Но вот Николай Николаевич, только что набравший воздуха в грудь перед очередной тирадой, вдруг увидел спускающуюся с крыльца нашу компанию – и осекся, будто из него выпустили воздух. По-моему, в первый момент он банально не узнал Михаила, а когда узнал, то не поверил своим глазам, насколько сильно тот изменился.
– Поручик Дроздовский, – негромко сказал я, – доложите, что тут происходит.
– Господин полковник, – так же негромко ответил Дроздовский, – ну вы же сами все видите и слышите. Вот этот персонаж, назвавшийся Великим князем Николаем Николаевичем, пытался пройти на охраняемую территорию, не имея соответствующего пропуска. В результате он был остановлен солдатами под угрозой применения оружия и принялся угрожать им только за то, что они несли службу в соответствии с уставами и вашими указаниями. После моего появления, когда я подтвердил, что не стану пропускать этого человека без пропуска и уж тем более не буду наказывать своих солдат за исполнение ими служебных обязанностей, брань и угрозы обрушились уже на мою голову.
– Но, Мишкин… – обиженным боровом взревел Великий князь Николай Николаевич, при этом почему-то косясь на поручика Дроздовского и его стек.
– Нет больше поручика Мишкина, дядя Ник Ник, – в ответ жестко сказал Михаил, – был, да весь кончился. Теперь есть Великий князь Михаил Александрович, наследник престола, генерал-лейтенант и бывший специальный представитель государя-императора на Дальнем Востоке. Бывший – это потому, что враг разбит и война закончилась на наших условиях. Должен сказать, что я слышал, о чем вы тут орали, и сразу скажу, что никого наказывать не буду. Не хватало еще наказывать солдат за образцовое несение службы. И вообще у меня нет желания с вами разговаривать, так что вы можете идти, чтобы не отравлять уши наших дам образчиками своего сквернословия.
Николай Николаевич хотел было что-то сказать, потом махнул рукой и, резко развернувшись, зашагал в другую сторону, туда, где в тени деревьев был припаркован его собственный экипаж. Вот и все… И только спускавшийся вслед за нами Сергей Александрович укоризненно вздохнул и покачал головой. Происходящее ему активно не нравилось, но, как и все безвольные люди, он ничего не мог поделать с окружающей действительностью.
Конечно, после такой выходки этого Николай Николаевича было бы невредно задержать и допросить, кто надоумил его ломиться к Михаилу с такой энергией, что даже скрещенные штыки винтовок не казались бы достойным препятствием? Но время нынче еще не то, и даже вежливая беседа с Ник Ником в соответствующем ведомстве могла бы вызвать большой скандал. Поэтому – улыбаемся и машем… Впрочем, это было наше последнее приключение в Москве, если не считать того, что сопровождая наши пролетки на вокзал, бойцы Михаила Гордеевича конфисковали для своих нужд трамвай, который, переполненный будто бочка сельдями, и довез их от Красной Площади с шиком, треском и звоном, до самого Николаевского вокзала. А потом поручик Дроздовский сунул вагоновожатому мятую пятерку – за проезд, скажем так, ста солдатских рыл сразу.
И все – под паровозный гудок и прощальный звон сорока сороков ровно в полдень наш поезд отошел от перрона Николаевского вокзала, чтобы меньше чем через сутки финишировать на Николаевском вокзале в Санкт-Петербурге. Последний завершающий рывок нашей эпопеи – если где и есть риск непредсказуемого развития событий, то это здесь, вблизи от столицы. Правда, как сказал Павел Павлович, наша новообразованная госбезопасность обещала взять ситуацию с нашим прибытием под свой контроль. Мол, никаких особых неприятностей не ожидайте. Все будет в лучшем виде и враг не пройдет…
25 июля 1904 года, 23:30. Пролив Скагеррак, 58 сш. 10 вд. крейсер «Аврора».
Капитан первого ранга Евгений Романович Егорьев[28].
Задача выйти в определенную точку в проливе Скагеррак и произвести рандеву с подводным крейсером «Кузбасс» звучала бы для меня абсолютной галиматьей, если бы в силу некоторых обстоятельств я не был заранее осведомлен о том, что собой представляет этот «Кузбасс». Но давайте по порядку.
Последние несколько лет перед войной с Японией я командовал учебными судами… Сначала, до 1901 года это был старый учебный корабль «Воин», предназначенный для морской практики гардемаринов, потом я сменил его на современный, только что построенный учебный транспорт «Океан», на котором для нашего флота обучали кочегаров и прочих нижних механических чинов. Перед самой войной «Океан» под моей командой даже успел совершить учебный поход из Кронштадта в Порт-Артур, имея на борту пятьсот учеников машинной школы, которых тут же распределили по кораблям Первой Тихоокеанской эскадры. Потом, когда японцы напали на Порт-Артур, «Океан» начали переоборудовать в транспорт снабжения для сопровождения отправляемых на Дальний Восток подкреплений. Но в марте война с Японией стала складываться в нашу пользу, зато возможные осложнения наметились со стороны Европы, в результате чего идея с отправкой подкреплений в Порт-Артур забуксовала, а потом ее (то есть отправку) и вовсе отменили. А зачем туда что-то отправлять, если японский флот на дне, а наши ходят по всему Желтому морю гоголем и делают что хотят.
