Глупо как-то вышло: случился самый настоящий государственный переворот – но никто, кроме Мелиссы и Катарины, об этом не знал. Ни единая душа из двухсот миллионов граждан империи.
Главный вопрос теперь: а знал ли об этом сам новоявленный государь? Быть может, Ангел с Доброжиром и не подозревали, что в ходе своего телешоу случайно сменили императорскую династию в России?
Терзания Мелиссы были бескрайними. Она даже не могла запустить в Государственной думе процедуру отмены павловского закона о престолонаследии, чтобы не привлечь к нему внимание прессы.
А хуже всего было то, что Катарина пока не могла вернуться на родину. Врачи запретили императрице (чёрт, императрице ли?) вставать с кровати после сотрясения мозга ещё как минимум несколько дней. Голова у государыни всё ещё кружилась, а тем временем её страна оставалась фактически обезглавленной. Всё это общение онлайн, разумеется, не могло заменить физического присутствия императрицы в Зимнем.
Как назло, именно сейчас Мелиссе пришлось нестись чёрт знает куда, в центр Сибири, в Иркутскую губернию, где внезапно остановилось строительство ветровой дамбы – имиджевого проекта премьер-министра. И всё из-за жителей одного-единственного крошечного села Сарма, староста которого, крепкий молодой мужчина по имени (или, скорее, отчеству) Ерофеич, сейчас втолковывал ей что-то. Что именно – разобрать было невозможно, поскольку Ерофеич изъяснялся исключительно на старославянском. При этом, мужичок, похоже, ещё и клеился к яркой Мелиссе. Такого дремучего флирта она в жизни не видела.
– Закутайтесь, дроля24 матушка....
Ещё в самом начале деловой встречи Ерофеич преподнёс ей венок из подснежников, а теперь вот, видя, как она продрогла в своей коротенькой псевдокожаной курточке от Лидваля, стянул с себя затёртый овчинный тулуп и набросил ей на плечи. Грубейшее нарушение протокола! Не говоря уже о политическом имидже. Лидер "Вольнодумцев" – и в натуральной шубе! Если бы здесь были журналисты – скандала не избежать.
Но камер вокруг не наблюдалось – пресс-день в долине Вулканов назначили на завтра – и потому Мелисса не стала отвергать тёплый мохнатый тулуп. Она устала бороться с ураганным ветром, буквально вынимающим из неё душу.
– Данке шон, – из вредности сказала глава правительства на немецком.
– Не серчайте, дроля матушка, ано25 мы не обинутимся26, – продолжал гудеть собеседник на низкой ноте. – Ажно27 мерили аршинами и пудами, сице28 и будим мерити. Елмаже29 мы славяне.
– Да уж понятно, что вы славяне, кто же ещё, – вздохнула премьер-министр, невольно поглядывая на лапти Ерофеича.
Собственно, именно в этом и была проблема. В обострённом национальном самосознании жителей села. Они отказывались принимать не только современный, унифицированный образ жизни остальных россиян (пассажи Второва, "Омела", перстни-разумники, электромобили, квадрокоптеры и прочее), но даже введённые полвека назад, при Алексее Николаевиче, упрощённый алфавит и метрическую систему. По-прежнему пользовались "ятями" и аршинами.
И всё бы ничего, если бы именно в Сарме не находился крупнейший в губернии песчаный карьер – а без песка, как известно, построить мало-мальски приличное сооружение, а тем более громадную ветровую дамбу, попросту невозможно.
Сотрудничество со своенравными сармчанами совершенно измучило безвинных строителей дамбы. Песок жители села считали пудами, а привозили его на грандиозную стройку в телегах. Сельские лошади шарахались от беспилотных грузовиков бердянской фирмы "Вдова Матиас и сыновья", рассыпали песок и всем мешали. В грозу же сармчане вообще не работали, лишь бы только не рассердить Перуна. Громы и молнии, исходящие от строителей, сармчан не пугали.
В конце концов строители не выдержали, объявили забастовку. Без Мелиссы тут было не обойтись. На кону стоял культурный имидж страны: дамба возводилась для защиты участников ВулканФеста. Тяжёлый арктический воздух переваливал через Приморский хребет и разгонялся до сумасшедшей скорости в Сарминском ущелье – природной аэродинамической трубе. Ветровая плотина была тут просто необходима. Ну как расслабишься под народные частушки, если в любой момент тебя может подхватить ураган и перенести в жерло другого вулкана, где играет металлический рок?
– Послушайте, господин Ерофеич, – шмыгая ледяным носом, прервала гундёж сармчанина Мелисса. – Давайте поговорим как взрослые люди. Бросьте вы эти ваши славянские штучки, не препятствуйте строительству дамбы. Всего и требуется от вас – открыть "матиасам" доступ в ваш карьер. Они всё сами сделают. Вы лошадей побережёте. Ну, согласны?
– Нет, – качнул русой головой Ерофеич. – Матушке-Сырой Земле не по нраву это придётся. Ино30 сармчане ведают, якоже песок у ней имати31.
Ясно. Сельчанин свои славянские штучки бросать никак не желал.
– Боже, вам же самим нужна эта дамба! – воскликнула Мелисса. – Мне говорили, вы крыши своих избушек к земле привязываете в самые ветреные месяцы! Разве это жизнь?
– Ветер-сильник уносит всё плохое, Стрибог гонит скарядие32, – с достоинством ответствовал Ерофеич.
