А это значило, что и запасной план Ангела – стать самым модным священником в истории православной церкви – накрывался серебряным блюдом для устриц, которое сегодня, кстати, так и осталось пустым: никто не позаботился о завтраке для отвергнутого народом страдальца.
Головастиков, волоча за собой здоровенный чемодан расцветки "розовая зебра", переместился в опочивальню Екатерины, которую он превратил в собственную гардеробную. Зимний будто вымер – по дороге не встретилось ни единой живой души. Только укоряюще смотрели со стен многочисленные усопшие Романовы. В анфиладах гулко отдавались шаги телеведущего и скрип колёсиков его чемодана.
Так, что же делать, что делать?
Трудно планировать будущее на голодный желудок. Ангел бросил на кровать Екатерины разноцветную кипу одежды, которую он безрезультатно пытался запихнуть в чемодан, и заказал из "Самолепной службы" доставку тридцати шести пельменей с изысканным соусом из французских трюфелей, а также литр клюквенного морса.
Квадрокоптер с вкусняшками влетел в открытое окно опочивальни уже через пятнадцать минут – едва не врезавшись в своего винтокрылого близнеца. Дрон из "Лавки Шрута" принёс ежедневную охапку тюльпанов от пожилой поклонницы. Всё же остались у него верные фанаты, остались! Примерно двенадцать процентов от всего населения империи, если верить опубликованным результатам референдума.
Подкрепившись пельменями и нанюхавшись цветов (ровно сто один тюльпан, всё как положено), Ангел несколько приободрился.
В конце концов, он всемирно известный, талантливый телеведущий – и он знает себе цену.
Его просто обязаны принять обратно на "Всемогущий".
Ангел пристроил на нечёсаную голову излюбленный золотой венец, достал из своей косметички зеркальце, увлажнил губы розовым блеском и замазал тональным кремом пятно на щеке. Теперь он во всеоружии. Вот только зубы не чищены – ну отвык он сам держать щётку!
Напоследок Головастиков вывел блеском "Катька – бяка" на бесстрастной поверхности разумного зеркала; пнул со всей силы императорский гироскутер – и навсегда покинул Зимний дворец.
– Добрый день-добрый день-добрый день! – снисходительно бросил он секретарше Левинсона спустя полчаса. Вакуумный трамвай довёз его до телецентра на Чапыгина меньше чем за минуту; всё остальное время Головастиков топтался у стеклянных дверей, настраивая себя: "Я победитель! Я войду туда с гордо поднятой головой! Я победитель, я Цезарь в венце, я гордый и красивый! Я пришёл, чтобы принять извинения Гаврюшки-дурашки!".
– О, – узнав Ангела, секретарша переменилась в лице и кинулась в кабинет начальника. Через приоткрытую дверь Головастиков разглядел идиллическую картину: креативный директор вольготно развалился в своём кожаном кресле с чашкой американо, а на ручке кресла пристроились Мелисса в ослепительно белой блузке и ультрамариновых шортах, открывающих немыслимый вид на её стройные ножки в алых туфлях на платформе.
Влиятельная парочка попивала кофеек, нежничала и улыбалась друг дружке.
– Пусть заползает, я ждал его, – донеслось до Ангела.
Секретарша вернулась и сделала приглашающий жест рукой:
– Господин Головастиков, прошу.
"Увы, теперь всего лишь "господин Головастиков", а не "ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси", – Ангел едва не расплакался, однако тут же заставил себя собраться. "Я победитель в венце!".
Тем временем из кабинета креативного директора выпорхнула Мелисса.
– А, Ангел, – небрежно сказала она, окинув взглядом помятого телеведущего. – Мои соболезнования. – И усмехнулась. Посмела усмехнуться!
– А это мы ещё посмотрим, – прошипел Головастиков. Он явственно почувствовал исходящий от премьер-министра запах табака. Лидер "Вольнодумцев" не должен пахнуть табаком…
– Мелисса! – окликнул её Левинсон. Он стоял в дверной проёме – в своей неизменной косоворотке.
– Да, Габи? – премьер-министр оглянулась. Взметнулось тёмное каре.
Нет, это точно запах сигарет.
– Давно хотел спросить… У тебя есть лицензия?
– Какая лицензия? На что? – удивилась Мелисса, заправляя волосы за уши.
– На этот убийственный взгляд. – Левинсон наклонил голову. – Это же оружие массового поражения.
Мелисса рассмеялась и улетела, а креативный директор развернулся и поманил за собой Ангела.
– Добрый день-добрый день… – начал Головастиков, заходя в кабинет и закрывая за собой дверь. Здесь тоже явственно ощущался сигаретный дым.
– Да брось, приятель. – Левинсон плюхнулся обратно в кресло и водрузил ноги в белых кроссовках на стол, едва не угодив в пепельницу с одиноким окурком. Интересненько. А есть ли у нашей красотки Мелиссы лицензия на никотиновую зависимость? – Знаю, что день для тебя совсем не добрый.
– Отчего же? – задрал узкий подбородок Ангел. – Сегодня я узнал, что меня любят двенадцать процентов жителей империи. Двенадцать процентов от двухсот миллионов – это… э-э… ну, в общем, много. Я не бухгалтер, я телеведущий.
– Телеведущий без телешоу, – уточнил Левинсон.
