52!
– Поверишь ли, Катенька, ещё этот приличнейший наряд обозвала несоответствующим и хотела втиснуть меня в старый мундир! Еле отбился! – И Константин Алексеевич, подняв руки вверх, покрутился вокруг своей оси, хвастаясь перед собравшимися тропическим многообразием цветов на своей рубашке.
Мадлен тяжело вздохнула, явно устав бороться со своенравным мужем. Сама она была в строгом брючном костюме сдержанного бежевого цвета. Согласно оглашённому заранее дресс-коду, дамы на прозрачную платформу допускались только в штанах – чтобы соблюсти приличия. Екатерина, например, надела широкие струящиеся палаццо53, скроенные специально для неё Лидвалем, и узкий топ морского оттенка со стразами, представляющими собой ни что иное, как уменьшенную копию хрустальных гексагонов. Стеклянные каблучки стучали по платформе. Русые волосы тяжёлыми волнами спускались на обнажённые плечи императрицы. Журналисты модных изданий поразились женственности наряда государыни, которую все привыкли видеть в джинсах и толстовке.
– Как вам церемония, Константин Алексеич? – с нескрываемой гордостью поинтересовался технический руководитель, оторвавшись от дисплейчика на пульте.
– Лично мне страшно, я высоты очень боюсь, – тихо проблеял Столыпин, хотя его и не спрашивали.
Дедуля посмотрел себе под ноги, сквозь изумрудное стекло – внизу, как в детском калейдоскопе, проносились рукописные плакаты и растяжки на петербургских зданиях: «Мы любим вас!», «Романовы навсегда», «Только Екатерина!» и хитро-универсальное «Я голосовал за ВАС!» – такими огромными буквами, что их наверняка можно было разглядеть и с Луны; так что Ангел, уже приступивший к ведению внеземного шоу, вполне мог принять последний плакат на свой счёт.
Константин Алексеевич сделал здоровенный глоток из бокала и ответил:
– А знаете – несмотря на то, что я ужасно боюсь высоты; несмотря на то, что мне пришлось накачаться вином, как последней чумичке, чтобы взойти на борт этого хрустального Летучего Голландца; несмотря на всё это – вы молодцы! Здорово придумали, здорово воплотили.
– Тебе правда больше нравится, чем ваши с папенькой церемонии? – по-детски обрадовалась Екатерина.
– Не то слово! Мы-то с Колюней, дремучие люди, по старинке всё делали – как мой батюшка, светлая ему память, постановил: через костры прыгали, венками короновались… Банный обряд этот ещё, на потеху толпе – веники, шайки-лейки, бр-р-р… – Константин Алексеевич залпом допил вино.
– Дикость, – прокомментировала Мадлен. – Лично мне больше по душе традиционность. Вот у нас в Швеции – какая торжественная церемония коронации!
– Да, бабушка твоя – предательница, – доложил Екатерине Константин Алексеевич. – С удовольствием смотрела шоу Ангела! Не отрываясь!
– Но ведь как красиво! – воскликнула Мадлен. – Бархат, храм, певчие!
– Одна виртуальная девчонка Бета намного бодрее всех твоих заунывных чумичек вместе взятых, – заявил дедуля. – Не зря мой батюшка отменил эти церковные штучки и придумал абсолютно новую церемонию коронации – пусть в чём-то и дурацкую, согласен, без издержек не обошлось. Я про банный обряд, если кто не понял.
– Все поняли, Каспер, – снова вздохнула Мадлен.
– Батюшка хотел вернуться к русским народным корням, – развил свою мысль Константин Алексеевич, – но Катенька пошла ещё дальше! Объединила сказку и последние научные достижения. Вот почему трон должен передаваться молодому поколению! Двадцать шесть лет и ни на один день позже!
– Это звучит как тост, Константин Алексеевич, – осмелился высказаться Столыпин. – Хотите, ещё вина вам с Мадлен Густавовной принесу?
– У меня есть для Константина Алексеича кое-что получше, – вмешался технический руководитель. – Раз уж он нахвалил нас с ног до головы.
– Что может быть лучше вина? – поразился экс-император.
– Бутылка-непроливайка для него! – объявил Алексей.
– Как это?
– А вот так! Специально для вас придумал новую форму горлышка винной бутылки. Добавляем тоненькую канавку по кругу, такой желобок-окантовку – и ни капли вина не попадает на скатерть!
– Как интересно! – воодушевились оба пожилых супруга и поспешили за Алексеем, у которого в сумке совершенно случайно оказался опытный образец непроливайки.
Столыпин побежал в другую сторону, к фуршетному столу – за левашами для своей начальницы. Папенька танцевал с Мелиссой под пронзительное "Виновата ли я". Алексей полностью завладел вниманием дедули с бабулей, наполнял из своего стеклянного изобретения бокал за бокалом, приговаривая: "Ни капли вина мимо! Ни молекулы! Ни атома! Ни атомного ядрышка винишка мимо! Ни даже одного заряженного протончика не выльется на стол!".