Газеты писали о тех событиях довольно смутно. Единственное, что сначала было известно точно, это что героями разгрома японской эскадры стали два быстроходных вспомогательных крейсера, поразивших японские броненосцы особыми скоростными дальноходными минами… Мы, балтийцы, все никак не могли взять в толк, как такое вообще могло получиться и какая дальность и, главное, точность должна быть у самодвижущихся мин, чтобы одним залпом удалось потопить всю японскую эскадру? Правда, некоторые допускали, что эти самые вспомогательные крейсера оснащены несколькими десятками, если не сотней, минных аппаратов каждый, установленных рядами, как пушки на старинных парусных линкорах. Дали залп одним бортом, заложили циркуляцию на шестнадцать румбов и отстрелялись снова. От веера из нескольких десятков мин не увернется ни один броненосец, хватило бы дальности.
Не буду пересказывать все домыслы и вымыслы, связанные с этим известием, но примерно месяц спустя после разгрома японского флота я получил письмо от своего единственного сына Всеволода[29], которое несколько приоткрыло завесу тайны. Дело в том, что он еще в 1902 году закончил Морской корпус, был произведен в мичманы, и вместе с крейсером «Богатырь» отправился на Дальний Восток для прохождения службы. В Порт-Артуре его сначала назначили флаг-офицером[30] в штаб командующего Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Старка, а с началом войны перевели на ту же должность в штаб командующего Владивостокским отрядом крейсеров контр-адмирала Карла Иессена…
Не следует путать значение этого выражение с английской калькой, flag officer, эквивалентной русскоязычному термину «флагман».
Именно находясь на борту крейсера «Россия» в составе свиты адмирала Иессена, 18 марта сего года мой сын, сопровождая своего начальника, впервые ступил на палубу подводного крейсера «Кузбасс», блокировавшего укрывшуюся в заливе Асо эскадру адмирала Камимуры. В этом письме, написанном уже после возвращения «России» во Владивосток, мой сын вполне подробно расписывал как сам «Кузбасс», так и царящие на нем порядки.
«Странное ощущение, папа, – писал он, – попасть на корабль, где нет нижних чинов, одни лишь господа офицеры, потому что даже тамошние кондуктора (старшины) имеют такой высокий образовательный и культурный уровень, что их сразу было решено произвести в прапорщики по Адмиралтейству. В общем же подводный крейсер «Кузбасс» производит одновременно впечатление и уютного дома, и идеальной боевой машины, и японцам проще совершить массовое самоубийство-харакири, чем выходить с ним на бой. Мог ли я, который мальчишкой читал о приключениях профессора Аронакса и гарпунера Неда Лэнда на корабле капитана Нэмо, хотя бы вообразить, что однажды сам окажусь в подобной ситуации?»
Так что с господином Степановым, командиром этого подводного корабля, я уже заочно знаком, хотя тоже, подобно моему сыну, даже не воображал, что нам когда-нибудь доведется свидеться. Потом (перед самым выходом на совместные учения с немецким флотом) произошли неожиданные изменения и в моей собственной судьбе. Видимо «Под Шпицем» (в Адмиралтействе) решили, что я уже достаточно покомандовал учебными судами и что мне пора на мостик боевого крейсера, в результате чего меня «рокировали» с капитаном первого ранга Иваном Владимировичем Сухотиным, до того момента командовавшим крейсером «Аврора». Его назначили на мое место на «Океан», а меня, соответственно, вознесли на мостик «Авроры». Мол, нате вам, Евгений Романович, командирствуйте, только не опозорьтесь, завтра поход и учения с германцами, на которые наши корабли пригласил лично сам кайзер Вильгельм. И вообще, многие говорят, что все это «шу-шу-шу» неспроста. Как только Россия выиграла войну, так стала видной невестой, и за ней тут же начали увиваться самые выгодные женихи. Так что не на учения мы идем, хе-хе, а, так сказать, на смотрины.
До выхода из Кронштадта, где «Аврору» ремонтировали после неудачного похода в составе отряда Вирениуса, оставалось всего несколько дней, так что пришлось немало побегать; но мы успели. До отхода из Кронштадта мы даже успели слегка отпраздновать прелиминарный мирный договор и соответственно нашу победу. Все было трезво и вполне прилично. Матросы представили свою самодеятельность, попели народных и морских песен, сплясали, а в конце показали сценку – как ихний микадо просит у нашего государя Николая Александровича прощения. И за старое, и за новое, и еще на три года вперед. Смеялись до слез. В общем, мое новое командирство началось вполне удачно, тем более что Иван Владимирович Сухотин не был плохим командиром, и хозяйство на крейсере находилось во вполне приличном состоянии. Просто после неудачного похода с разворотом на полпути он несколько устал, в силу чего «Под Шпицем» решили, что ему нужен отдых и поправление расшатанных нервов, желательно в спокойной обстановке. Но кто-то что-то недоучел, и «Океан» так же отправился с нашим отрядом в качестве транспорта снабжения.