– Собственно, именно по этому поводу я к вам и пришёл. – Ангел поправил венец на голове. – Если вы меня как следует попросите… – голос у него предательски сорвался на поросячий визг. Головастиков откашлялся и продолжил: – Если вы меня искренне попросите, я, так и быть, вернусь на "Всемогущий" в качестве ведущего личного ток-шоу! Та-да-а!
Левинсон поднял брови.
– Ну ты и нагленький, приятель. С какой стати я должен тебя брать обратно?
– А потому что вам очень повезёт, если такая легендарная, культовая, можно сказать, личность станет работать на вашем канале! – Ангел вёл себя вызывающе. – Сами подумайте – двенадцать процентов населения страны меня обожают. Несмотря на ваш отвратительный фильм, кстати! Я и так проявил благородство и христианское смирение и простил вам эту гадкую клевету!
– Никакой клеветы в фильме нет, он исключительно документальный. – Левинсон, сохраняя полную невозмутимость, допил кофе и бросил картонный стаканчик в зелёное ведро для бумажных отходов. – Лично меня особенно восхитил эпизод с "чисткой высочайших зубов". Как-то ты теперь, бедненький, будешь без собственного зубного чистильщика обходиться?
– Сам не знаю, – вздохнул Ангел. – Найму, наверное, как только мы с вами контракт подпишем. Так что, Гавриил, договорились? Даёте мне телешоу?
– Не так быстро, приятель. – Левинсон спустил ноги на пол и выпрямился. – Я согласен, что в твоих аргументах есть зерно истины. А точнее, двадцать четыре миллиона зёрен.
– А? Почему двадцать четыре миллиона? – подивился Ангел.
– Это и есть твои двенадцать процентов населения империи, милашка ты моя! – Левинсон закатил глаза. – В общем, так. Я выше глупых личных обидок и всегда готов разговаривать на языке бизнеса. Делаю тебе следующее предложение. Как тебе должно быть известно, на "Всемогущем" только что закончился первый сезон шоу "Расчётный час: Полночь".
– Это про строительство отеля на Луне?
– Именно. На берегу моря Нектара. Рейтинги просто зашкаливали – как говорят в Америке, to the Moon and back50.
– Зачем вы мне это всё рассказываете? – с подозрением спросил Ангел. Космическое направление разговора ему совсем не нравилось.
– А затем, друзьяшечка, – назидательно ответил Левинсон. – Будешь ведущим второго сезона лунного шоу. Отель построен, теперь в нём появятся постояльцы: молодожёны, космические туристы, инженеры, астрономы… Твоя задача – болтать с ними о том о сём – ты это умеешь; снимать романтические прогулки на побережье, научные изыскания, наблюдение за звёздами – не вдаваясь в подробности, тут это не нужно. В общем, ничего сложного. Будешь как рыба в воде. Хотя нет, как водолаз в воде, потому что придётся тебе, приятель, привыкнуть на ближайшие полгода к скафандру.
– Но скафандр скроет мою причёску, мой наряд, мой золотой венец, наконец! – в отчаянии вскричал Ангел и даже не заметил случайно родившейся рифмы.
– В отеле сможешь ходить без скафандра, там полно кислорода, – успокоил его Левинсон. – Ну, согласен?
– Но я не хочу в космос! – Ангел с трудом сдерживал слёзы. Вся его самоуверенность куда-то делась. Может, на Луну.
– Да ну, какой это космос! – пренебрежительно сморщил орлиный нос Левинсон. – Так, ближайшее предместье Земли. Автобусы повышенной комфортности туда вот запустили, слышал? Всего трое суток от моря Нектара до Симферополя. Правда, я бы на твоём месте не стал лишний раз на них кататься…
– Почему? Это опасно? – задёргался Ангел. – Я так и знал, так и знал!
– Опасно для тебя – не стоит тебе, приятель, пока показываться на Земле.
– А что?
– А то! Кто распродал государственное имущество ради своих патрицианских капризов?
Ангел обмяк в кресле.
– Вот-вот! – удовлетворённо кивнул Левинсон. – Отсидись-ка ты лучше на Луне, пока решается вопрос о возбуждении уголовного дела.
– Что же мне делать, если всё-таки решат его возбудить? – пискнул Головастиков.
– Ну-ну, приятель, не хнычь. Если что, у нас пока открыта вакансия ведущего для информационного сопровождения предстоящего безвозвратного полёта на Марс.
– Нет, я уж лучше на Луну…
– Окей, я рад.
Ангел был смят, раздавлен, уничтожен. Красное пятно зачесалось с новой силой. Он кое-как поднялся из кресла и, пошатываясь, направился к выходу.
– Корабль со съёмочной группой отправляется на Луну через три дня. Будь готов, – сказал ему вслед Левинсон и прищурился. – Надеюсь, на этот раз ты останешься доволен тем, как "Всемогущий" тебя вознесёт.
Глава 20. Коронация с доставкой на дом
Екатерина парила над столицей на хрустальном облаке.
Точнее, на платформе из стеклянных шестиугольников.
Гексагоны были вмонтированы в карбоновую раму, напоминающую гигантские пчелиные соты, и смотрелись даже аппетитнее приторного мёда: прозрачные розовые, голубые, сиреневые, изумрудные оттенки наводили на мысли о конфетах-сосульках – кисленьких, вкусных, не вызывающих аллергии. Шестиугольники преломляли солнечные лучи и раскрашивали Петербург в нежные майские полутона.