бы подножка выхода из вагона с официальными лицами ровно совпадала с обрезом такой вот красной дорожки. Это вам, блин, не пригородную электричку водить, где пассажиры вроде дров, и не лимузин-членовоз, который и весит значительно меньше, чем поезд и управлять им тоже легче.
Я спрыгиваю на перрон первым и галантно подаю руку великой княгине Ольге Александровне. Она, аккуратно причесанная и затянутая в свой официальный дорожный костюм темных тонов, подчеркнуто спокойна. Следом за Ольгой на перроне появляются ее горничные: Ася, с которой она приехала из Петербурга на Дальний Восток, и, как экзотический цветок, кореянка У Тян. А уже за ними – Михаил, суровый как судья при зачитывании смертного приговора, а затем и Павел Павлович с Дарьей Михайловной. А уже в самом конце на свет божий показался как бы выпавший из общей обоймы Великий князь Александр Михайлович со своим адъютантом господином Лендстремом. Вот и весь наш бомонд в сборе, остальные уже не в счет.
Едва завидев Великого князя Михаила, адмирал Дубасов со всей решительностью направился в его сторону.
– Ваше Императорское Величество, – сказал он, – я крайне рад, что вы избежали всех опасностей и благополучно прибыли в столицу…
– Вы сказали Величество, Федор Васильевич? – с деланным удивлением переспросил Михаил, – Вы не оговорились?
– Нет, Ваше Императорское Величество, не оговорился, – ответил Дубасов, – сегодня на рассвете, во время ранней прогулки по парку, выстрелом из револьвера, произведенным человеком, одетым в офицерский мундир лейб-гвардии Преображенского полка, был тяжело ранен Ваш брат, император Всероссийский Николай Второй. Согласно бюллетеню лейб-медика, ранение пришлось в левое плечо. Но ваш брат правой рукой успел скинуть с плеча свою винтовку и произвести в покушавшегося ответный выстрел прямо в сердце, коим тот оказался убит наповал. В связи с тем, что ранение государя было очень тяжелым, а одновременно с покушением из Петербурга пришло сообщение о начавшемся мятеже, все еще находясь в сознании, дабы управление государством ни на минуту не прерывалось в столь ответственный момент, ваш брат написал манифест о своем отречении от престола в вашу пользу. Поэтому теперь вы – государь-император Михаил Второй…
Михаил переглянулся с Ольгой и та чуть заметно кивнула.
– Знаете, Федор Васильевич, – заявил Михаил, – я никогда не желал и сейчас не желаю становиться всероссийским императором, поэтому сам по доброй воле уступаю этот пост моей родной сестре Ольге, которой и присягаю как первый из ее подданных.
Михаил опустился на одно колено и размеренным речитативом начал произносить:
– Я, Великий князь Михаил Александрович Романов, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хощу и должен Ее Императорскому Величеству, своей истинной и природной Всемилостивейшей Великой Государыне Императрице Ольге Александровне, Самодержице Всероссийской верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому ее Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и при том по крайней мере стараться споспешествовать все, что к Ее Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может; о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися, и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, и поверенный и положенный на мне чин, как по сей (генеральной), так и по особливой, определенной и от времени до времени Его Императорского Величества именем от предоставленных надо мною начальников определяемым инструкциям и регламентам и указам, надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом весть и поступать, как верному Его Императорского Величества подданному благопристойно есть и надлежит, и как я пред Богом и Судом Его страшным в том всегда ответ дать могу; как сущее мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую Слова (т. е. Евангелие) и Крест Спасителя моего. Аминь.
Тут же, как из-под земли, возле Михаила Александровича возник наш бригадный батюшка Серафим, подставивший первому верноподданному новой императрицы для поцелуя Евангелие и крест. Поцеловав их, Михаил добавил:
– Также я клянусь быть ее правой рукой и надежной опорой, и прошу всех тех, кто верны мне, быть верными также и моей сестре, как Императрице Всероссийской и матери Отечества. Да здравствует императрица Ольга Первая!
– Я принимаю твою службу, брат, – сказала в ответ Ольга, – и верю, что ты будешь мне хорошим помощником в делах и верным другом. Так же я возлагаю на тебя обязанности Регента Империи, и не забывай, что ты не только мой подданный, но и любимый брат, поэтому, прошу, встать со мною рядом…
После Михаила такую же присягу принес я, потом Павел Павлович и Дарья Михайловна, потом (как бы нехотя) к нам присоединился Великий князь Александр Михайлович, за ним каперанг Лендстрем, после которого (так как дело грозило затянуться) я попросил Антона Ивановича Деникина, чтобы моя бригада приносила присягу поротно. Первыми, присягать императрице Ольге к отцу Серафиму подошли верные «дрозды», за ними подтянулись и остальные роты. В принципе, с этого момента процесс принятия присяги уже не требовал нашего внимания и машина крутилась как бы сама по себе. Роты подходили, обнажали головы; под сводами дебаркадера гулко звучали хором произносимые слова присяги.
