксонских королевств отбивались от натиска норманнов. Тысяча лет жестоких войн, когда каждый следующий враг оказывался хуже предыдущего, создала совершенно особенный русский национальный характер. Способ расширения государства у русских тоже не такой, как у других стран. Сначала следует нашествие, а потом русские начинают с напавшими долгую и изнурительную войну, которая может продолжаться несколько сотен лет, но непременно заканчивается полным разгромом врага и включением его территории с состав великой российской державы.
Русские терпеливы и умны. Кусочек за кусочком они будут отбирать у врага его территории – до тех пор, пока тот не ослабеет и сам не падет к их ногам. Так было с блистательной Польшей, некогда соперничавшей с Московским царством за контроль над просторами Восточной Европы. Польши больше нет, она расчленена между Россией, Австро-Венгрией и Пруссией, ныне Германией. Так было со Швецией, которая потеряла все свои земли на восточном берегу Балтийского моря и сохранилась как государство только ценой отказа от активной политики. На пути к подобному исходу находится и Турция, некогда самый страшный враг русской державы. Расчленить это государство и поглотить его территорию русские могут уже во время следующей войны, если только за несчастного Больного человека Европы не вступится коалиция сильных европейских держав. Теперь на русских рискнул напасть молодой азиатский хищник, видимо, посчитавший, что может безнаказанно вырвать пару кусков мяса из боков огрузневшего монстра. Итог закономерен. Японский флот на дне, армия разгромлена, а правители подписывают унизительный для них Цусимский договор. У русских на этот счет есть даже особая поговорка «пошел по шерсть, а вернулся стриженным».
По обрывкам разговоров и той скудной, тщательно отмеренной информации, которую мне сообщают официально, я понимаю, что японцам еще повезло. После попытки нападения британской эскадры на острова Эллиота русские торопятся развернуться лицом к европейским делам, и поэтому не стали высаживать на Японских островах десанты и требовать капитуляции от Японского императора на пепелище его сгоревшей столицы. А ведь они могли бы – будь у них лишний год, чтобы закончить войну подобным образом. Я спрашивал у мистера Одинцова, почему японцы не заупрямились и не вынудили русских завершить войну подобным образом, и он ответил, что не в обычаях японцев вести войну со стихийными бедствиями неодолимой силы, вроде тайфунов, землетрясений, цунами и извержений вулканов. Бороться с такими напастями бесполезно, считают они, их надо просто избегать, а если это невозможно, то постараться переждать. Вмешательство русских из будущего они восприняли как раз как такое стихийное бедствие, которое невозможно победить. То есть сначала, пока у них еще было чем воевать, они пытались оказывать сопротивление, а потом, когда возможности воевать оказались исчерпаны, согласились на первое же разумное мирное предложение русских.
И вот теперь, стоя на палубе русского подводного корабля, я задаю сам себе вопрос – какая держава следующей рискнет испытать на себе и русское терпение, и русскую ярость, которая проявляется в тот момент, когда терпение заканчивается? Естественным врагом русских являются англичане, но они после уничтожения их эскадры у островов Эллиота пока притихли, а все остальные находятся в раздумьях. Я задавал этот вопрос мистеру Одинцову, и он ответил буквально следующее:
«Понимаешь, Джек, мир сейчас подошел к такому состоянию, когда ничейных территорий на планете Земля не осталось. Все земли, которые хоть чего-нибудь стоят, поделены между ведущими мировыми игроками и теми, кто был таковыми в прошлом. Теперь для того, чтобы увеличить норму прибыли, европейским капиталистам нужны новые источники дешевого сырья и новые рынки сбыта. Но свободных земель, как я уже говорил, в мире не осталось. В двадцатом веке новые территории уже нельзя просто застолбить, как это делалось в прежние века; теперь за них требуется воевать с другими такими же европейскими державами.
Первой на этот путь встала именно ваша страна, под шумок с легкостью разгромившая Испанию и захватившая контроль над Кубой и Филиппинами. Быстро развивающейся американской промышленности требовалось дешевое колониальное сырье, и она его получила. При этом у ваших правителей не возникло даже мысли о том, чтобы высаживать десант в Испании и захватывать Мадрид. Зачем такие сложности, если цель войны уже достигнута и от поверженной жертвы можно даже не ждать попытки реванша. Мозги европейских стратегов устроены совершенно по-другому. С тех пор как распалась империя Карла Великого, европейские страны ощущают себя крысами, запертыми внутри канатного ящика, и ведут себя соответственно. Девяносто процентов всех войн эти страны вели между собой, и исключения только подтверждали правила. Зачем где-то на другом краю земли воевать за колонии, когда можно сокрушить находящуюся поблизости европейскую державу и получить ее колонии в виде контрибуции при заключении мирного договора? Поэтому следующая война будет общеевропейской, и на кону будет стоять не больше и не меньше как мировое господство. Последний раз подобную попытку захватить гегемонию в Европе совершал Наполеон, и кончилась она для него и для Франции весьма печально… Сейчас, когда память о тех событиях уже подвыветрилась, европейские страны присматриваются друг к другу и определяют, кого назначить наиболее удобной жертвой, а кого самой вероятной угрозой… Во второй номинации сейчас, безусловно, лидирует Германия, являющаяся естественным врагом Франции и Британии, а что касается жертвы, за счет которой будет осуществлен новый виток капиталистического развития… – Немного помолчав, мистер Одинцов добавил: – В любом случае, после победы над Японией Россия из категории возможных жертв уже вышла, к тому же нам не нужны чужие колонии, и таскать каштаны из огня для любой из европейских стран мы тоже