Екатерина осталась возле хрустального трона совсем одна (если не считать её нового дружка-перстенька), но это было и к лучшему: хотелось сосредоточиться перед важнейшим событием в жизни.
Платформа тем временем завершала круг почёта над Петербургской стороной. Сверху старейший район столицы, изрезанный реками и каналами, походил на мозаику – Пётр Великий и его потомки собирали этот пазл всю свою жизнь. Семь островов были накрепко перевязаны мостами, мостиками, а с недавних пор – ещё и прозрачными вакуумными трубами.
За последние десятилетия имидж города немало изменился. Почернели знаменитые петербургские крыши – из смотровых площадок превратились в энергетические: повсюду были установлены плоские и широкие батареи, активно поглощавшие солнце. Лучи, которым удавалось проскочить мимо ненасытных батарей, на радостях прыгали вверх-вниз по дворам-колодцам, отражаясь в бесчисленных зеркалах.
Тут и там зеленели крошечные скверики – деревья и цветы в них были по-северному скромными. "Ничего, друзья, скоро и вам достанется столько света, что даже черноморские пальмы позавидуют", – мысленно подбодрила растения Екатерина. Накануне она подписала проект "Второе солнце".
Пролетели над стеклянным чудо-дворцом Левинсона; приблизились к телецентру на Чапыгина. На экране размером с Тронный зал, установленном на стене медиа-небоскрёба, Екатерина увидела Бету, исполняющую бессмертную "Берёзу", и свою маленькую фигурку вдалеке, на общем плане: с платформы велась прямая трансляция церемонии. Пока в центре внимания была виртуальная певица, но уже совсем скоро фокус переместится на хрустальный трон.
Внизу экрана, украшенного усатой кошачьей мордочкой – логотипом "Баюна", располагалась бегущая строка с последними новостями: праздник – праздником, а требовательных зрителей "Всемогущего" нельзя держать в информационном вакууме.
"В России появятся разумные дороги, способные заряжать автомобили во время движения. Депутаты Государственной думы оценивают шансы на принятие соответствующего законопроекта как "чрезвычайно высокие"… Государыня Екатерина III выделила 250 тысяч фунтов личных средств для обустройства бесплатной клиники иппотерапии на базе Императорской конюшни в Царском Селе. Кирин, конь Её Величества, станет Почётным Вожаком табуна парнокопытных лекарей… Срочно! Вокруг премьер-министра России разворачивается политический скандал. Мелисса Майер подозревается в…"
Платформа миновала телецентр, экран скрылся из глаз – Екатерина так и не узнала, в чём подозревается Мелисса.
Обязательно нужно выяснить.
Но уже после церемонии.
Время возложения короны пришло.
Алексей кивнул: всё готово.
Хрустальное облако зависло над Невой. В зыбких волнах летающая платформа с царской семьёй казалась нереальной, призрачной – словно и не было никогда ни самой Екатерины, ни её папеньки Николая Третьего Прогрессивного, ни даже её развесёлого дедушки Константина Великолепного… Мерцало и менялось разноцветное отражение платформы.
Закончилась песня Беты. Стали слышны восторженные крики подданных – Екатерина померещилось, что Дворцовый мост впереди и Троицкий позади аж прогнулись под тяжестью зрителей.
Подошёл папенька – нарядный и благородный в своём парадном мундире.
– Кати, пора.
В наступившей тишине Екатерина поднялась на стеклянный трон, отлитый специально для неё мастерами Русско-Балтийского завода. Трон неуловимо напоминал автомобильное кресло серьёзного внедорожника – что, конечно, привело к появлению множества заголовков в прессе вроде «Императрица рулит» и «В командорской машине – Екатерина!».
Сердце государыни стучало сильнее ударных в песнях Беты.
Папенька вознёс над головой Екатерины прозрачную остроконечную корону, достойную самой Снежной Королевы. Ледяные кристаллы ослепительно сверкали на солнце. Императрице вдруг вспомнилось, что японцы считали хрусталь замёрзшим дыханием дракона.
– Дочь моя, Екатерина, – зазвучал мягкий, но торжественный голос Николая Константиновича из динамиков платформы. – Вручаю тебе эту корону – символ демократической монархии! Помни, что власть наша хрупка, как хрусталь. Она дана нам не Богом, а народом! Помни, что слово Романовых – крепче карбона. Помни, что император – не небожитель, как бы высоко его ни возносили приближённые.
Тяжёлая корона опустилась на русую голову двадцатишестилетней девочки.
– Будь достойным представителем нового поколения Романовых. Пусть державным в России будет только течение Невы, над которой мы находимся54! – возвысил голос Николай Третий. – Не самодержавие, а демократия есть палладиум России55! Я доверяю тебе лучшую страну на земле. Империя теперь в твоих руках. Позаботься о ней.
Проклятые никотиновые пластыри не работали.
А что, если очень, очень, очень быстро прикурить сигарету, сделать всего одну, самую маленькую затяжечку и тут же выбросить окурок в Неву? Никто и не заметит – все уставились на Катарину, восседающую на хрустальном троне.
Мелисса мелкими шажками, бочком, стала пробираться к краю платформы.