Ольгу в нашей бригаде любили и считали неофициальным шефом части, а также крестной матерью и даже талисманом соединения. Она появилась на островах Эллиота почти одновременно с присланными на укомплектование морскими ротами и сборными пехотными командами, и все это время была на виду и бойцов и офицеров, которые с восторгом восприняли ее будущее императорство. Кстати, оба Владимировича, извлеченные из своей комфортной тюрьмы, в которой они провели чуть больше двух недель, наотрез отказались присягать Ольге, что было фактически равносильно признанию в соучастии в заговоре. Этот акт самообвинения автоматически превращал их в клиентов капитана Мартынова и постояльцев Петропавловской крепости. Интересно, там есть ВИП-камеры или Великие князья будут сидеть в каменных мешках на общих основаниях?
Все время, пока раскручивался этот торнадо, адмирал Дубасов только с ошарашенным видом качал головой, наблюдая за четким кругооборотом подразделений, одно за другим прибегавших и выстраивающихся перед отцом Серафимом…
– Ну и звери у вас, а не нижние чины, прости Господи, господин полковник, – с некоторой, кажется, даже завистью сказал он мне, – смотрят, как целятся, даже смотреть страшно, и летают как орлы. Наши матросики рядом с ними ну точно увальни, а ведь не первый год служат, тертые уже.
– Знаете что, господин адмирал, – ответил я, – или через десять лет вся армия России станет такой, как моя бригада, или нас банально сожрут. Грядет большое европейское побоище, в сравнении с которым только что окончившаяся японская война покажется всем не страшнее Царскосельских маневров. Именно в ходе той войны на заваленных трупами европейских полях будет решаться, какие государства погибнут, а какие выживут и будут пировать на их трупах.
– Вы можете предсказывать будущее, господин полковник? – с легкой насмешкой спросил Дубасов.
– Нет, господин адмирал, – ответил я, – я его просто знаю. Не буду вдаваться в подробности, но война за мировое господство, первая со времен Наполеона Бонапарта, с каждым днем становится все более вероятной. К ней толкает сам ход технического прогресса, делающего Землю маленькой, а политиков жадными. В мире уже не осталось свободных территорий, которые европейские державы могли бы объявить своими колониями. Кто не успел, то опоздал. Испанское наследство уже фактически разделено, Филиппины и Куба пару лет назад достались американцам. Теперь грабить можно только англичан и французов, имеющих самые большие заморские территории, а также русских, у которых все свое, но уж слишком огромное. И это в то время как население Германии разбухает будто пачка дрожжей, брошенных в сортир, но колоний, куда можно сплавить лишнее население у немцев нет и не предвидится, а это говорит о том, что рано или поздно они попытаются что-нибудь завоевать, и, скорее всего, на этот раз их жертвой станут страны, у которых много территорий, лишних, с их точки зрения.
– Господин полковник, вы поклонник господина Мальтуса? – спросил Дубасов.
– Нет, – ответил я, – Мальтус не учитывает прогресс в технике и агрономии, а также рост производительности труда. Но я знаю, что если заклепать на паровом котле клапана, при этом продолжая подбрасывать в топку уголь, то рано или поздно эту халабуду обязательно разнесет вдребезги и пополам.
– Да, – кивнул Дубасов, – хорошая аналогия. Но в таком случае весь балаган, который творится сейчас вокруг нас, он тоже есть результат ваших расчетов и планирования лучшего будущего?
– Увы, нет, – сказал я, в этом балагане мы на общих основаниях вынуждены жонглировать кинжалами, глотать огонь и бегать туда-сюда по плохо натянутому канату. Все это следствие того, что мы очень быстро и радикально исправили исход русско-японской войны, сменив его на противоположный. То, что вы сейчас наблюдаете, это попытка реванша британцев за проигрыш их сателлитов в тщетном желании вернуть хотя бы исходные позиции. Государь-император Николай Александрович в данном случае пал жертвой вражеской атаки, как солдат, защищавший самую важную часть обороняемой позиции. Ведь стоило им сменить царя на свою креатуру, и многие, если не все, наши победы разом оборотились бы в ничто. Вам напомнить, какие тяжкие последствия для российской государственности имело весьма краткосрочное правление императора Петра Третьего?