"С кем только не приходится работать", – вздохнула про себя Мелисса и воззвала к коммерческой жилке сармчанина:
– Вот не будет дамбы, и люди на ВулканФест не поедут. Не увидите больше туристов в вашем очаровательном селе. Вы же годовую кассу делаете на продаже сувениров участников фестиваля!
– Тратить пенязи33 нам негде, матушка, – показал на свою домотканую рубаху Ерофеич. – Обойдёмси вовсе без блазни34.
Мелисса по привычке сунула руку в карман – только не своей курточки, а чужого тулупа – и обнаружила там деревянную свистульку. Её вдруг осенило.
– Господин Ерофеич, а вы проект дамбы-то видели? Нет, давайте я вам ещё раз его покажу. – Премьер-министр выпустила трёхмерную голограмму ветровой плотины из своего перстня. – Присмотритесь. Ничего вам не напоминает?
Ветровая дамба не была похожа на обычную, водную. Выглядела она как огромный арт-объект – эдакая инсталляция, украшающая и укрощающая ущелье. На протяжении нескольких километров из земли вырастали полукруглые столбы, словно великанский бамбук, расщеплённый вдоль. Понизу и поверху столбы были связаны тросами – для большей устойчивости. Кое-где в ловушках были прорезаны отверстия, чтобы разбивать потоки воздуха, лишать их арктической силы.
– Я не буду рассказывать вам про энергоэффективность ветровой дамбы, – свободной рукой Мелисса потёрла заиндевевший кончик носа, – хотя она очень высока. Мы тоже, как и вы, бережём природу! Сила ветра, отловленного плотиной, будет использована для получения электричества. Но я хотела обратить ваше внимание, господин Ерофеич, на форму дамбы. Это же самая большая в мире губная гармошка!
– Хм, а ведь и правда, – свёл густые брови на переносице сармчанин.
– Неужели вы хотите помешать вашему богу ветра сыграть на достойном музыкальном инструменте? – с ураганным напором спрашивала Мелисса. – Стрибог, может, тоже хочет принять участие в ВулканФесте!
Творческий аргумент разбил позицию Ерофеича в пух и прах (или лучше сказать "песок"?). Староста согласился пустить "матиасы" в сармский карьер. При условии, что на дамбе потом нарисуют символ Стрибога. Мелисса, уточнив у помощника, что речь идёт всего лишь об обычном значке розы ветров, согласилась.
– Хочу привабати35 вас, матушка, к столу, – ещё больше понизив голос, загудел Ерофеич после утрясания всех технических деталей, – испить ерофеича.
– Позвольте, – не поняла Мелисса, – Ерофеич – это же ваше имя. Вы что же это мне предлагаете, а?
После некоторой неловкости выяснилось, что Ерофеич – это не только производное от русского мужского имени Ерофей, но ещё и водка, настоянная на травах. Впрочем, и от ерофеича со строчной буквы Мелисса всё равно отказалась. Она скучала по шотландскому виски – и по Левинсону. Образованного, тонкого, безжалостного Габриэля с простецким Ерофеичем объединяла только белая косоворотка. А так общего у них было не больше, чем у травяной самодельной водки – с ароматным янтарным скотчем, оставляющим лёгкое послевкусие с дымным оттенком.
На обратной дороге премьерская "Ладья" попала в зону турбулентности. Стрибог самозабвенно играл с блестящим самолётиком, подбрасывая его вверх-вниз. Будь Мелисса суеверной сармчанкой, она бы решила, что повелитель нисходящих и восходящих воздушных потоков настоятельно не рекомендует ей возвращаться в Петербург.
С другой стороны, вдруг подумала премьер-министр, вцепившись в подлокотники и с ужасом следя за тем, как горизонт скачет в иллюминаторе, – а что ей делать в столице? Ну, кроме скучной текущей возни с бумагами. Милый её сердцу проект "Второе солнце" до сих пор пылился на столе у Катарины, всеми заброшенный; а ни на чём больше Мелисса в последние дни сосредоточиться не могла.
Не успеет она приземлиться (если самолёт вообще приземлится, а не свалится с неба наподобие куля с мукой!), как занудные деятели из конкурирующей партии "За Веру, Царя и Отечества" опять начнут к ней приставать со своим законопроектом "О золотых бабушках". "Заверцы" выдумали популистский правовой акт, согласно которому бабушки, сидящие со своими внуками, должны получать от правительства аж по четыреста рублей в месяц (для сравнения, зарплата самой Мелиссы была триста восемь рублей и сорок копеек!). Конечно, Мелисса была против. Она полагала, что воспитание детей не стоит таких денег – хотя сама не согласилась бы провести с маленькими чертенятами ни минуты, даже если бы ей заплатили четыреста тысяч. Бюджет страны не резиновый, государственные киндергартены и так получают невероятное финансирование, так что пусть лучше эти ленивые бабуленции ищут другие способы заработка. Однако "заверцы" совсем озверели: никаких аргументов от "вольнодумцев" не слушали, налево и направо раздавали интервью о необходимости принятия "Закона о золотых бабушках". Мелисса уже собиралась просить Катарину вручить парочку дворянских званий наиболее громким партийцам, чтобы слегка их умаслить и утихомирить; но ни Катарины (которой врачи, подозревая сотрясение мозга, запретили вставать с кровати в Кенсингтоне), ни какого-либо другого представителя семьи Романовых в Петербурге сейчас не наблюдалось.